Я киваю. Он продолжает:
— Очень хорошо… — Питер открывает рот, будто собирается что-то добавить, но молчит. Как же я хочу, чтобы он сказал, что же я сделала не так прошлой ночью, что заставило его оттолкнуть меня. Может он сказать мне, где я облажалась? Может ли сказать, что я была разорвана на куски и собрана заново?
Я никому не позволяю приближаться ко мне. Держу на расстоянии вытянутой руки. Уже давно вокруг моего сердца возведена стена. В ней нет трещины или щели, где кто-нибудь мог бы проскользнуть. Поэтому я и не понимаю своей сегодняшней реакции. Мне должно быть все равно. В конце концов, я бы уехала и никогда не звонила. Я не хочу знать его, и чертовски уверена, что не хочу, чтобы он знал меня. Но… в моей броне появилась щель. Так и есть.
Я киваю, принимая молчание Питера как предлог, чтобы уйти. Я встаю и направляюсь к двери. Питер не поднимается. Он наблюдает за мной, как я подхожу к дверной ручке, и говорит:
— Сидни.
Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на него.
— Будь завтра здесь рано утром.
— Насколько рано? Для чего?
— Просто сделай, как я говорю. Встретимся здесь в семь утра.
Глава 8
На следующее утро я прихожу в кабинет Питера немного раньше. На мне джинсы и теплый свитер кремового цвета. В руке дымящийся кофе. С трудом поднимаясь по лестнице на второй этаж, я делаю глоток. В такую рань, в здании — тишина. Вряд ли тут кто-то есть. С каждой покоренной ступенькой, мой пульс учащается. Я чувствую унижение, и это не особо согласуется с моим настроением.
Я не собираюсь подавать виду, что Питер как-то влияет на меня. Таков план. Не особо выдающийся, но это лучшее, что я могу придумать в сжатые сроки и на несвежую голову. Я ворочалась всю ночь. Наконец заснула, когда уже было пора вставать. Ночи такие беспокойные. Добавим ко всему этому встречу с Питером, следующим утром, пустой кабинет Тэдвика, и я могла бы заплакать без всякой видимой причины.
Я открываю двойные двери, ведущие к офисам, и вижу Маршала, сидящего внутри. С облегчением вздыхаю. Слава Богу. Я не буду наедине с Питером.
Маршал смотрит на меня. Он одет как Берт из Улицы Сезам: полосатая рубашка и водолазка. Завершают наряд джинсы и белые кроссовки. Ему будто шесть лет.
— Ну, наконец-то, — ворчит он.
— Да еще даже семи нет, ты, дерганый комок нервов. Остынь, — я делаю глоток кофе и, прежде чем сесть в кресло, ставлю свою сумку на стол. Откидываюсь на спинку и расслабляюсь. Пока Маршал здесь, я могу справиться с чем угодно. Мной овладевает уверенность, а учащенный пульс замедляется до нормального состояния.
— Тем не менее, где же этот чудик?
— Прямо за тобой, — говорит Питер, проходя мимо с кучей книг и бумаг в руках. — Вставай, Коллели, и прихвати Маршала с собой.
Он прислоняется к двери кабинета и пытается вставить ключ в замок, стараясь не уронить все из рук. Это не срабатывает. Бумаги начинают разлетаться, а книги падают на пол.
Маршал не обращает на это внимания. Я жду, чтобы он помог открыть дверь, но когда понимаю, что он даже и не думает так сделать, встаю и иду к Питеру.
— Я открою, — беру ключи из его рук, и наши пальцы соприкасаются. Сквозь меня пробегает разряд электричества, который скручивает мой желудок. Черт бы его побрал.
Вероятно, ничего не почувствовав, Питер отступает.
— Спасибо, Сидни.
Я придерживаю открытую дверь и жестом пропускаю его вперед. Питеру не удается быстро дойти до стола — все продолжает падать из его рук. Бумаги и книги теперь повсюду. Я становлюсь на колени и начинаю все собирать и складывать на его стол.
— Что это?
Мне попадаются лекции, которые были прочитаны пару недель назад.
Маршал заходит и останавливается, смотря на нас, в одной руке у него мой кофе, в другой — моя сумка.
— Ты кое-что забыла.
— Спасибо, Маршал.
Он вешает мою сумку недалеко от двери и ставит чашку на свободную полку. Потом, останавливается и наблюдает за нами, ползающими на корточках, но даже не собирается помогать. Маршал просто смотрит, скрестив руки. Я бросаю на него взгляд со словами:
— Может, все-таки, поможешь?
— О, нет, думаю, вы сами прекрасно справитесь, — Маршал обходит нас и садится в кресло Питера.
Питер награждает меня взглядом, говорящим «он что, серьезно?»
— Не стоит тратить силы на схватку, в которой не сможешь выиграть — это все, что я могу сказать. Если бы он не обладал всеми полезными качествами, то не получил бы эту работу.
Глаза Питера встречаются с моими, и он кивает. Слишком долго его взгляд задерживается на мне, и я отворачиваюсь.
Когда все, наконец, поднято с пола на стол, Питер рассказывает, зачем же он нас здесь собрал.
— Когда Тэдвик умер, у него в офисе и дома остались различные бумаги. Это дала мне его жена вчера вечером, чтобы студенты повторно их не переделывали. Тут исследования, тесты, всякая всячина, которую надо разгрести и вернуть. Доктор Тэдвик уже прочел некоторые из них, но ему не удалось завершить проверку. Нам надо выяснить, что к какой группе относится и проставить оценки. Сегодня.
— Что? — жалобно спрашивает Маршал, — почему всё в последнюю минуту?
— Маршал, — предостерегаю я, но он меня не слушает.
— Нет, так не честно. Почему я должен тратить все свое утро на то, чтобы разгрести этот беспорядок? Не я же все запустил, и, кроме того, это не входит в мои обязанности, — с этими словами он складывает руки на груди.
Питер не реагирует, как я того ожидала. Он подходит к Маршалу, разворачивает стул так, что их лица встречаются. Одной рукой Питер держит спинку кресла, и опускается к Маршалу.
— Тебе нравится твоя работа? Хочешь ее сохранить?
— Да, но…
— Тогда делай, что тебе говорят. Отнеси эту стопку в кабинет Тэдвика и отсортируй ее. Когда закончишь, возьми дипломные работы, которые найдешь там же, и проставь оценки. Все понятно? — говорит Питер строгим низким голосом. Могу утверждать, что это ненормально. Черт, даже Маршалу показалось, что он получил выговор.
Взгляд Маршала опускается на пол, и он говорит: — Да, сэр.
Питер выпрямляется и бросает на колени Маршала стопку бумаг. — Иди. Дверь открыта.
Маршал забирает бумаги и уходит, не оглядываясь. Питер смотрит на меня и садится в свое кресло.
— Он всегда себя так ведет? Вчера такого не было.
На моем лице растягивается кривая улыбка.
— В большинстве случаев. Говорят, он умом восполняет то, чего ему не хватает в тактичности.