синяки, засохшая кровь. На портрете же я оставил лишь старые шрамы. Я был уверен, что завтра лицо Такера станет таким. Ведь я опять слышал мою мелодию.
Такеру портрет понравился:
– Забираю. Ты же сказал, что он готов, так?
– Да.
– Пока это лучший из моих портретов. Верно?
– Вы правы. Несомненно, что-то получилось.
– Ага. Что-то. Вот завтра и посмотрим, что именно. Но уже сейчас я уверен, ты вылечил мне руку и ногу. Они совсем не болят. Спасибо, Вилли!
–Это я должен вас благодарить.
– Ты? – Он посмотрел на меня озадаченно.
– Да, за Энни. Вы спасли её.
– Ах, да. Дьявол, я же всё забыл, пока спал, – он громко засмеялся.
Никогда не слышал смеха Такера. Он похлопал меня по плечу, забрал холст и, довольный, пошел было к двери, но вдруг остановился.
Только что улыбавшееся лицо посерело, словно он вспомнил что-то ужасное. Такер снова стал пристально рассматривать портрет. Потом посмотрел мне в глаза и сказал:
– Говоришь, получилось?
– Я не уверен, – пытался объяснить я.
– Молчи! Мне надоели твои отговорки. – Глаза его зажглись страшным злым огнем. – Я устал ждать. Если завтра ничего не произойдет, тебе, художник, крепко достанется. Готовься! И знай, ты – не Энни. Я тебя жалеть не стану. Как только я перестану верить в твой дар, ты просто исчезнешь. Сдохнешь, как крыса.
Глава 18
«Вилли, просыпайся и берись за дело», – это первое, что я услышал от Такера на следующее утро.
– Что случилось? – Я тер глаза и старался побыстрее проснуться.
– Вот деньги. Двести фунтов мелкими купюрами. Смотри, я кладу их на столе.
– Просто написать эту пачку?
–Дураком не прикидывайся! Нарисуй пачку в два, в три раза больше. Несколько пачек нарисуй. Понимаешь?
– Да, хорошо, сейчас.
– И шевелись давай. Я занял эти деньги до обеда. Чтоб закончил к двум часам!
Глаза Такера горели. Он ушёл, окрылённый близостью успеха. Что касается меня, я совсем не был в этом уверен. Нехотя я сел за холст и с тяжёлым сердцем принялся за работу. Пит принёс завтрак и застыл с подносом, зачарованно глядя на деньги. Я выставил мальчишку за дверь и собрался было перекусить, но вдруг почувствовал, как меня зовёт холст.
Он притягивал меня с чудовищной силой. Видимо, мне передалось воодушевление Волка. Я бросил завтрак и вернулся к работе. Часа через четыре, как обычно, хотел сделать перерыв, но вновь услышал мелодию. Она немного отличалась от «моей», но была такой же влекущей и будоражащей воображение. Я боялся её потерять, лишь пригубил воды и продолжил писать. Мелодия звучала всё отчётливее и громче Я рисовал и рисовал, пока не стал засыпать. Отложил кисти, упал на матрас и тут же уснул. Долго ли я спал, не знаю. Меня разбудил Такер.
– Да! – заорал он.
– Что там? – я тёр глаза.
– Смотри, на твоей картине денег намного больше, чем я принес. И на столе тоже!
Он радостно потрясал толстыми пачками денег. Казалось, бросится прыгать или танцевать от счастья. Я не верил своим глазам. Писал я, конечно, вдохновенно, но мелодия была другая, не моя.
Вдруг голос Такера изменился:
– Вилли! Черт тебя дери! Что с фунтами?
– Не знаю. Что-то не так?
– Это же фальшивки!
Дальше я плохо помню. Такер швырнул деньги мне в лицо. Я задрожал, понимая, что сейчас он убьет меня.
– Сэр, это только первая попытка, – тараторил я, собирая бумажки. – Вы говорили, что собирались уезжать на два дня по делам. Я не буду ни спать, ни есть. Я попробую написать по-другому.
– Попробуешь, щенок? – Такер схватил меня за грудки.
– Я сделаю всё, что смогу. Правда.
– Всё? А что же ты сразу «всё» не сделал?
– Не знаю. Я старался, и рано или поздно я пойму, что за сила мной управляет.
– Рано – это хорошо, но поздно… Ты хоть понимаешь, о чем ты говоришь?
Лицо Такера перекосилось от злости. Он наотмашь ударил меня по лицу. Я словно щепка отлетел к противоположной стене. Из носа пошла кровь. Я чувствовал ее солоноватый вкус и запах мокрых железных стружек. Мне оставалось только размазать кровь рукавом и молить Бога, чтобы Такер ушёл, и мои мучения закончились. Но Такер снова набросился на меня с кулаками, и я потерял сознание.
Придя в себя, нашёл на столе записку: "Вернусь через два дня. Не будет денег – убью!"
Я смотрел на покрытые синяками руки и, прислушиваясь к боли во всем теле, думал: "Такер точно убьет меня. Он взял деньги в долг, а я их, можно сказать, истратил".
Словно во сне, я подошел к углу, где сложил холсты, взял тот, что поменьше, и начал писать. На этот раз мелодия не заставила себя ждать. Та самая! Моя! Только рисовал я вовсе не деньги. Сам того не желая, написал мамино любимое кольцо. Не задумывался, зачем мне оно понадобилось. Через два часа работы я свалился без сил и проспал до утра.
Глава 19
Я сжимал кольцо в кулаке и вспоминал его на безымянном пальце маминой бледной руки. Что же теперь делать? Кольцо появилось удивительно легко, и мне казалось, что оно скоро сыграет решающую роль.
Довольно скромное, но украшенное рубинами. Центральный камень – очень яркий, сияющий. В нём будто полыхает огонь камина, только малинового и немного сиреневого оттенка. Мелкие камни, тоже рубины, намного темнее, но эти маленькие красные пятнышки эффектно смотрятся на объёмных линиях, которыми разлиновано кольцо. Они похожи на царапины, но мы, художники, называем их фактурными. Помню, мальчишкой я смотрел на кольцо и пытался сосчитать камни:
– Ма-ам! Три плюс три будет шесть?
– Да, сынок, правильно. А теперь прибавь большой камень. Сколько всего?
– Семь?
– Точно! Это счастливое число. Мне с ним часто везет, – отвечала матушка с такой нежной и теплой улыбкой, что верилось в волшебство, исходящее от кольца.
Почему-то я сразу запомнил и поверил, что семь – к счастью. Кольца с рубинами казались мне самыми красивыми. Но я не знал тогда, что красный – цвет влюбленных
В бурлящем беспорядке мыслей вдруг появилась ясная идея. Я вскочил и стал ходить взад-вперёд, боясь её упустить.
Пит принёс завтрак.
– Позови, Энни, – попросил я. – Мне нужно сказать ей кое-что. Возможно, она спасёт меня от гибели.
– Что-о?! – брови Пита удивлённо поднялись. – Как?!
Беда была в том, что я и сам точно не знал.
– Есть идея. Последний шанс. Позовешь?
– Да. Она принесет обед, тогда и зайдет.
– Нет, нельзя ждать! Важен каждый час, пойми! Сходи за ней, пожалуйста!
Пит согласился. Пока я