сюда! — позвал кожаный Петю.
— Слушаю, дяденька.
— Ты чей будешь? Мать, отец есть?
— Сирота я дяденька. — жалостливым голосом ответил Петя.
— Погодь, я тебя где-то видел… Вспомнил! На фотографиях, здесь, в этом доме! — торжествующе, словно поймал шпиона произнёс комиссар.
— Не помню, дяденька. Может и здесь жил, может ещё где. Как колчаковец шашкой по голове ударил, так и не помню…
— Хм… Вот звери, дитё, и шашкой. — задумчиво проговорил Дмитрий Иванович, разглядывая свежий шрам на щеке Полипова. — Вообще всё забыл?
— Нет, как читать, писать, считать — помню. А кто я, откуда и что было неделю назад и всю жизнь — нет.
— То, что грамотный — хорошо. Пойдём в дом, покажешь, что знаешь и умеешь. А там и решим — как быть.
Так у Петра Полипова началась новая жизнь и судьба. Дмитрий Иванович не бросил грамотного мальца, отправил его в Москву, там пристроил в семью, к своим знакомым, а после окончания Петром школы — пристроил в военное училище, учиться на комиссара. Анкета у Петра была блестящая. Так как родителей он, якобы, не помнил, в документах написали, что социальное происхождение Петра — из пролетариев, не забыв упомянуть ранение, полученное в боях с колчаковцами.
В военном училище Петя познакомился с дочерью бывшего военспеца — Катенькой. Милой, хорошо воспитанной девушкой. Её родители поворчали, но на брак согласились, выбора особого в общем и не было. Через год, у молодой пары родился сын, Петр настоял, чтобы мальца назвали Вениамином. Всё же память о матери, несмотря ни на что, оставалась жива.
Давид Иосифович помог и с распределением, молодого выпускника сразу взяли в аппарат корпуса, правда «мальчиком на побегушках», но всё же. Через несколько лет Петру удалось перебраться в политуправление Ленинградского военного округа. И тут карьера застопорилась, вытеснить со своих мест бывалых начальников и руководителей, Полипову было не по силам. Оставался один выход — пойти в войска и уже оттуда, бывалым, повидавшим трудности войсковой жизни, двигаться выше по карьерной лестнице. Но, любая воинская часть не подходила, нужна была лучшая, чтобы в ней без проблем отслужить пару лет, а потом, на волне достижений воинской части, подниматься выше, лучше всего сразу в Москву, в ГлавПУР. Пусть даже опять «мальчиком», принеси — подай — пошёл на фиг — не мешай.
Немного мешала самая малость. Как-то раз, году в 1928–1930, в квартиру, в которой жила молодая семья Полиповых, постучался неизвестный гражданин, в дорогом, импортном костюме, и вообще, мало похожий на советского гражданина. Гость представился инженером, приехавшим из Америки и помогающим молодой стране Советов с проведением индустриализации. Убедившись, что Пётр Петрович дома один, один чистым, без акцента голосом сказал:
— Танцуйте, Пётр Петрович! Вам письмо!
— От кого?
— От матушки Вашей. Видите, не забыла она про Вас, и, как обещала, с первой оказией весточку то и отправила.
— Давайте! — требовательно протянул руку Полипов.
— Ну и намаялся я, пока Вас нашёл. — ответил гость протягивая запечатанный конверт.
Петр взял письмо и автоматически поднёс к лицу. От конверта пахло мамой и детством. Он взял нож и вскрыл конверт, вчитываясь в знакомый почерк. Мать коротко рассказывала о своих скитаниях по свету, что они с Генрихом наконец нашли себе место в жизни и сейчас проживают в Вашингтоне. В конце она попросила оказать посильную помощь гонцу, так как он и впредь будет оказывать помощь в переписке матери с сыном.
Петр поднял глаза на визитёра и спросил:
— Чем я Вам могу помочь? Сразу скажу, никакой военной тайны я передавать не собираюсь.
— Что Вы! Какие могут тайны! Я всё понимаю. Мы будем изредка встречаться, беседовать, я ведь тоже из эмигрантов, а здесь приходится изображать из себя американца. Будем изредка встречаться, отдыхать в ресторанчиках, беседовать. Так с того дня и повелось. Раз в полтора — два месяца они встречались и беседовали… Пётр Петрович был уверен, что говорили обо всём и ни о чём. Ему очень нравился собеседник и он даже скучал, когда встретиться не удавалось.
Явление
В хвосте самолёта разместились местные партийные и хозяйственные руководители. Буквально сели «на хвост» Льву Захаровичу, уж очень торопились домой. Разговоры среди них давно стихли, похоже, что сон сморил.
Неожиданно, из кабины пилотов вышел штурман, подошёл к Мехлису начал трепать за плечо и, перекрикивая шум двигателей, принялся будить московского начальника:
— Товарищ Армейский комиссар! Товарищ Мехлис! Проснитесь! Командир просит пройти в кабину.
— Что стряслось? — Мехлис открыл глаза и начал подниматься из кресла. — Северное сияние? Ещё один Тунгусский метеорит? Второе пришествие?
Последний вопрос прозвучал тихо, Мехлис словно задал его себе. Пройдя в кабину, Лев Захарович замер пораженный феерическим зрелищем, и даже слегка приоткрыл рот. Даже подлетая к Москве не видел такой красоты.
У замёрзшей в камень Оби, сверкало и переливалось разноцветными огнями огромное, размером в три стадиона поставленных друг на друга, здание. Перед ним — украшенная электрическими фонарями, простиралась ровная площадь, с непонятной разметкой. Сияли огни, сыпались искры и вдруг разом упала тьма. Полярная ночь вступила в свои права, но видение не исчезло, отблески звёзд и огни подлетающего самолёта отражались в стеклянных стенах.
— Товарищи лётчики, что происходит? — брови Мехлиса поползли вверх.
— Когда летели туда, было село, — ответил Тимченко, командир экипажа. — На местной точке дозаправлялись. Ну Вы спали, не видели. А что это — даже представить не можем. Потому и попросил пригласить Вас, — произнёс командир воздушного судна.
— На эту площадь сесть сможем? — уточнил Мехлис. — Второй такой поблизости нет.
— Попробуем приземлиться здесь, с аэродрома долго добираться. Пройдите, пожалуйста, в салон, и передайте всем, чтобы держались как можно крепче. Место новое, незнакомое и видимость с высоты полёта того, что площадь ровная, может быть кажущейся.
Но выбора не было, и пилот заложил вираж заходя по длинной стороне поля. Мастерство не пропьешь и когда колеса мягко коснулись асфальта пассажиры успокоено выдохнули, но пилоту ещё нужно было погасить скорость. Длины площадки не хватило, но ширина позволила развернуться и маневрировать. Самолёт остановился у странного цилиндрического выступа.
Лев Захарович метнулся к люку,
— Товарищ комиссар, — придержал Грязев, — Разрешите выполнить свои обязанности.
Мехлис поборол любопытство и опустился в кресло. Интендант 2-го ранга подозвал помощников и с одним из них спустился по лестнице, приказав оставшемуся закрыть люк.
Сотрудники РазведУпра прошли к зданию и заметили дверь в стеклянной стене. За ней маячил мужчина в черной форме с нашивками, вероятно часовой или дневальный.
— Второй, у нас гости, — доложил охранник старшему. — Одеты как реконструкторы,