Лишь когда бокалы были ополовинены, я поинтересовался:
— Ну, рассказывай, что у тебя есть ко мне, кроме пива?
Юрка хитро ухмыльнулся — при его рыжей шкиперской бородке это смотрелось весьма своеобразно — и, поёрзав на табурете, поудобнее упёрся спиной в подоконник.
— От вас, провалившихся, есть определённая польза, — наконец изрёк он.
— Да мы вообще люди полезные во всех отношениях, — и не подумал обидеться я. Отпил ещё пива — холодное, это главное. Кстати, холодильник у Юрки тоже колдовской, как и у меня. — Или ты что новое нарыл?
— Нарыл. И совершенно случайно, — Юрка долил себе пива из бутылки в бокал и жестом предложил мне сделать то же самое. — Седьмая вода на киселе, но интересно…
Из его рассказа выходило следующее.
Пару недель назад на патрулировании познакомился он с одним парнем, из провалившихся. Ну, как «познакомился» — выехали на вызов, парня хотели порезать по пьянке. Дело вообще было милицейское, но дёрнули почему–то местный ОМОН. Разобрались, растащили, и пока писали протокол, у парня пошёл отходняк — трепаться стал так, что стены тряслись. Причём рассказывал про свой мир, не про этот — ну, всякое бывает. И в числе прочего ляпнул он интересную вещь — дескать, один его друг несколько лет назад клад нашёл в подполе деревенского дома. Там, у себя, в своём мире. Горшочек серебряных монет, царских времён ещё. Трёп–то шёл на тему «мне б этот горшочек сюда, я б жил — кум королю», да ещё и «под газом»… всё ясно, короче.
— Ты понял? — спросил Юра, сделав паузу.
Я понял. Я понял, мать его.
Если горшочек спрятан в царские времена — вполне возможно, что в этом мире он спрятан был тоже. А раз друг нашего провалившегося нашёл его всего несколько лет назад — значит, тут с большой вероятностью горшочек так и лежит в деревенском доме…
То–то Юра вспомнил об этом как раз тогда, когда речь пошла о чистом серебре…
По его глазам я уже видел — он видит, что я понял. Конечно, жить как «кум королю» с горшочка серебра не выйдет, но даже если реализовать такое количество чистого серебра официально, через Управу — это получится примерно как моё полугодовое жалованье в Патрульных силах. А если неофициально, например, в Гидрострое или Ладоге — то раза в два больше. И даже на двоих это выйдет нехило — а за такие дела надо браться минимум вдвоём, деревенский дом–то явно не в черте города.
Вопросов, на самом деле, всего два…
Где дом, в котором спрятан горшочек?
И кто ещё знает о кладе?
Причём оба вопроса серьёзные. Второй, пожалуй, даже важнее первого.
— Знаю, о чём думаешь, — Юра, внимательно и совершенно трезво поглядел на меня, долил себе пива, отставил пустую бутылку. — Слушали этот трёп двое, я и Горын. Но до дому парня вёл я, и именно там я переспросил, что за деревня. Горын вообще не проявил интереса, он пьяных насмотрелся не меньше, чем я.
Горына я знал шапочно — мрачноватый и недалёкий тип лет тридцати с небольшим. Надо сказать, он вообще интерес мало к чему проявлял — даже вроде по бабам не особо шлялся, хоть и жил один. Но зато отличный стрелок, и исполнительный — потому и попал в мобильную группу. Есть вероятность, что он действительно не придал рассказу значения… Строго говоря, Юрка его знает намного лучше, чем я, а значит — мнению его можно доверять. Тут вообще все друг друга знают — думаю, так было и до войны, когда народу в городе жило втрое больше. На одном конце чихнёшь, на другом скажут «будь здоров»…
— И что за деревня?
— Волково. Хорошее названьице, правда? Это на юг и потом в сторону от реки, примерно поровну. Всего километров двадцать. Дом приметный — напротив сгоревшей церкви.
Вашу мать, что ж меня эти волки всюду преследуют–то, а? Хоть фамилию меняй. А с другой стороны, деревня название не зря получила — волков небось в окрестных лесах было хоть отбавляй. Впрочем, почему «было»?
— На твоем «козелке»?
— А то. Я б иначе и не предложил… Ну как — ты в деле?
В деле ли я? Естественно, в деле! Именно с таким долбанутым, как Юрка, дело выгорит. Вот Юрец, знал ведь, что я соглашусь — засветил бы он иначе название деревни и ориентир? Да чёрта с два. Не зря мы с ним уже дважды за год выбирались на авантюры, хоть и попроще…
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— А то!
Мы стукнулись бокалами, и Юрка хлопнул на стол потасканную сложенную карту, явно довоенную — и где нашёл–то, а? Хотя, у них в мобильной группе чего только нет. Начальство–то у нас с ним по сути одно — Большаков, хоть и сферы чуть различаются.
— Вот, смотри, — Юрка ткнул пальцем в дорогу. — Выезжаем через южный КПП. Проблема у нас одна — проскочить военчасть и Пороги. Потом легче, — его палец переместился по карте. — Бор вроде пустует, за ним дорога уходит от реки. Там по пути всего одна деревня — Морозково. Лес и лес. Места глухие, люди туда сто лет не забирались.
— Юр, погодь, — прервал я приятеля. — Ты понимаешь, что туда без серебра и автоматики по–любому лучше не соваться?
Впрочем, Дьяченко ничуть не смутился. Улыбнувшись во весь рот, сдёрнул с подоконника газету — под ней оказался ни много ни мало «томми ган» — древний американский автомат.
Ни фига себе… хитёр монтёр. Такие штуки я в городе особо не вижу — судя по всему, их не так много. Хорошо живёт мобильная группа!
— Откуда такой раритет?
— Шутишь? Оттуда же, откуда твой «девятнадцать–одиннадцать». В железнодорожной охране они использовались в войну, ленд–лиз почти не шёл в боевые части. Так что на складах встречаются.
— Твой?
— Казённый. С правом ношения. Так что автоматика есть. Серебро в загашнике тоже найдётся, и ты ведь не пустой?
— Ну да, — что оставалось, кроме как согласиться?
— Так вот. Я прошерстил сводки, капитально прошерстил, в том числе отчёты Колледжа — известий о том, что в тех местах окопалось что–то нехорошее, нет. Это, само собой, не значит, что там чисто — но овчинка стоит выделки, однозначно.
Стоит, ещё как стоит… Конечно, сейчас не автобаны, но даже на скорости 20 километров в час — это около часа в одну сторону. Автомат, карабин, несколько пистолетов — все шансы есть. Если нормально проскочим «аномальную зону» на выезде из города — дальше будет опасно лишь зверьё. Могут быть оборотни, да — ну это зло уже привычное. Это не долбанутый туман на Болоте… «Козелок» у Юрки ухоженный, зверь машина, и пройдёт в любую попу мира. А тут и дороги есть — ну, условно есть, хоть по ним лет 30 толком и не ездили.
Так, стоп. Ещё один важный нюанс — чуть было не упустил за подкатившей эйфорией.
Все выезды — ну, почти все, через аномальные–то места точно — сопровождают колдуны. Даже не как ударная сила — хотя, как я погляжу, в нынешней поездке и без этого не обошлось, — а скорее как своеобразный «радар». Потому что, когда не знаешь, откуда прибежит или прилетит — и автомат, заряженный серебром, не факт что поможет. И никакие отчёты Колледжа задницу не прикроют.
— Юр, ты хочешь сказать, мы сунемся туда без смежников?
«Смежники» — словечко местное. Кажется, в советское время так называли работников одной сферы, но разных направлений. Строго–то говоря, смежники — это, скажем, я и Юра, но тут слово прилепилось именно к колдунам.
— А ты хочешь, чтобы вместе с нами поехал смежник? — откровенно издевательски ухмыльнулся Юрка.
Вот не хочу. Видимо, это заразно — потому что местные колдунов откровенно недолюбливают. Ещё бы — понять, что твои дети умеют то, что находится за гранью твоего восприятия… Тема «отцов и детей» в здешнем обществе раскрыта на все сто. Раскол между «стариками» (а точнее, довоенным поколением) и молодёжью вряд ли где–то ещё может быть настолько глубоким. Потому и колдуны в здешнем обществе стоят особняком — вроде и есть во всех сферах, и не обойтись без них, но вроде и народной любви к ним особо нет.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Теоретически, я вообще к здешнему обществу не отношусь, но подобное отношение — въедается в мозг. А может, я уже и часть этого общества — потому что ассимилировался, не как та же Вероника…
— Не хочу, — сказал я банальную фразу. Отхлебнул пива. — А есть варианты?