– Так вы намерены вернуться в пространство чиссов после падения Борлейас?
– Нет.
– Тогда я вас не понимаю.
– Я еще не рассказал вам обо всех своих выводах. Я обнаружил, что мое присутствие здесь оказывает определенное влияние на события, и прекратить участие в этой кампании означает не только затруднить ее для наших союзников, но и в конечном счете причинить вред нашему народу, потому что любой противник, которого я здесь уничтожу, это противник, который не сможет сражаться с нами в будущем.
– Вы вообще не намерены возвращаться?
– Я вернусь… потом.
Шаункир молча обдумывала его слова. Ругань механиков в дальнем углу зазвучала с неожиданной громкостью.
– Могу я говорить свободно? Как пилот с пилотом?
– Конечно.
– Я думаю, что эмоции мешают вашему здравому суждению. Ради желания быть вместе с Джейной Соло вы намереваетесь нарушить долг. Но вы обязаны служить только нашему народу.
– Так ли это?
– Вы давали клятву в верности и повиновении.
– Иногда бывает так, что путь верности расходится с путем повиновения.
– Этого не может быть.
– Думаю, вы не правы. Я верен чиссам не потому, что они приняли моих родителей, и не потому, что я вырос среди них. Я верен им потому, что они воплощают те свойства и качества, которыми я восхищаюсь. Более того, они сумели сделать эти качества неотъемлемой частью своего общества. Такие качества, как единство и храбрость перед лицом агрессии, признание долга выше личных интересов… Однако чиссы – не единственный народ, который обладает столь достойными качествами, и у меня есть долг не только перед ними. И покинув своих товарищей, когда они сражаются со страшным врагом, я нарушу этот долг…
– Вы полагаете, что принесете больше пользы, оставшись здесь?
– Да. Мы можем передать наш рапорт по ХолоНету. А тот факт, что мы остаемся здесь, можно объяснить тем, что нам необходимо собрать больше информации. И это правда.
– С вашей точки зрения.
– Да.
Выражение лица Шаункир изменилось. В нем не было злости, а было едва заметное сожаление.
– Я остаюсь с вами, – сказала она, – до падения Борлейас. Потом я вернусь.
– Спасибо вам…
– Но если я погибну здесь, обещайте, что вы вернетесь вместо меня. Пока я остаюсь здесь, я задерживаюсь с исполнением данных мне приказов. Если я погибну, вы должны будете исполнить их вместо меня.
Джаг некоторое время думал над этим. И пришел к выводу, что ее аргумент был просто непробиваемым. У него был выбор: или согласиться, или попрощаться с ней прямо сейчас. И защитники Борлейас лишатся опытного пилота и командира.
– Я обещаю, – сказал он.
Тарк пожал руку Воламу Тсеру и сказал:
– Я думал, вы высокий.
Волам, знаменитый журналист, уже пожилой, обменялся веселыми взглядами с Тэмом прежде чем снова обратить внимание на Тарка.
– Все-таки я выше тебя.
– Да, но я думал, что вы по крайней мере метра два ростом.
– Это иллюзия, парень. Когда ты стоишь перед самой камерой, ты господствуешь над изображением. Все остальное выглядит мелким. Поэтому зрителям кажется, что ты необычного роста.
– Ага… – Тарк глубокомысленно кивнул.
Они стояли в вестибюле лаборатории, в нескольких метрах от двери, за которой начиналось поле боя. Сейчас эта часть здания была оборудована постами для унтер-офицеров и рядовых. Некоторые из них регулировали движение в здании, другие обеспечивали охрану и техническое обслуживание, а некоторые были размещены здесь просто потому, что для них не нашлось другого места.
Свободного пространства было совсем немного, и как раз там они и стояли, представители трех поколений, штатские, потерявшие свой дом и оказавшиеся в зоне боевых действий.
– И что мы снимаем сегодня? – Тэм, покопавшись в своей большой сумке, извлек оттуда голографическую камеру, достаточно маленькую, чтобы ее можно было спрятать в его больших руках, с ремешком, который можно было застегнуть на руке. Он передал камеру Тарку, показал, как застегнуть ремешок, и как правильно смотреть в камеру, чтобы видеть то, что видят линзы.
– Будем снимать, как живут защитники Борлейас, – сказал Волам, – Их спальни, еду, медицинские пункты, освежители… Если получится, возьмем у кого-нибудь интервью. Никаких вступлений, никаких анализов.
– Но зачем вы снимаете? – спросил Тарк. – Разве с падением Корусканта вы не лишились работы?
– Нет, сказал Волам. – Я историк. Пока во Вселенной есть разумная жизнь, у меня будет работа, будет призвание. Когда-то кому-то будет интересно, что случилось здесь, и те записи, которые мы сделаем, могут быть единственным ответом на этот вопрос.
– Другими словами, – сказал Тэм, – если ты любишь свою работу, никто ее у тебя не отнимет. У тебя, конечно, могут отнять зарплату, – он хитро посмотрел на Волама, а тот сердито покосился на него. – Но твоя работа останется частью тебя.
Тарк молчал, обдумывая услышанное.
Тэм достал из сумки еще одну камеру, последнюю модель «Кристалл Мемориз 17», она была легче чем предыдущая модель, и имела больше памяти. Тэм с помощью ремешка закрепил эту камеру у себя на голове. Ремешок задевал свежий шрам за правым ухом, шрам от его нового импланта, защищавшего Тэма от головных болей. «Условия изменились…»
– Что я должен снимать? – спросил Тарк, – Все?
– Если хочешь, можешь снимать все, – сказал Тэм. – Я снимаю все, пока Волам не покажет, что пора кончать…
Волам сделал жест, похожий на удар топором. Его бледные руки на фоне темной одежды сделали жест хорошо заметным.
– … А также все, что нахожу интересным или необычным. Можешь делать то же самое, а потом, когда мы просмотрим наши записи, я скажу, что в них представляет исторический интерес.
– Только не трать слишком много времени на девчонок, – предупредил Волам.
Тарк скорчил рожу:
– Не волнуйтесь, я, в отличие от некоторых, думаю не только об этом.
Корускант
– Ненавижу это… – сказал Люк.
– Ждать? – Мара закрыла глаза, устраиваясь поудобнее, насколько удобно можно было устроиться у деформированной металлической стены, в коридоре, с потолка которого стекала дождевая вода с верхних тридцати или сорока этажей разбитого небоскреба.
– Да, ждать…
Люк только полчаса назад вернулся из разведки. Но вернулись еще не все; в нескольких метрах вниз по коридору Данни приводила в порядок собранные образцы растений, Бальхос и Элассар играли в сабакк при дрожащем свете химического фонарика. Другие еще не пришли…
– Знаешь, с чем джедаи здорово ошиблись? Со световыми мечами.
Люк подозрительно посмотрел на жену.
– Ошиблись?
Мара кивнула.
– Их нельзя точить. Когда мне во время миссии приходилось ждать, я точила свои ножи. Очень полезное занятие: не дает тебе скучать, и в то же время помогает держать оружие в хорошем состоянии. Ведь с виброклинком как: даже если у него сядет аккумулятор, все равно остается отличное острое лезвие, которым можно резать все что надо.
Элассар оглянулся на нее через плечо.
– Знаешь, иногда мне кажется, что ты можешь вызывать страх, даже напевая колыбельную песенку.
– Ну, это легко, – Мара придала своему лицу выражение материнской заботы и пропела:
Мой малыш сейчас уснет,
Колыбель качается.
Сон во тьме к нему идет,
Тихо улыбается.
Но знакомые слова, пропетые грустным тихим голосом, вызывали скорее беспокойство, чем успокоение. Сон представлялся антропоморфным существом, которое зловеще крадется во тьме к детской кроватке.
Когда она замолчала, Люк почувствовал, что она испытывает то же, что и он: желание быть вместе с Беном, знакомить его с теми маленькими сюрпризами и радостями, которые может дать жизнь. Вместо этого им пришлось находиться здесь, в зоне смерти.
Открыв глаза, Мара посмотрела в темный коридор.
Люк тоже это почувствовала – не опасность, но какое-то волнение в Силе. Он встал, положив руку на эфес светового меча.
Через дыру в полу в помещение влезла Тахири. Протянув руку, она помогла подняться следующему за ней Лорану. Тахири выглядела мрачной. Лоран – сомневающимся.
Посмотрев на Люка, она глотнула, как будто сдерживая тошноту.
– Я кое-что нашла… – сказала она.
ЧАСТЬ ПЯТАЯ
Теперь у него было имя.
Читая мысли своих рабов, он научился понимать, что такое имя. Это слово, относившееся только к одному конкретному существу. У каждого из них было имя, и насколько он понял, ему тоже было жизненно важно иметь имя.
Он был гораздо сильнее, чем любой из них. Было неправильно, что у них есть имена, а у него нет.
Они в своих мыслях называли его Ниакс. Лорд Ниакс. Его имя было Ниакс, оно вызывало у них страх, и никто другой не мог иметь такого имени. Слово «Лорд» делало его имя еще лучше. Это слово означало, что он был более важен, чем кто-либо.