Читать интересную книгу Приключения сестры милосердия (СИ) - Порохня Александр

Сама посуди, сколько людей гибнет ежедневно в таком огромном городе из-за криминальных разборок, несчастных случаев, аварий. И сколько можно на этом заработать.

— Кто же меня похитил, как Вы думаете, Иван Иванович?

— Я не знаю, видимо те, кто оставил послеоперационный шрам на животе умершего в субботу больного.

— А почему?!

— Видимо, решили, что ты много знаешь… . Но я могу только предполагать.

— И что мне делать?! Идти в милицию?

— Милиция тебе вряд ли поможет, у шаек подобного рода в милиции есть, как правило, хорошее прикрытие. Тебе надо срочно уезжать из города, и скрываться, пока все не утихнет.

— Но мне некуда…

— Всегда есть куда. Думай. Ладно, пошли отсюда, уже пора.

Мы попрощались с Иван Ивановичем на крыльце подстанции. Оказалось, что он был хирургом в областной больнице, но, повздорив с заместителем главного врача, ушел работать на скорую помощь. Пока он писал мне на бумажке свой телефон, я подавленно молчала. Потом я, молча, погладила по мохнатой голове бдительного пса, сунула листочек бумаги в карман, и быстро пошла к автобусной остановке, трепетно сжимая в кармане сто рублей, которые в последний момент, явно стесняясь этого, сунул мне Иван Иванович…

В этом районе города мне раньше бывать не приходилось. Неподалеку дымил трубами какой-то завод. Современных домов было мало, в основном, частный фонд и двухэтажные деревянные здания барачного типа. По дороге с двухполосным движением медленно ехал милицейский УАЗик. Первая мысль, которая пришла мне в голову, была пойти в милицию и все рассказать. Но тут я вспомнила, как Денис однажды пришел ко мне злой как черт, и рассказал, что ночью из его машины, которую он оставил около подъезда, кто-то украл магнитолу и служебный пейджер, разбив при этом заднее стекло. Решив не выделяться из общей массы, придя в районный отдел милиции, самонадеянный Денис не обозначил дежурному капитану ни своего звания, ни должности, и попытался написать заявление о пропаже магнитолы и пейджера «на общих основаниях». Неудачный эксперимент чуть было не закончился совсем плохо. Дежурный капитан, озверевший от усталости, тут же обвинил моего бравого друга в краже собственной магнитолы из собственного автомобиля с целью получения страховки. Денис завелся, начал качать права, назревал неминуемый скандал, и от немедленного водворения моего бравого майора в камеру КПЗ спасло только предъявленное им служебное удостоверение, которое минут через десять бесполезного разговора он вытащил из кармана и сунул под нос вконец оборзевшему капитану.

Так что на помощь милиции в моем нынешнем положении мне рассчитывать явно не приходилось, тем более что документов у меня с собой не было.

Присев на холодную лавочку пустой автобусной остановки я горестно разглядывала грязные колени, которые мне так и не удалось отмыть туалете подстанции, и думала, куда же мне идти сейчас.

Ответ на этот простой вопрос никак не приходил мне в голову. Идти мне было, собственно, некуда.

Телефон жены умершего Серегина остался в больнице в кармане моего больничного костюма. Сумочку, где были мои документы и сотовый телефон, у меня, естественно, забрали. Без документов в милицию идти мне было бесполезно, там меня даже слушать не будут.

Домой идти, по понятным причинам, мне было нельзя. Знакомых и родственников, которым я могла бы довериться, втягивать в эту историю не хотелось. Оставалось или искать охранное агентство «Баррикада», или бежать прочь из города.

Но вот беда — адреса упомянутого агентства я не знала. Когда мы беседовали в больнице, я была слишком взволнована случившимся, да и продолжать знакомство не собиралась.

Наверное, от обилия ночных впечатлений у меня опять началась истерика, и я неожиданно начала плакать и смеяться. Хорошо, что никого не было рядом. Я сидела на автобусной остановке в мятой и грязной юбке, у меня был разодран локоть, болела голова, и я абсолютно не знала, куда мне идти, и что делать дальше!

По щекам текли слезы, смех сменялся рыданиями, меня сильно знобило. С большим усилием я заставила себя успокоиться и подумать о чем-то постороннем.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

Положение, в котором я находилась, напомнило мне недавно прочитанную статью о нестандартных развлечениях топ-менеджеров крупных компаний. Для получения острых ощущений, которых в их богатой и сытой жизни явно не хватало, они переодевались, гримировались и изображали бомжей и проституток, получая в избытке так недостающие в их сытой жизни острые ощущения. Агентства, специализирующие на организации корпоративов, стали предлагать желающим в последнее время даже «туры» в тюрьму на недельку-другую, где можно было похлебать баланду и поспать в отдельной камере на тюремной койке, размышляя о бренности жизни.

«Их бы на мое место!» — решила я, и, вытерев слезы краешком испачканной юбки, твердо решила прямо сейчас уехать из города.

Подошедший к остановке старенький автобус был абсолютно пустым в этот ранний час, не считая заспанной кондукторши, оглядевшей меня неприязненным взглядом. Наверное, глядя на мою грязную одежду и заплаканное лицо, она хотела мне сказать что-то обидное, но я заплатила за билет и присев на заднее сиденье спиной к ней, демонстративно отвернулась к окну.

Наконец мне пришла в голову здравая мысль.

Единственное место, где я могла реально спрятаться, одновременно сохранив связь с внешним миром, была психиатрическая больница для «хроников», главным врачом которой был мой сосед по лестничной клетке Слава Коротков. Мы дружили с ним с самого раннего детства, мне всегда было интересно и весело с ним. Он был старше меня на четыре года, но, тем не менее, мы долго были «не разлей вода», пока не повзрослели. Собственно говоря, родителям удалось уговорить меня выбрать медицинскую стезю только потому, что Слава там уже учился.

В медицинском институте Слава был лучшим студентом на потоке, круглым отличником, и с третьего курса начал посещать студенческий кружок на кафедре психиатрии. Но у его мамы-учительницы совсем не было связей в медицинском мире, и после окончания института, он был неожиданно распределен в маленькую психиатрическую лечебницу для хронических, то есть неизлечимых, больных. Лечебница эта, к слову, находилась даже не в районном центре, а практически в чистом поле, до сих пор отапливалась углем и представляла собой несколько деревянных бараков с маленькими окнами и унылыми решетками на окнах.

Вот здесь-то мой друг детства Слава, а сейчас уже Вячеслав Николаевич, и «горел, светя другим» последние семь лет. Не падал духом, писал научные статьи, внедрял новейшие методики и все-таки сделал «головокружительную» карьеру — его назначили главным врачом больницы после того, как его предшественник ушел на повышение в область. Ничего удивительного в том, что такого молодого доктора выдвинули на руководящую должность не было, так как желающих ехать в это захолустье не находилось. Дальнейшая Славина судьба была предопределена — прожить всю жизнь и умереть ему предстояло именно здесь, так как своей семьей он так и не обзавелся, а мама-учительница, настрадавшись в школе, тяжело болела, поэтому он ее перевез к себе, выделив отдельную палату. Впрочем, этим и ограничилось его «злоупотребление» должностью. К другой карьере Слава не стремился, потому что к своим подопечным — хроническим психам испытывал искреннюю любовь и сострадание, знал их всех по именам, и даже принимал участие в их дальнейшей жизни, если кому-то из пациентов выпадало редкое счастье выйти на волю.

Прокручивая все это в голове, я вышла из автобуса и медленно пошла к автостанции, откуда в нужную мне сторону области ходил один-единственный маршрут. Однако мне не повезло — в кассах заваленной мусором автостанции мне объяснили, что сегодня рейса не было, автобус будет только завтра. На эту вынужденную меру руководство автостанции, видимо, пошло для экономии топлива, и увеличения количества перевозимых пассажиров за один сдвоенный рейс. Естественно, что ждать до завтра я не могла, оставалось попробовать добраться автостопом. До Славиной больницы ехать было не очень далеко — сто с небольшим километров, а там от поворота можно, было уже дойти пешком или километра два, напрямую через поля или чуть подальше по проселочной дороге через ближайшую деревню.