Я сжимаю губы.
— Сынок, все эти деньги когда-то придут за тобой, — вновь начинает мужчина, и Вик смеется. Звук максимально далек от приятного.
— Послушай-ка меня, — он хватает своего отца за волосы, наклоняя его голову так, что его подбородок остается вскинутым. — Единственная причина, по которой я ненавижу свою мать больше тебя, так это то, что она ушла и бросила меня здесь с тобой. Ты самая настоящая мразь. Стоишь меньше грязи у меня под ногами. Единственная причина, по которой ты до сих пор жив — это то, что у меня есть свои моральные принципы, которого я придерживаюсь, так что даже моя неприязнь к тебе не сможет его нарушить.
— Моральные принципы? — с губ его отца слетает мерзкий смех, вырываясь из хватки, и пытаясь удержать равновесие, стоя на своих двух. Остальные же в это время образовывают широкий полукруг вокруг него, наблюдая, ожидая, пока Оскар трет пистолет носовым платком и засовывает обратно под рубашку. — Я знаю, чем занимаетесь ты и твои парни. Вы крадете и деретесь, курите и трахаетесь. Так чем же именно ты отличаешься от меня?
— Незнание ответа на этот вопрос и есть твоя проблема, — Виктор выпрямляется во весь рост и вытирает руки от крови о свои джинсы. Не от своей крови, разумеется. Он разворачивается в сторону, хмуро глядя на меня, и пробегает пальцы сквозь свои темные волосы. — Хаэль, Оскар, доставьте Бернадетт домой.
Мои ноздри раздуваются, и я пытаюсь не показывать, как я расстроена.
Если Вик решил, что отправил меня домой во благо, то он ошибается.
Он только что устроил мне ад на земле.
***
Тинга нету дома, что не может не радовать, а если бы он был, то я бы и шагу внутрь дома не сделала. Спала бы себе в лесу в маленькой розовой палатке, которую мне подарила бабушка на мое шестилетие. Да в обнимку с ножом.
— Непохоже, чтобы ты была счастлива находиться здесь, — Оскар вылез между сидений, а его фирменная деловая улыбка вернулась на свое законное место. Но сегодня я впервые заглянула глубже, увидела то, что делает его частью Хавок.
— Так и есть, — я хватаю свой рюкзак и спальный мешок, а Хаэль вылезает следом из машины и подходит, чтобы… открыть мне дверь. Какого хрена? Я скептически смотрю на него и вылезаю из машины. Создается ощущение, словно он продавец автомобилей, а я села опробовать новую модель.
Ему что-то нужно от меня.
Но знаете, он будет куда хуже продавца автомобилей, потому что я знаю, что может понадобиться продавцу авто. Я понятия не имею, что творится у Хаэля в голове.
— Что? — спрашивает он, вытягивая руку в приглашающем куда-то последовать жесте. — Мы заботимся о своих, Блэкбёрд. Успокойся. Я просто пытался быть джентльменом.
— Тогда перестань, — бросаю я, обходя его стороной, улыбаясь огромному татуированному засранцу, повернутому на автомобилях, своей лучшей улыбкой. — Я в подобном не нуждаюсь, да и тебя не красит.
Он смеется надо мной. Он всегда, черт возьми, надо мной смеется.
— Ладно, я понял, до скорого, Берни.
Хаэль садится в машину, и они с Оскаром уезжают, оставляя меня наедине с собственными демонами.
Какое-то время стою и пялюсь на ветхую постройку напротив, вздыхаю и направляюсь к входной двери.
Надеюсь, Памелла уже спит.
Но когда я захожу, то почти сразу замечаю ее сидящей на диване и поджидающей меня. То, что она по какой-то причине обращает на меня внимание, всегда заканчивается плохо. Я предпочитаю те месяцы, когда она даже ни разу не взглянет на меня.
— Где ты шлялась? — спрашивает она, поднимаясь с места и оглядывая мой наряд растерянным взглядом. Мой наряд сильно отличается от повседневной одежды, это уж точно.
— Тебе не плевать? — отвечаю вопросом на вопрос, а волоски на моей шее встают дыбом от звука въезжающей на подъездную дорожку машины. Я бы узнала эту машину из тысячи — она принадлежит Тингу. Моя кожа натягивается, словно я заперта внутри и мне никак не выбраться.
Может, Аарон был прав, и тебе стоило сбежать к бабуле? Может, ничего из этого не стоит того? Сколько страданий тебе еще придется перенести, чтобы достичь цели, Бернадетт?
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Но я разбита и сломлена. Я понятия не имею, как должно выглядеть счастье. Однако, есть Хизер, ее улыбка чем-то похожа на сверкающий солнечный луч. Она разбирается в таких вещах. Знает, что в жизни есть какой-то смысл. Мне просто нужно как-то спасти целый мир.
Входная дверь открывается. Я отказываюсь обозначать его любым из существующих местоимений. Это и есть это, и даже такая формулировка не способна точно передать его сущность.
Тинг. Монстр. Гаденыш. Дьявол.
Горло сжимается, и дышать вдруг кажется чем-то невозможным.
— Во что ты, блять, одета? — спрашивает он, смеясь тем смехом, которым бросается на меня, облепив мерзким ядом. Мне хочется зашить собственные уши, лишь бы это прекратилось. Просто для того, чтобы я больше не слышала его поганых слов. — Выглядишь, как одна из тех дряхлых сучек на вечере бинго.
Найл Пенс, ака, Тинг, ака, мой отчим, приближается ко мне и хватает за задницу. Рефлексы, заложенные внутри, будучи остры, как бритва, срабатывают мгновенно. Я больше не та маленькая девочка, над которой он издевался многие годы.
Выбрасываю локоть прямо ему в живот, и он складывается пополам, пока моя мать громко втягивает воздух.
— Не смей распускать руки на своего отца! — кричит она, сжимая в руке свой жемчуг, и встает на его сторону. Она всегда на его стороне.
Она не поверила Пен, когда моя сестра попросила о помощи. Она — одна из причин, по которой Пенелопа оказалась мертва. Мои глаза сужаются до щелок, и яд плавно слетает с моих губ.
— Этот псих мне не отец! — кричу я в ответ, ненавидя, то, как сильно тряслись мои руки. Соблазн взять нож с кухни и всадить ему в грудь слишком велик. Я уже думала об этом ранее, мысль стала почти навязчивой.
Но я… была в ловушке всю свою жизнь, так или иначе.
Заперта в клетке.
Последнее, чего мне бы хотелось, это закончить в тюрьме, бросив Хизер с этой сукой, которую мы называем мамой.
Хавок. Хавок. Хавок. Теперь у меня есть Хавок, и все, что они могут у меня попросить, будь то секс, фальшивая помолвка, насилие, все будет того стоить.
— Не смей со мной так говорить, ты, маленькая сучка, — рычит Тинг, заводясь, также как он делал тысячи раз до этого. Тинг начал избивать меня до полусмерти с того момента, как стукнуло три месяца со смерти моего отца. Я более чем уверена, что у него с моей матерью закрутилось задолго до этого.
Он хотя бы не насиловал меня. Он пытался. Бесконечное количество раз. Но я не позволяла этому случиться. Ни одного, блять, раза. И с этих пор мы и собачимся.
Я стала совсем другим человеком. Совершенно другим.
Мой правый кулак взмывает прямо Найлу в лицо до того, как он успевает схватить меня за волосы, как он обычно и делал, после чего швырял меня о стену и ломал нос.
Сегодня, похоже, что я сломаю его нос, даже если ради этого придется отсидеться в обезьяннике пару дней. Он может и коп, но мне все еще семнадцать лет и я знаю, что ему приносит удовольствие вот так играться со мной, чтобы надолго оставить.
В последний момент я передумываю.
Если я ударю его, попаду в тюрьму, что тогда случится с Хизер? Что Хизер сможет сделать в одиночку, чтобы защититься? Я должна была защищать Пен. Конечно, она была моей старшей сестрой, но мы могли бы вместе противостоять Тингу. Прикрывать друг друга.
Но она выбрала страдать в тишине. И сейчас ее не стало.
Наша мать не поверила ей, когда та попросила о помощи, как и тот ублюдок из социальных служб. Они прозвали ее лгуньей. Сказали, что она делает это только чтобы привлечь внимание.
Не обращаю внимание на ком в горле и отвожу запястье. Желание слепо отомстить находится ниже моего желания уберечь сестру, биологическую дочь Тинга, единственного человека, которого он, по идее, должен безоговорочно любить.