Потом были другие вечера, смотрели стерео с Земли, отмечали чей-то день рождения и танцевали в двухлунном свете, пока старший не разогнал компанию: «…потому что скоро на работу».
Да, в пятой танцевали, как ни странно. Нури поймал себя на этой мысли, пока его партнерша, маленькая негритянка, то возникала перед ним, то исчезала бесследно, намечая в танце прихотливую игру со светом и тенью.
— Она любит эту мелодию. Вы слышите, она поет.
— Кто?
— Лариска, — формируясь из тени, ответила девушка. — Завтра моя очередь купать ее.
На краю шахты сидела субтильная собачка и с забавной старательностью подвывала, довольно точно копируя мелодию. Заметив, что на нее смотрят, она прыгнула на решетку шахты. Воздушный поток приподнял ее над решеткой, перевернул. Нури, преодолевая вихрь, поймал собачку и, уклоняясь от облизываний, поставил на ноги.
— В следующий раз будешь висеть до утра.
— Нури, — улыбнулась девушка. — Она вас поцеловала, а вы… такой строгий. Или озабоченный, да?
Озабоченный? Не то слово. Он просто помирает от страха, помирает каждую секунду, и особенно к вечеру, когда чудится, что кто-то снова бежит по пустыне без маски и падает, как упал Альдо. И неизвестно, что хуже: смерть от удушья или эти молчаливые сборища вокруг дерущихся чертей. И Беленчук, он ведь тоже полумертвый от страха за своих ребят, из которых каждый самый лучший.
Днем легче. Днем он просто работает рядом с ними — наладчику всегда дело найдется, и живет как все, ибо иначе не может. И какие тут отклонения от нормы у этих остряков, они пышут душевным здоровьем и отвагой. Днем пышут, сказал себе Нури. Пока не возвратятся в поселок… А там вступает в действие непонятный фактор угнетения. И коллектив до следующего утра распадается на составные части.
Ночами Нури листал Книги Жизни, пытаясь найти хоть какую-то зацепку. Эти толстые журналы вели дежурные по безопасности: времени у них хватало. По традиции записи делались вручную на пронумерованных листах. Обо всем. О распорядке дня, о планах работы по группам, о поломках машин и качестве меню… Прочесть все было немыслимо, да и не нужно. Нури изучал раздел «Развлечения», поскольку развлекались вечерами. Альдо погиб на стовосьмидесятый день со дня прибытия этой смены. И Нури делал выписки сосредоточенно и методично.
«МАРС-1. БИО. 180. Вечер. Смотрели чертей. Дежурный Кривцов».
До чего лаконичен Кривцов. Смотрели — и весь тут сказ.
«МАРС-4. ЭНЕРГО. 180. Вечер. Чертей представлял Никита. Это надо было слышать, пересказать невозможно. Жаль, что я не записал: потомки обездолены. Он изобрел новый способ образования небывалых имен. Например, Абыл Упопс, Роцесса Скоб, Резбия Модей и невозможный парень Панель Жным. Никита берет инструкцию к какой-либо машине, выписывает фразу вроде „проба обрабатывается с помощью рабочего органа“… и из „обрабатывается“ получает Брабат, а из „рабочего органа“ — Чегор. Отсюда вытекает превосходное имя для вдумчивого первопроходца с математическим уклоном — Чегор Брабат. Дивное руководство для авторов фантастических произведений… Дежурный Мороз».
И наверное, в сотый раз перечитывал Нури знакомые ломаные строки:
«МАРС-3. ЛЕС. 180. Вечер. Разве мог я подумать, что он выйдет без маски, Альдо! А когда загорелся красный — мы все побежали. И не успели. Он лежал в ста метрах от стены ногами к поселку — он не хотел вернуться! Дежурный Белаш».
Естественно, пояс безопасности был исправен, пояс вообще сломаться не может. Он сработал, и загорелся красный на пульте, когда Альдо стал терять сознание. И это ошибка конструкторов, которую поздно заметили. Сейчас срабатывают и световой, и нейросигнал, сковывающий движения, если колонист только подходит к стене без маски, но это сейчас…
Записи повторялись. В стовосьмидесятый день чертей смотрели также бурильщики второй колонии, вулканологи шестой и астрономы девятой.
Черти, порождение сто детской фантазии, игрушка, которой сейчас, через много лет, развлекаются взрослые.
Нури хмыкнул: взрослые? Мало говорящий термин, если вдуматься. Взрослость — это что? Серьезность? Ну, в его группе при ИРП вообще народ серьезный, особенно среди ползунков. Или взрослость — это чувство ответственности? Но его ребята отвечают за все, что есть вокруг, по закону доброты. Квалификация? Это уж совсем никуда не годится. Альдо Джен овладел программированием в десять лет, а тот же Беленчук первую работу о групповой психологии опубликовал в тринадцатилетнем возрасте. Гражданственность? Но кто из детей не обладает этим качеством.
Странный зигзаг мысли — эти рассуждения о взрослости. А сам он такой, какой есть? Изменился ли он сам за прошедшие годы? И почему вдруг стало важным найти ответ на этот вопрос?
Нури прикрыл глаза и расслабился. В памяти все сохраняется, как говорил Иван Иванов. Нужно только уметь заглянуть в нее. Сначала забудь обо всем, о том, что есть сегодня и было вчера, потом сделай усилие и вызови цвет — и придай ему образ. Облеки образ в слова, и память раскроется, как книга. Теперь читай.
* * *
Двадцать два года тому назад. Полдень. В поселке пусто, все взрослые на объектах. Нури ведет за руку черта, и тот ковыляет на неверных лапах, оставляя на песке овальные следы. Олле забегает вперед, разглядывает черта: вот уж не думал, что он таки пойдет. Они втроем выходят через переходную камеру наружу за пределы силиконового купола, и Нури шлепает черта по звонкому заду:
— Топай, и скажи спасибо.
Черт стоит, раскачиваясь. Уходить он явно не хочет, ему и здесь хорошо. Нури усмехается и вытаскивает из-за пояса стержень. Черт пятится. Нури нажимает кнопку, и стержень стремительно раскрывается в зонтик, накрывая черта тенью. Черт делает прыжок и убегает, сначала медленно и неуверенно, а потом все быстрее.
— Боится тени, как ладана, — комментирует Олле.
…Через неделю они подобрали недвижимого черта на вершине холма рядом с поселком.
Один в десять лет, мечтая о звездах, изобретает гравитационный двигатель, другой изучает старинные романсы и выводит изящную зависимость между тональностью звука и деятельностью слезной железы, третий дни проводит у электронного микроскопа, постигая структуры белковых соединений. Нури в десять лет делал чертей. Увлечение не хуже других. Списанных деталей на складе хватало, и никто из взрослых не возражал.
Первые черти, тяжеловесные увальни, бродили неподалеку от поселка и тихо кончались по мере выхода из строя фотоэлементов. Это было скучно, и Нури, раскинув мозгами, ввел в конструкцию устройство, именуемое блоком заботы. Блок срабатывал, когда в аккумуляторах оставалось не более половины заложенных энергоресурсов. В результате черти изменили поведение — они теперь постоянно толпились у переходной камеры, заглядывая в глаза каждому входящему и выходящему. Их впускали, и черти стадом ходили за Нури по поселку, ожидая смены или подзарядки аккумуляторов. Ночи они проводили под рефлектором, а с утра заглядывали в окна.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});