Читать интересную книгу «Пакт Молотова-Риббентропа» в вопросах и ответах - Александр Дюков

Присоединение Западной Украины и Западной Белоруссии к СССР проходило с соблюдением действовавших норм международного права и в соответствии с волей подавляющего большинства населения этих земель. Рассматривать эти действия как противоправные невозможно.

Вопрос № 15

Правда ли, что в 1940 году в польских городах Кракове и Закопане проходили «конференции представителей НКВД и гестапо» и действовала «совместная школа НКВД и гестапо»?

Заявления о том, что польские города Краков и Закопане были в 1939 – 1940 годах центром сотрудничества между НКВД и гестапо, приходится слышать достаточно часто. В Кракове якобы проводились совместные конференции по «борьбе с польскими повстанцами», в Закопанье – существовала совместная школа НКВД и гестапо. На самом деле это миф примерно того же свойства, что и подложенное «Генеральное соглашение между НКВД и гестапо». К сожалению, им достаточно активно пользуются политически ангажированные публицисты и недобросовестные историки как в Польше, так и в России. «Наиболее кошмарная в своих последствиях была III методическая конференция НКВД и гестапо, состоявшаяся 20 февраля 1940 г. в г. Закопане, – пишет, к примеру, польский священник Юзеф Дембиньский. – Немецкую делегацию возглавил Адольф Эйхман, а советскую – Григорий Литвинов. Принятые во время этой конференции постановления оказали чрезвычайно серьезное влияние на методы совершенного против польского народа геноцида»[109]. Ему вторит российская исследовательница Наталья Лебедева, утверждающая, что «в Закопане в декабре 1939 г. был создан совместный учебный центр служб безопасности и проходили переговоры ответственных чинов гестапо и НКВД»[110].

Сомнительность этих утверждений видна невооруженным глазом. Например, Ю. Дембиньский в качестве глав делегаций называет Эйхмана и Литвинова. Однако Эйхман в феврале 1940 года был всего лишь референтом «еврейского» отдела гестапо и к борьбе с польским подпольем ни какого отношения не имел. С Литвиновым же дело обстоит еще «хуже». Если ввиду имеется дипломат Литвинов, то его звали все-таки не Григорием, а Максимом, и никакого отношения к борьбе с польским подпольем он опять-таки не имел. А в органах НКВД на руководящих должностях не было ни одного человека с такой фамилией[111].

Советский дипломат Максим Литвинов никакого отношения к борьбе с польским подпольем не имел.

В феврале 1940 года Адольф Эйман занимал малозначительную должность референта «еврейского» отдела гестапо, и борьбой с польским подпольем не занимался.

Поиск первоисточника информации о «конференциях» НКВД и гестапо приводит нас к вышедшим в 1952 году в Лондоне воспоминаниям польского генерала Т. БурКомаровского, который со ссылкой на разведку польского подполья сообщает о том, что в Краков в марте 1940 г. приехала комиссия НКВД[112].

Однако здесь мы имеем дело с ошибкой разведки. В Краков действительно приезжала советская делегация, однако никакого отношения к НКВД она не имела. Это установил российский историк О. Вишлев, обратившийся к данным германских архивов: «29—31 марта 1940 г. в Кракове находились представители советской комиссии, но не какой-то «особой комиссии НКВД», как вслед за Бор-Комаровским утверждают некоторые западные и отечественные авторы, а советской контрольно-пропускной комиссии по эвакуации беженцев. Эта комиссия, как и аналогичная германская, была образована на основе межправительственной договоренности. Советская делегация состояла из трех человек: B.C. Егнарова, И.И. Невского (соответственно председатель и член Советской главной комиссии по эвакуации беженцев) и В.Н. Лисина (член местной комиссии). В задачи делегации входило обсуждение ряда вопросов, связанных с организацией обмена беженцами, и подписание с представителями германской комиссии соответствующего протокола»[113].

Таким образом, в Кракове действительно проходила советско-германская конференция, однако посвящена она была не вопросам борьбы с польским подпольем, а вопросам по обмену беженцами. Не выдерживает элементарной проверки и информация о существовании «совместной школы НКВД и гестапо в Закопане». Дело в том, что в 1939–1940 году в Закопане действительно имелась школа гестапо. Однако допускать в нее советских представителей никому и в голову бы не пришло: в этой школе проходили подготовку украинские националисты, которых планировали использовать против СССР.

Этот сюжет рассматривается в статье киевских историков Д. Веденеева и В. Егорова «Меч и тризуб. Заметки к истории Службы Безопасности ОУН»[114]. Если учесть, что Закопане – город маленький, то существование в нем одновременно двух школ гестапо – антисоветской и просоветской – просто-напросто невозможно.

Вопрос № 16

Правда ли, что уже в сентябре 1939 года Кремль спланировал включение в состав СССР стран Прибалтики?

В прибалтийской историографии и политической публицистике отмечаются активные попытки напрямую «привязать» инкорпорацию Литвы, Латвии и Эстонии в состав Союза ССР летом 1940 года к «Пакту Молотова – Риббентропа», нападению Германии на Польшу 1 сентября 1939 года и встречному вводу частей Красной Армии на территорию Западной Украины и Западной Белоруссии 17 сентября 1939 года[115]. Однако действительности это не соответствует.

Утверждения о том, что присоединение Прибалтики тщательно планировалось сталинским руководством за годы до обострения ситуации на европейском театре военных действий весной 1940 года и полностью оформилось в перечень задач незадолго до или сразу после заключения советско-германского договора о ненападении от 23 августа 1939 года, базируются, как правило, на весьма абстрактных рассуждениях о возрождении в СССР «имперской традиции и имперской идеологии, очевидно проявившей себя уже в 1935 году»[116]. Однако планирование территориальных приращений – это конкретная деятельность, а не введение в оборот некоторых риторических конструкций, касающихся обыгрывания «немецкой» и «прибалтийской» темы на историческом материале. Убедительных свидетельств кропотливой и последовательной работы советских стратегов и специалистов в 1935-1939 годах по территориально-политическому переустройству прибалтийского региона не существует. Наоборот, Кремль пытался извлечь дивиденды из сохранения «контролируемого суверенитета» Литвы, Латвии и Эстонии вплоть до мая 1940 года.

Договоры о взаимопомощи, заключенные в сентябре-октябре 1939 года Советским Союзом с прибалтийскими странами в условиях начавшейся Второй мировой войны, предусматривали размещение на их территории ограниченного контингента советских войск, что вполне устраивало Сталина.

“Мы не намереваемся затрагивать ни Ваш суверенитет, ни государственное устройство. Мы не собираемся навязывать Эстонии коммунизм. Мы не хотим затрагивать экономическую систему Эстонии. Эстония сохранит свою независимость, свое правительство, парламент, внешнюю и внутреннюю политику, армию и экономический строй. Мы не затронем всего этого”

Нарком иностранных дел СССР В. Молотов, 24 сентября 1939 г

Генеральный секретарь Исполкома Коминтерна Георгий Димитров во время Второй мировой войны.

Об этом свидетельствует, например, конфиденциальный конспект беседы генерального секретаря Исполкома Коминтерна Георгия Димитрова со Сталиным. «Мы думаем, что в пактах о взаимопомощи (Эстония, Латвия, Литва) нашли ту форму, которая позволит нам поставить в орбиту влияния Советского Союза ряд стран, – сказал тогда Сталин. – Но для этого надо выдержать – строго соблюдать их внутренний режим и самостоятельность. Мы не будем добиваться их советизации»[118]. И действительно, войскам были даны самые строгие инструкции, касающиеся поведения в отношении населения и властей прибалтийских стран. Контакты красноармейцев с местными жителями были ограничены, однако само их присутствие дало прилив сил левому подполью.

Размещение советских войск в Литве, Латвии и Эстонии вызвало далеко не у всех в этих странах восторженные оценки, но их официальные представители, в том числе и в своем узком кругу, вынуждены были признавать корректность поведения советской стороны и определенные выгоды от развертывания баз. Так, литовский посланник в III Рейхе К. Шкирпа в беседе с советским диппредставителем в Берлине А.Шкварцевым заявил, что «размещение русских войск в Литве произошло совершенно безукоризненно».