больше не буду работать на бахче. Ищи нового работника. По правде говоря, я сначала хотел смириться, но потом понял, что не смогу. Мы вместе столько лет сажали арбузы, но сегодня я должен уйти. Извини!
Лао Люгэ удивлённо посмотрел на него и, сжимая в зубах трубку, сказал:
— Да ты с ума сошёл…
— Мне действительно надо уйти. Сегодня я возвращаюсь в деревню, — ответил ему Сю Баоцэ.
Лао Люгэ сидел на земле с разочарованным видом. Он наконец понял, что Сю Баоцэ принял окончательное решение.
— У Ли Юй есть замечательные строки: «Наши поезда идут в разные стороны, значит, нам не по пути…» — продолжал Сю Баоцэ.
— Давно ли ты собирался мне сказать об этом?! — проговорил Лао Люгэ дрожащим голосом.
Из его глаз скатились две мутные слёзы… Вдруг он поднял голову и, размахивая руками, произнёс:
— Приходи, Баоцэ! Если будут какие-то неприятности, найди меня!
Сю Баоцэ ушёл. Через месяц он вместе с другим человеком стал ухаживать за виноградником на берегу моря. Гуамо часто заходил навестить старика, и они, как в прежние времена, ночевали в хижине, варили в полночь рыбный суп…
Однажды вечером Гуамо лежал в хижине, положив ноги на спину Сю Баоцэ. Он всё тише и тише напевал себе под нос какой-то мотив и наконец совсем замолчал. Через некоторое время мальчик сказал Сю Баоцэ:
— Я очень скучаю по бахче…
— Соскучился по арбузам, Гуамо? — засмеялся Сю Баоцэ.
Гуамо сел и стал смотреть на безграничное звёздное небо, а потом упрямо покачал головой:
— Я скучаю по пруду… Чистая правда, скучаю!
Сю Баоцэ ничего не ответил.
Стояла прохладная ночь, дул ветер, заставляя шелестеть листья виноградника… Сю Баоцэ тихонько сказал самому себе:
— Винограднику тоже не помешал бы пруд, начну-ка его копать…
У Гуамо загорелись глаза:
— Разве для того, чтобы выкопать пруд, не потребуется много человек? Мы вдвоём сможем?
Сю Баоцэ кивнул в ответ. Гуамо, улыбаясь, сказал:
— Я очень скучаю по тому пруду…
На следующий день спозаранку старик с мальчиком выбрали место под пруд. Земля была твёрдой, в ярко-красном свете зари, согнувшись с лопатами в руках, они начали копать…
Май 1983 года,
Цзинань
Лю Чжэньюнь 刘凑云
Деревня Тапу[11] 塔铺
(перевод Катерины Завертайло)
1
Девять лет назад я демобилизовался и вернулся домой. По словам моего отца, я растратил впустую всё четыре года: не вступил в партию и не получил повышения в звании, кроме густой бороды на щёках, в моей жизни больше ничего не изменилось. С другой стороны, дома тоже всё было по-прежнему. Только два моих младших брата вдруг вытянулись и стали одного со мной роста, их лица были усеяны прыщами, а тела преисполнены энергией молодых жеребцов. Ночью из комнаты отца донёсся глубокий вздох. Всё трое сыновей ростом по пять чи[12] достигли того возраста, когда уже могут просить отца найти им невесту. То был 1978 год, второй год после учреждения системы единого государственного экзамена для поступления в высшие учебные заведения, и я хотел попытать счастья. Отец не согласился и сказал: «Солдатом так и не стал, а если начнёшь учиться, то, думаешь, поступишь? Видно будет…» Мы вернулись к этому вопросу, когда в средней школе нашего посёлка начались подготовительные курсы и нужно было заплатить сто юаней. Мама поддерживала меня: «Если вдруг…»
Отец спросил: «Когда вернулся, сколько принёс с собой денег?»
Я ответил: «Сто пятьдесят юаней».
Отец смачно сплюнул в сторону: «Что хочешь, то и делай. Бери свои деньги, нам от тебя ничего не надо, но и своего добавлять не будем. Поступишь — твоё счастье, не поступишь — не жалуйся».
Вот так я и попал в среднюю школу на подготовительные курсы.
Наша группа была специально организована для молодых неженатых людей, которые разменяли третий десяток и всё ещё хотели поступить в университет. В группе оказалось много знакомых, среди которых были бывшие одноклассники. Поскитавшись по свету, мы всё снова собрались. Наша встреча была тёплой и сердечной. Среди нас было также несколько молодых абитуриентов, которые не поступили в 1977 году и теперь вновь записались на подготовительные курсы. Учитель собрал этих учеников вместе на спортплощадке, и, присев на корточки, они провели короткое собрание, во время которого проверили постельные принадлежности каждого и мешочки для лепёшек. Так был основан наш класс. Нашей группе нужен был староста, который бы собирал домашние задания, следил за дисциплиной и так далее. Учитель посмотрел на меня и назначил меня на эту должность, объясняя это тем, что в армии мне уже доводилось бывать помощником командира отделения. Я начал торопливо объяснять, что тогда в мои обязанности входило только кормить домашний скот, но учитель рассеянно отмахнулся: «Ничего-ничего, сойдёт…»
Затем началось заселение в общежитие. Парни обосновались в одной огромной комнате, а девушки — в другой, отдельная же маленькая комнатка полагалась старосте группы. Однако в этом году людей было много, поэтому ко мне подселили ещё троих одногруппников. Поселившись, мы всё ринулись во двор производственной бригады и стали набирать охапками солому, чтобы смастерить себе ложе. В мужской части общежития парни перессорились, пытаясь отхватить себе угол. А в нашей маленькой комнате одногруппники добровольно уступили мне как старосте место у стены. К вечеру мы всё четверо познакомились. Ван Чуаню было за тридцать, и когда-то мы вместе ходили в школу. Он был круглым двоечником, а теперь вдруг тоже надумал взяться за учёбу. Второй мой сосед был низеньким молодым человеком, который всегда носил широкий кожаный пояс. В детстве его называли «Мо Чжо», что в переводе с юйбэйского диалекта означало «коротышка». А ещё с нами был симпатичный молодой парень по кличке «Грызун».
Всё укутались в одеяла и никак не могли уснуть, потому что были необычайно взволнованы новой встречей. Тогда каждый начал рассказывать о том, что его побудило записаться на подготовительные курсы. Ван Чуань сказал, что изначально не собирался присоединяться к компании, кроме того, у него уже были жена и двое детей, какая уж там учёба? Но куда ни подайся, везде царят лихие нравы: корыстолюбивые и алчные чиновники всячески издеваются над беззащитными и слабыми, поэтому он решил всё-таки отправиться на курсы. Если поступит в университет, а после станет каким-нибудь начальником уезда, то уж он-то им покажет! Мо Чжо признался, что он не собирается стать чиновником, а только лишь не желает в поле работать. Можно же с ума сойти, если целый день на солнцепёке жать пшеницу! Белолицый