Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А кто о вас заботился после?
— Бабушка. Заставляла меня ходить в школу еще пять лет. Но потом и она заболела, еды в доме почти не было, и она продала меня Амалику.
— А сестра?
Даниил опять немного помолчал. Да, придется и про это рассказать.
— Помните, ей было всего пять лет. В ту ночь она умудрилась убежать от соседей. Никто не знает, сколько времени провела она у крестов, пока ее не нашли и не забрали домой. Она стала кричать во сне. Потом отказалась выходить из дома. А когда пытаешься ее заставить, истошно вопит, вся синеет и цепенеет, будто мертвая. И потом несколько дней совсем больная. Ну, мы и сдались. Она всегда росла слабенькой, плохо ела. Мне кажется, сестра все забыла, но бесы все равно ее не оставляют. Она так никогда и не выходит из дома.
Он остановился, не зная, что сказать, как объяснить им про Лию.
— Она такая добрая и нежная, — добавил он, застенчиво взглянув на Мальтаку, и удивился — в глазах девочки блестели слезы. Даниил поспешно отвел взгляд.
С самого начала рассказа Иоиль не произнес ни слова, сидел, уставившись куда-то в пространство. Он, казалось, мгновенно повзрослел. Его еще недавно полудетское лицо вдруг посуровело, стало почти взрослым. Внезапно он встал на колени, наклонился — в коридорчике совсем мало места. Даниилу видно — согнутые плечи напряжены, губы дрожат.
— Даниил, — задыхаясь, проговорил он. — Я тоже хочу связать себя клятвой. Клянусь Небесами, я отомщу за твоего отца! Обещаю! Буду бороться до самой смерти!
Изумленному такой страстностью Даниилу внезапно стало ужасно стыдно — он же не хотел, это нечестно, он не может привлечь Иоиля на их сторону такой ценой.
— Нет, нет, Иоиль, это не твоя битва.
— Нет, моя! Моя и всех остальных иудеев. Твой отец — один из тысяч, павших от их рук. Мы должны — обязаны — все силы положить, чтобы освободить нашу страну.
Если он этого хочет, тогда задача Даниила выполнена. Он ведь за тем и пришел в Капернаум. Но все-таки его гложет сомнение. Оторвать Иоиля от изучения священных текстов, вытащить из надежного мирка — туда, в полную опасностей тьму его собственного мира?
Така поняла колебания юноши. В смятении притулилась она к стене, с ужасом глядя на брата. Нет, не только с ужасом — с гордостью.
Иоиль повернулся к сестре:
— Ты же понимаешь, Така, иначе нельзя. Не могу я с головой зарыться в книги, когда такое происходит. Ты должна понять. Мы всегда все понимаем одинаково.
Така, стараясь побороть страх, подняла глаза на брата. Теперь Даниил видел — близнецы неразрывно связаны. Девочка резко, с шумом выдохнула.
— Да, — голос больше не дрожит, — я понимаю. Будь я мальчиком, тоже бы поклялась.
Внезапно жар, сжигавший брата, бросился в лицо сестре:
— Что мешает мне поклясться? Разве девушка не может отдать жизнь за свою страну? Разве Девора[37] и царица Есфирь[38] не служили Израилю? Я тоже клянусь! Я буду помогать вам!
— Нет, — ревниво вырвалось у Даниила. — Это мужская клятва! Она не для смазливых девчонок.
Лицо Мальтаки побледнело.
«Что же я наделал, — проклинал себя Даниил. — Как же я такое сказал?»
Но Иоиль немедля встал на защиту сестры:
— Тогда давайте поклянемся снова. Все трое вместе. Мы клянемся бороться за свободу Израиля и за… за… за…
— За Божью победу, — закончила за брата Така. — Помнишь условный знак Маккавеев?[39]
— Да! Да! Давайте поклянемся вместе. Прямо сейчас — на Книге Еноха. Что может быть лучше? Положите руки на мою руку, вы оба. Клянемся бороться вместе. Все втроем. За Божью победу!
Девочка без промедления положила ладонь на руку брата и повторила:
— За Божью победу!
Оба в ожидании смотрели на Даниила. Все трое, так Иоиль сказал. Он, всегда бывший один, вдруг оказался внутри их круга. С болезненным усилием юноша наклонился, положил свою руку на руку девочки, почувствовал хрупкую кисть под своей огромной ладонью.
— За Божью победу! — у него перехватило горло. Он быстро откинулся назад, в тень, боясь, что они увидят его лицо. Но нет, оба слишком взволнованы, им не до него.
— Теперь надо решить, как действовать, — торжественно произнес Иоиль. — Завтра вечером я принесу…
— Завтра суббота, — напомнила Така.
Иоиль задумался:
— Мы все равно можем прийти. Закон не возбраняет навещать больных в субботу.
— Но мы не сможем ни снять старую, ни наложить новую повязку.
— Неважно, — перебил ее Даниил. — Рана уже почти зарубцевалась.
— Я принесу еды перед закатом, — пообещала Така. — Ее хватит до исхода субботы.
— Давайте составим план, — продолжал Иоиль, все еще охваченный восторгом своего решения. — Когда ты окрепнешь и сможешь вернуться в горы, я пойду с тобой.
— Нет, — возразил Даниил. — Рош не этого хочет. Ему нужен свой человек в Капернауме. Так что тебе лучше остаться в школе.
Он заметил — несмотря на только что произнесенную клятву, Иоиль испытывает немалое облегчение. Однако вслух мальчик произнес:
— Я был готов уйти из школы. Правда-правда. Я на все готов.
— Тогда оставайся в школе. Еще не настало время открытой борьбы. Нам надо ждать и готовиться. У Роша на тебя свои виды. Я точно не знаю какие, но он пришлет тебе весточку.
— Ты уверен?
— И не сомневайся.
— Тогда надо придумать условный знак. Если ты принесешь весточку от Роша или тебе опять надо укрыться от римлян, помни — в стене есть проход, там, где коридор выходит в кладовую. Через него раньше мешки с зерном втаскивали, он узкий, но человек может пролезть — по крайней мере, я пролезал. Я позабочусь, чтобы дверца никогда не запиралась на щеколду. Просто толкни — и она откроется. Никому и в голову не придет, что ты здесь.
— А как тебе подать знак?
— Я и об этом подумал. Нарисуешь снаружи на стене…
— Лук! — воскликнула Така. — Помнишь, как в песне Давида, мы ее читали вчера.
— Медный лук! — Даниил был страшно доволен: Така помнит этот отрывок. — Прочтешь нам еще разок, Иоиль?
— Я не принес свитка, но, скорее всего, помню наизусть, — мальчик откинулся к стене и начал:
Ибо кто Бог, кроме Господа,и кто защита, кроме Бога нашего?Бог препоясует меня силою, устрояет мне верный путь;делает ноги мои, как оленьи, и на высотах поставляет меня;научает руки мои брании мышцы мои напрягает, как медный лук[40].
— Не может же он и впрямь быть из меди, — недоумевал Даниил. — Самому сильному силачу не согнуть медного лука.
— Он, должно быть, просто из металла, — предположил Иоиль.
— Нет, — заговорила Така. — Мне кажется, это настоящая медь. Я думаю, Давид говорит про лук, которого человеку не согнуть, — но Господь дает силы свершить невозможное.
— Наверно. Ну и воображение же у тебя, Така! — Иоиль снова стал читать нараспев песню Давида.
Ты даешь мне щит спасения Твоего…[41]
— Ой, — в ужасе перебила его девочка. — Я вспомнила, отец хотел, чтобы я играла сегодня перед гостями.
— Тогда надо идти, — отозвался брат, поспешно поднимая свиток с Книгой Еноха. — Отец любит, когда Така играет на арфе, — объяснил он, видя изумление в глазах Даниила.
Юноша поглядел на Мальтаку:
— Никогда в жизни не слышал арфы.
— Тогда я завтра принесу, поиграю тебе, — пообещала она. — Нет, не завтра… завтра суббота. Но я не забуду.
— Оставить плошку, Даниил?
— Не нужно, я привык к темноте.
Они вылезли из коридорчика. Свет мигнул и исчез. Издалека донесся тихий, еле слышный шепот: «Спокойной ночи, Даниил». Он не ошибся, он и вправду слышал слова.
Юноша лежал в темноте, ему казалось, вокруг разливается блаженное тепло и яркий свет. Все втроем, так Иоиль сказал. Все трое вместе. И Така тоже не против него.
Научает руки мои брани и мышцы мои напрягает, как медный лук…
Ему виделся этот сверкающий лук, который собственной силой не согнет ни один человек.
Внезапно он очнулся от мечтаний. Он же получил от Иоиля ответ на свой вопрос — тот, за каким приходил. Значит, пора возвращаться. Уже два дня, ничего не говоря брату с сестрой, Даниил проверял, окрепли ли мышцы, вышагивал взад-вперед по узенькому коридорчику. Иоиль, конечно, попытается его отговорить. Лучше покинуть убежище, не прощаясь.
Они в ужас придут — ушел в субботу, когда разрешено проходить не больше двух тысяч локтей[42]. Но Закон писан для богатых и ученых, а не для бедных. За свою жизнь он уже столько раз нарушил Закон, что теперь поздно — все равно нет прощения. Что за дело, одним правилом больше, одним меньше?
Поближе к утру, когда весь дом еще спал, Даниил выполз из коридорчика. Нащупал пальцами задвижку, маленькая дверца открывалась внутрь. Протиснулся в узкое отверстие, очутился на улице. Поднялся на ноги — предстоял долгий путь к горам.
- Неугомонные бездельники - Геннадий Михасенко - Детская проза
- Клад-озеро - Николай Чебаевский - Детская проза
- Трах! - Мелвин Берджес - Детская проза
- Черные глаза - Сергей Буркин - Детская проза
- Птичий глаз - Наталья Дурова - Детская проза