Егор опять приложился ухом к волчице. Дышит, ни дна бы ей ни покрышки! Еле-еле, но дышит. Егор плюнул с досады: не осталось ничего другого, как только тащить волчицу в деревню. Если и сдохнет, шкура всё равно не пропадёт, а бросать здесь – к утру от волчицы и костей не останется.
Прислонив ружьё к дереву, Егор сходил за лыжами, связал их, чтобы не разъезжались, и взвалил на них добычу. Оставшуюся верёвку разрезал на два конца, одним прикрутил волчицу к лыжам, а из другой сделал лямку. Теперь можно было трогаться, и, покурив на дорожку, Егор впрягся в лямку. Он не верил, что довезёт волчицу живой, но другого выхода у него не было. Выживет, значит, выживет, а на нет и суда нет.
Глава 17
То ли лоб у волчицы оказался таким крепким, то ли попалась никудышняя пуля, но волчица выжила. Правда, пуля так и осталась у неё в голове, но это никак не отразилось на волчице. Хуже получилось с лапой – капкан перешиб её, и пришлось накладывать лубки. Но все эти заботы давно прошли, и вот как быть дальше, Егор не знал.
Когда он приволок волчицу домой и сказал, что надо лечить её, и пришлось накладывать лубки, жена поднялась на дыбки. Заявила, что Егор совсем сошёл с ума. Лечить волчицу! Да она чуть не съела его, про Дымка и говорить нечего, а он – лечить! Но раз ему это втемяшилось, пусть лечит, только после-то что делать? А после, сказал Егор, сделаю конуру и пусть живёт. А что чуть не съела, так, если разобраться, сам виноват – выводок-то взял. У тебя бы взяли дочку, небось по-другому заговорила бы. Жена от таких слов заплакала, сказала, дожила, родной муж сравнивает её с какой-то волчицей, и чуть не ушла жить к матери. Егор еле удержал её. Доказывал, что не мог второй раз застрелить волчицу и Маша должна его понять. И потом, что в этом такого – волчица? Та же собака, только не лает. Так это даже хорошо. Вон Дымок, бывало, только и знал заливаться, сама же жаловалась, что спать не даёт.
В конце концов жена поддалась на уговоры, но велела посадить волчицу на другую цепь, потолще, а конуру поставить за дом, на огороде. Егор так и сделал.
Главное вроде бы решилось, но прижимало со всех боков. Во-первых, как прокормить волчицу? Ей на день подавай кило три, а то и четыре мяса, а где столько взять? Опять ходить попрошайничать по скотным дворам да по ветпунктам? Но приваживание, когда требовалось подкормить волков месяц-полтора, – это одно дело, и совсем другое – кормить постоянно хотя бы одного волка. Тут не могли выручить даже друзья мыловары, потому что ходить к ним, пусть даже раз в неделю, накладно. Семь километров туда, семь обратно, да ещё с грузом, – ног не напасёшься. Стрелять зайцев и ворон? Это сколько ж надо настрелять, если брать по зайцу в день!
Можно было, конечно, кормить волчицу через день, в лесу волки голодают и дольше, но для чего тогда, спрашивается, он тащил её из леса? Пусть бы там и голодала, коли ей так на роду написано.
Во-вторых, отношения с волчицей у Егора никак не складывались. Она жила у него в доме уже месяц, а глядела по-прежнему зверем. Из конуры почти не вылезала, а если и вылезала, то при виде Егора спешила снова спрятаться. Еду, которую он приносил ей, съедала ночью, а Егору оставалось лишь убрать за волчицей объедки.
Конечно, он не рассчитывал, что волчица привяжется к нему как собака, но и такой открытой неприязни не ожидал.
Думал, что как-нибудь поладят, хотя Егор и сам не знал, зачем ему нужно признание волчицы. Когда в лесу он решил отвезти её домой, у него и в уме не было приручать её, пусть бы она и выжила. Это желание возникло позже, когда он нянчился с ней, залечивая рану на лбу и сращивая лапу. Легко сказать, вылечить дикую волчицу, которая даже близко к себе не подпускает, так и норовит отхватить руку. Одна жена видела, как он мучился с ней. Но ведь вылечил! Тогда-то и подумалось: а что, как приручить? Ведь приручил когда-то Тимофей Бирюков своего волка.
Но самым больным был вопрос: что делать с волчицей дальше? Держать её в доме за здорово живёшь не имело смысла, но тогда куда девать? Ответ напрашивался самый простой: отпустить на все четыре стороны. Раз не приручается и кормить нечем, пусть идёт себе.
Но тут-то и начинались терзания. Отпустить ни за что ни про что волчицу обратно в лес?! Одна только мысль об этом казалась Егору кощунственной.
Отпустить, по его мнению, можно было кого угодно, хоть чёрта, но только не волка. От волков, кроме вреда, ничего. Жрать горазды, и жрут всех подряд, никому в лесу спасения нет. А скотины сколько режут? Ладно бы летом, когда скот пасётся, так и зимой разбойничают. И не уследишь – то через крышу во двор заберутся, то подкопают. Щель сделают – и в неё. Как только пролезают, дьявол их знает. У иных от этого вся шерсть на спинах вытерта. Убьёшь, а у него на спине проплешины, как будто на нём ездили. Вот и скажешь после этого – отпустить.
Нет, переступить через такое Егор не мог. Тогда вешай ружьё на стенку и определяйся, как хочет жена, на другую работу.
В общем неизвестно, как поступил бы Егор с волчицей, оставайся всё по-старому, но нежданно и негаданно события круто изменили ход.
Часть вторая – ЛЮБОВЬ
Глава 1
Ночами волчица выла.
Собака воет, и то тоска, а тут – волк. Тут – мороз по коже, а потому Егор предвидел, что рано или поздно в деревне начнётся недовольство: кому хочется каждую ночь слушать могильное волчье завывание? А вдобавок и собачье, поскольку деревенские собаки начинали сходить с ума, едва вой волчицы докатывался до них. Хорошо ещё, дом стоял на отшибе, и лишь ближайшие соседи Егора могли слышать вой. Но соседи разве не люди? Проснутся раз, проснутся другой, а потом скажут: делай, Егор, что хочешь, а слушать твою музыку мы не желаем. Ты нас с собой не равняй. Думаешь, если сам лесовик, то и другие?
Не думал так Егор и не хотел, чтобы волчица выла, и, как только она заводила свою пластинку, он выходил из дома и цыкал на неё. Но всякий раз не нацыкаешься, и в конце концов Егор дождался того, о чём всё время думал.
Утром пришёл Петька Синельников. Сосед – ближе нет, дома бок о бок стоят. Правда никакой такой дружбы у Егора с Петькой не водилось, скорее наоборот, но здороваться здоровались.
– Егор, у тебя совесть есть? – спросил Петька, не успев войти.
– Есть, – ответил Егор. Раз спрашивает человек, почему не ответить.
– А я так думаю, что нету. Если б была, ты не привязал бы эту волчицу. Чего она каждую ночь воет?
– А твоя собака не воет?
– Сказал тоже: собака! А то ты не знаешь, кто как воет!
Егор молчал. Петька был прав со всех сторон, но Петька, как всегда, лез нахрапом, а Егор этого не любил. Пришёл, давай поговорим по-человечески, а то сразу про совесть, как прокурор какой.