Она в отчаянии готова была заплакать, но преодолела свою слабость. Не для того она проделала весь этот путь, чтобы сдаться при первом же недоброжелательном взгляде Джерома. Если она собирается бороться за их брак, ей следует найти в себе больше мужества и терпения.
Она упрямо надела пальто и калоши и пошла в сад к Лори, которая радостно приветствовала ее. Вместе они скатали огромный снежный ком, чтобы сделать снежную бабу. Но она знала, что они обе притворяются. Сейчас они делали вид, что в их жизни нет Джерома Тальбота, который ранит и мучит их.
Солнце уже растопило снег, и им приходилось копаться в затененных углах, где снег был все еще крепким. Физические усилия, потраченные на эту работу, принесли Марсии облегчение. Она взглянула на большую японскую виллу позади них. В дальнем конце верхней галереи другой половины дома одна из деревянных ставней была отодвинута. В проеме окна стоял мужчина и глядел на них. Это был тот самый японец, которого она видела в день прибытия — Ичиро Минато. Он не моргнул и не отвел глаз, когда она перехватила его взгляд, и продолжал флегматично смотреть на нее. Выражение его лица не было ни заинтересованным, ни безразличным. Он смотрел, как могло бы смотреть каменное изваяние, и нельзя было сказать, что скрывалось за его упорным взглядом.
«Непостижимый азиат», — сухо подумала Марсия, размышляя о том, так ли уж верно это клише.
Поскольку она не могла заставить себя смотреть так, как смотрел он, она вернулась к игре с Лори. Позднее, когда она вновь взглянула на галерею, ставни были закрыты, и один только дом смотрел на нее.
Обед в этот вечер прошел уныло.
Суми-сан подала его в большой мрачной столовой с тяжелой старомодной мебелью красного дерева. Там был громоздкий буфет и викторианская люстра, длинный стол и жесткие стулья с высокими спинками. Марсия размышляла о том, использовала ли эту столовую японская семья, некогда занимавшая этот дом, или же ее держали как заморскую диковинку, больше для показа, чем для пользы. Несомненно, дорогой ковер винного цвета был мало истерт, хотя и поблек от времени. Камина не было, горел только электрический обогреватель, и в комнате было прохладно. Они торопливо ели, благодарные Ясуко-сан за горячий суп с лапшой, который она сварила для них.
Вечер казался бесконечным. В отличие от Лори Марсия не могла усесться и рассматривать картинки в журнале. Она не могла отложить решение стоящей перед нею проблемы. Когда Лори отправилась спать, она пошла в гостиную, чтобы посидеть, съежившись перед камином, гадая, куда ушел Джером и когда он вернется. Сидя в темной прохладной комнате, она испытывала сильные душевные страдания. Кто были его друзья в Киото? К кому направился он, едва вернувшись из поездки? Была ли это всего лишь работа в лаборатории, заставившая его уйти? Она так мало знала о нем, что не могла понять, как узнать об этом.
Зазвонивший телефон заставил ее вздрогнуть. Она слушала, в то время как Суми-сан подошла ответить на звонок, и не ожидала, что звонят ей. Но горничная подошла и позвала ее, и, взяв трубку, она услышала голос Алана Кобба, Она едва ли вспоминала о нем с тех пор, как они расстались на станции днем раньше. Казалось, что она была перенесена в другой мир, не имевший никакого отношения к ее прежней жизни.
— Легко ли вы нашли свой дом? — спросил он.
Ей стоило больших усилий казаться беззаботной.
— Нет, в самом деле, нет, — сумела выговорить она. — Сначала водитель привез меня не к тому входу, но это был нужный дом.
Она почувствовала неуклюжесть своих слов и добавила, чтобы он не заподозрил что-то неладное:
— Моего мужа не было в городе, и он не получил телеграммы. Но сегодня он приехал.
— Чудесно, — ответил Алан. — Вчера мне было жаль оставлять вас одну. Вы выглядели немного испуганной. Но я считал, что вы должны стать самостоятельной. Как Лори?
Голос его был спокойным, слова — неторопливыми и показалось, что он связывает ее с обычным будничным миром, находящимся за пределами гнетущей атмосферы этого дома. Чтобы продлить разговор и отсрочить возвращение волны беспокойства, которое вернется, как только она повесит трубку, Марсия рассказала ему о Лори, играющей на первом в ее жизни снегу, и немного — о живописности дома, хотя она не сообщила ему о многих мрачных деталях этого дома.
— Вы не забыли, что я хочу встретиться с вашим мужем? — напомнил он ей.
Она забыла, и к тому же она была уверена, что Джерома это предложение не заинтересует, но не призналась в этом. Она пообещала, что постарается вскоре организовать встречу и воздержалась от дальнейшего обсуждения этого вопроса.
— Как вам нравится колледж? — спросила она Кобба, все еще желая удержать эту звучащую нить, стоящую между нею и мрачными мыслями, которые готовы были поглотить ее.
— Слишком рано говорить об этом, но, по крайней мере, это должно быть интересно, — ответил он. — Завтра у меня первое занятие. И они поселили меня в жилом квартале европейской застройки. Старались устроить меня поудобнее. Это уже чересчур.
Они поговорили еще немного.
Он напомнил ей, что хотел бы в один из дней, когда погода улучшится, взять Лори на экскурсию, затем они закончили разговор. Она постояла еще некоторое время в холле у лестницы, ощущая тишину, охватившую дом, пустые комнаты наверху, запертую дверь, разделяющую галерею наверху. В тишине дом опять стал самим собой. Каким немым и таинственным он казался, каким удивительно враждебным ей. Дрожа от холода, она поспешила назад, к камину в гостиной, села на коврик перед ним, как это любила делать Лори, и придвинулась как можно ближе к огню, чтобы согреться, поскольку промерзла до костей.
Именно тогда, когда она там сидела, послышалась эта странная музыка, если ее можно было назвать музыкой. Кто-то извлекал грустные меланхолические звуки из струнного восточного инструмента, тихо аккомпанируя барабанному бою и пению. Она встала и прошлась по комнате, пытаясь определить, откуда раздается музыка. Она доносилась не с улицы; казалось, что она доносится из комнат за перегородкой. В мелодии слышалась монотонность плача, она действовала на нервы и вселяла беспокойство. Это была не та мелодия, на которую можно не обращать внимания, и некуда было деться от ее странного ритма. Когда женский голос начал жалобно петь по-японски, ощущение печали и мрачного отчаяния усилилось. Потом музыка и пение неожиданно прервались, но казалось, что звук продолжает звенеть в наступившей тишине, как будто ритм странного барабана продолжал звучать и звучать в голове Марсии.
Было поздно, когда она, наконец, встала и прошла через холл в комнату, где спала Лори. Как раз в тот момент, когда она собиралась тихонько повернуть дверную ручку, чтобы не разбудить Лори, Джером вошел в дом. Она не хотела встречаться с ним теперь, когда у нее не хватало мужества, но она не успела быстро исчезнуть, так, чтобы он не увидел ее.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});