Читать интересную книгу Ритуал - Марина Дяченко

— Послушай, — сказал он проникновенно. — Этому камню много тысяч лет. Ты — девчонка, пигалица, песчинка, чешуйка… — он приостановился, подбирая слово, и Юте пришлось помочь ему:

— Скорлупка.

— Скорлупка, — согласился Арман, — Наглая, нахальная скорлупка с неистребимой тягой к неприятностям.

Юта часто заморгала:

— Знаете… Для дракона вы очень красноречивы.

Он онемел, а принцесса, воспользовавшись этим, поспешила добавить:

— Нет, я ничего такого не хотела сказать… Пожалуйста, разрешите мне ходить сюда самой. Пожалуйста. Ну, пожалуйста.

IV

Солнце — пастух без стада.

Утром — золото, вечером — медь.

И кажется, будто не надо

Ни вспоминать, ни жалеть.

Арм-Анн

Теперь она дни напролет проводила в подземелье. Арман удивлялся, но и был доволен — так он, по крайней мере, знал, что принцесса занята делом и не замышляет очередной каверзы.

Он наблюдал за ней, как за диковинным, попавшим к нему в клетку зверьком. Иногда он спускался вслед за ней в подземелье — без факела, невидимый — и подолгу смотрел, как она водит замурзанным пальцем по древним замшелым отметинам.

С людьми — с теми, кто живет в деревенских домах под соломенной крышей, городских кварталах под черепицей или королевских дворцах — у Армана были долгие и сложные отношения.

В самом нежном детстве он имел несчастье пристраститься к пороку — а то, что это порок, да еще ужасный, ему впоследствии объяснил вооруженный розгой дед. Причиной всему было волшебное зеркало.

Родичи Армана пользовались им по необходимости либо от скуки, но никогда — из любопытства. Арман извлек его из хлама, почистил и установил в своей комнате; тогда еще целое, ясное и послушное воле смотрящего, оно часами показывало мальчику картины чужой жизни.

Он был единственным ребенком в огромном замке; отец был горячо любим, но всегда угнетен и подавлен, деда же маленький Арм-Анн старался избегать.

Отец иногда ронял тяжелую ладонь ему на макушку, заставляя замирать от радости, и дарил мелкие ненужные вещи — камушки, пряжки. Дед занимался воспитанием внука — учил его и наказывал.

Стоя в огромном холодном зале, Арм-Анн до хрипоты повторял наизусть эпизоды из истории рода. Каждый урок начинался и заканчивался с перечисления многочисленных имен — пращуры тянулись перед глазами мальчика угрюмой нескончаемой вереницей.

Наверное, у каждого из предков была мать — в этом счастье последнему потомку было отказано. У предков были братья — те, с кем предстояло сразиться, возмужав. Арман был одинок с колыбели, и вся детская жажда общения досталась бездушному предмету — магическому зеркалу.

Зеркало нельзя было любить, но и наказывать оно не смело. Внешне безучастное, оно, развлекая, подсовывало малышу совершенно невероятные сведения.

Он видел, как орава мальчишек — а он не мог представить себе, что столько мальчишек может существовать на свете — зачем-то дразнит стайку других детей: он сначала принял их за странных мальчиков, и только потом услышал их истинное название — девочки…

Он смотрел, как делают сыр из овечьего молока, как степенно ужинает большое семейство, как пеленают младенцев, как обряжают мертвецов, как листают многослойные глыбы — книги… Те, в зеркале, были в чем-то мелочны и суетливы, но и многообразны на удивление — Арман не переставая удивлялся.

Так он удивлялся и в тот день, когда дед решил, наконец, полюбопытствовать, за каким же занятием проводит так много времени его единственный внук. Массивный подсвечник расколол зеркало, покрывшееся с тех пор сетью трещин, а Арман долго помнил последовавшее за тем наказание.

Много позже он понял, чем прогневил деда. Возможно, именно зеркало когда-то изувечило его драконью суть… Или нет? Может быть, несчастное стекло невинно пострадало?

И вот теперь Юта удивлялась и пугалась, глядя, как интерес в глазах ее тюремщика время от времени подергивается пеленой давних воспоминаний.

Очень скоро он извлек ее из ее уголка и усадил за длинный стол в комнате с камином — чтобы была перед глазами. Поначалу принцесса дичилась; потом привыкла и изо всех сил старалась держать себя по-светски.

Впрочем, после дня, проведенного за работой в клинописном зале, светские манеры сами собой забывались. Она молча уплетала лепешки — руки черные от пыли и копоти, щеки горят, глаза азартно поблескивают — будто не принцесса вовсе, а довольный жизнью рудокоп. Наевшись, исследовательница откидывалась в кресло и оттуда, из лоснящейся глубины, смотрела на Армана долгим интригующим взглядом.

Выдержав необходимую паузу, он спрашивал с деланным равнодушием:

— Что же?

Юта усилием воли опускала уголки губ, уже готовые радостно расползтись к ушам, и сообщала как бы нехотя:

— Я поймала символ, означающий «огонь».

Арману известно было, что символы «небо», «несчастье» и «отважный» уже «пойманы», изучены и тщательно перерисованы Ютой на стену у камина.

— Поздравляю, — говорил Арман серьезно, с трудом прожевывая вяленое мясо, — ты вычерпала из моря уже три горсти воды! Трудись, и дно обнажится.

Юта смотрела на него вызывающе и насмешливо, взгляд ее красноречиво говорил: посмотрим!

Правда, бывали дни, когда Юта теряла уверенность; глаза ее уже не светились вдохновенно, и к символам, уже нарисованным на стене у камина, не прибавлялось ни единой черточки. Поужинав, она сразу уходила на башню — высматривать освободителя в сгущающейся темноте.

Арман знал, что ночные бдения ее бесполезны. Давно охрипли глашатаи на городских площадях; давно вернулась в привычное русло жизнь в королевском дворце Верхней Конты, а в сопредельных странах размеренное течение будней и вовсе не нарушалось. Похоже, три королевства со спокойной совестью оставили Юту дракону.

Исследования Юты зашли в тупик, потом вырвались из него — были найдены символы «море» и «ужасный» — и опять застопорились, увязли в бесконечных хитросплетениях незнакомых знаков. Несколько поостыв, она снова проводила дни на башне, посвятив долгие часы разглядыванию пустой дороги.

И — странное дело! — вскоре она подметила, что и Арман занят тем же. Вылетая из замка в драконьем обличьи, он подчас пренебрегал охотой и дальними полетами, чтобы покружить над дорогами, будто кого-то высматривая… Похоже, появления освободителя он ждал с не меньшим, а скорее даже с большим нетерпением, нежели узница… А зачем, собственно?

Юта задумалась.

До сих пор сам процесс освобождения представлялся ей достаточно туманно — явится, мол, рыцарь, победит дракона в битве… А что значит — победит, и как это будет выглядеть?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});