– Огнянникова – товаровед райпо? – уточнил Антон.
– Так точно. Анна Леонидовна. Ее дома не оказалось. Тогда Хачик вспомнил Тосю Стрункину. Та, покупая у него сапоги, «строила глазки». И потопал к ней. Дальше все, как Тося рассказывала…
– О Головчанском Хачик нового не сказал?
– Нажимает на то, что Александр Васильевич самым бессовестным образом вымогал деньги. Ну это понятно: старается групповое хищение по предварительному сговору перевернуть на вымогательство взятки, чтобы из воды сухим выйти. А вот насчет Крыма интересная новость есть. В Николаевке живет отец Хачика, Геворк Тигранович Алексанян. Работает завхозом в пансионате «Солнечный». В августе прошлого года Головчанский целый месяц у него дома отдыхал, а нынче в пансионат собирался.
Бирюков повернулся к подполковнику:
– Вот он, посредник!
Гладышев сразу повеселел:
– Да, вроде намечается… Надо немедленно послать телеграмму в Николаевский отдел милиции, чтобы побеседовали с Геворком Тиграновичем.
На столе подполковника проурчал телефон. Гладышев ответил и протянул трубку Медникову:
– Тебя, Борис, спрашивают. Из больницы.
Медников разговаривал не дольше минуты. По его отрывочным фразам Бирюков догадался: произошло что-то серьезное. Закончив разговор, судмедэксперт хмуро сообщил:
– «Скорая помощь» доставила в больницу Максима Марковича Пятенкова с острым отравлением.
– Старика, которому Головчанский оставил ключ от своей дачи? – удивился следователь Лимакин.
– Его… Подняли без сознания у ларька, где стеклопосуду принимают.
11. Опять гранозан
Пятенков лежал в одноместной палате. Укрытый до подбородка белой простыней, он походил на худенького подростка, и только морщинистое, небритое лицо выдавало возраст. Глаза старика были закрыты, а дыхание настолько слабое, что Антону Бирюкову, когда он вместе с судмедэкспертом и следователем зашел в палату, показалось, будто Максим Маркович мертв.
Медников приподнял простыню и обхватил пальцами запястье старика, чтобы нащупать пульс. Старик открыл глаза и заплакал.
Конец ознакомительного фрагмента.