следующего года.
Гарнизоны фортов успешно отбили первые атаки ан-Iличин, которые отступили и вызвали на помощь артиллерию. Через четыре дня с помощью артиллерийского О1НЯ англичанам удалось захватить укрепления, но сражение продолжалось. Дервиши отступили в глубь Гщелья, укрылись в пещерах и продолжали защищать Пнмбер-Беррис.
Через две недели англичане отступили к Бурао, а дервиши снова заняли укрепления.
В начале февраля 1915 года англичане послали против защитников Шимбер-Берриса еще более мощный отряд. На этот раз кроме артиллерии были вызваны саперы, чтобы взорвать форты дервишей. Завязался ожесточенный бой, который длился много часов. Дервиши мужественно оборонялись, но силы были неравны. Англичанам удалось подорвать стены и захватить Шимбер-Беррис. После того как форты были взяты, они были разрушены до основания.
Осмотрев и сфотографировав все, что осталось от фортов Шимбер-Беррис, мы направились к машинам. Спустившись в долину, обншэужили там приятный сюрприз: лендроверы стояли совсем рядом. Оказывается, Нур и Варсаме сумели пробиться сквозь густой и казавшийся непроезжим буш, чтобы нам не пришлось проделать пешком весь нелегкий путь назад.
ГАРАДАГ И ПЕЩЕРЫ ЭЛЬ-АФУЭЙНЫ
От Шимбер-Берриса едем вдоль горной гряды прямо ил восток. Место дикое, пустынное. Лишь изредка появляются обитатели сомалийской горной степи — страусы, антилопы. Степь сухая, выжженная солнцем, и кочевники в поисках лучших мест, видимо, покинули ее. Вдруг замечаем впереди стаю грифов. Недалеко от дороги — туша павшего верблюда. Запах мертвечины отравляет воздух. И именно тут, как нарочно, у одного нашего лендровера спустила шина. Пришлось сделать остановку… Грифы неторопливо отлетели недалеко от места своей трапезы, всем своим видом давая понять, что мы здесь непрошеные гости.
— Будь сейчас джилал, мы бы встречали такие картины на каждом шагу, — заметил Нур.
— Да, — поддержал его Варсаме, — тогда гибнет много скота, и стервятникам да еще гиенам — раздолье.
Как оказалось впоследствии, это была наша первая и последняя встреча с грифами, а гиен мы так и не увидели. Ведь наступал дайр, когда домашний скот и дикие животные не гибнут от голода и жажды.
Через полчаса машина снова была на колесах, а еще через час мы въезжали в Гарадаг, где собирались заночевать.
Гарадаг — небольшой районный центр Северо-Восточной провинции. Название города, как нам сказали местные жители, означает, что здесь живут «упрямые люди, с которыми трудно договориться». Однако наш опыт не подтвердил этого толкования: нас встретили весьма гостеприимно. Правда, радушие местных властей отчасти объяснялось телеграммой губернатора с соответствующим распоряжением. Кстати сказать, аналогичные телеграммы были направлены во все районные центры, расположенные по нашему маршруту.
Наш отряд разместился на ночь в доме районного комиссара — это здесь высшая власть. Самого хозяина нет дома — он в отъезде.
Ужинаем при свете фонарей. К востоку от Бурао, в северных районах Сомали, электричества почти нет.
Ужин обильный, хотя для европейца несколько однообразный: рис и баранина, да чай с козьим молоком — традиционное сомалийское угощение. После ужина наш водитель Варсаме, пошептавшись со своими соотечественниками, на машине отправляется в сторону жилых кварталов Гарадага (дом комиссара, где мы разместились, стоит поодаль).
Через полчаса Варсаме возвращается. Вокруг него начинается какое-то оживление. С некоторым смущением нам объясняют: привезли кат. Смущение же вызвано тем, что официально жевание ката осуждается.
Еще в Могадишо мы знали, что в стране ведется усиленная кампания против катомании — так столичная газета назвала привычку сомалийцев жевать кат. Руководство страны принимает в этом отношении не только запретительные меры, но и стремится с помощью средств массовой пропаганды убедить население отказаться от дурной привычки, не такой уж безобидной и безвредной, как может показаться с первого взгляда: листья индийской конопли, как называют ботаники это растение, содержат алкалоиды, которые отрицательно воздействуют на физическое и психическое состояние человека. Постоянное употребление ката ведет к желудочным заболеваниям, к потере аппетита и т. д., но, пожалуй, наибольший вред оно наносит нервной системе. Развивается бессонница, нарушается координация движений, человек постоянно испытывает психическую депрессию. Постепенно он превращается в настоящего наркомана или, точнее, катомана. Такой катоман может часами сидеть и жевать кат, его мысли заняты только тем, где ему раздобыть веточку ката. А стоит кат дорого, так как растет в горных районах Эфиопии и доставляется оттуда, конечно, контрабандой. И чем дальше от места произрастания, тем, естественно, «удовольствие» стоит дороже. Небольшой пучок листьев оценивается в восемь-десять шиллингов — в Сомали это средняя дневная зарплата трудящегося, работающего по найму. Любители ката не только разрушают свое здоровье, но и обездоливают семью. Таким образом, проблема приобретает социальный аспект. Положение осложняется тем, что жевание ката издавна было распространено среди сомалийцев и стало своего рода традицией, от которой не так-то просто отказаться.
Мы не стали спорить с нашими спутниками, которые считали, что кат не приносит вреда, и решили сами его попробовать. Сжевали целую ветку — никакого впечатления. Ветка как ветка, все равно что жевать нашу березу. И удовольствие примерно такое же. Сомалийцы смеются, дескать, ничего не понимаете. Во-первых, надо запивать сладким чаем, а во-вторых, жевать нужно много и долго, часа два-три…
На следующий день добрались до Эль-Афуэйны. Это предмет вожделения нашего археолога — Саида. Он настолько возбужден, что все время норовит вырваться на своей машине вперед.
Чтобы не ехать в облаке пыли, поднятой машиной археологов, водитель нашего лендровера «Разует» и едет рядом с ними, тем более что и дороги-то практически нет — едем прямо по каменистой пустыне. В этом бездорожье наши водители ориентируются изумительно.
В Эль-Афуэйне в наши переполненные машины втискиваются местные проводники — полицейский сержант и молодой человек по имени Джама. Как выясняется, Джама — местный чиновник и историк-любитель. Изучение национальной истории — как мы еще раз убедились и неоднократно будем убеждаться в дальнейшем — весьма распространенное в Сомали хобби, чему мы, историки, были очень рады.
Итак, мы едем осматривать знаменитые пещеры с наскальными рисунками, о которых мы знаем из научной литературы и о которых нам так много говорили еще в Могадишо.
Машины идут по ужасающему бездорожью. Острые камни, ямы, спуски и подъемы — и так километров пятнадцать на северо-запад от Эль-Афуэйны. Несколько утешаемся живописными пейзажами необычной гористой местности.
Останавливаемся на краю узкого каньона и далее продвигаемся пешком по его дну. Теперь главное не пропустить пещеру, которая, по утверждению нашего гида, находится где-то неподалеку. Через несколько десятков метров на правой стороне каньона — большой провал пещеры.
Пещера называется Год-хардунне, что по-сомалийски означает Расписная пещера. Высота входа в нее — пять метров, ширина — около семи. Пещера состоит