Комната представляла собой небольшой прямоугольник с двумя одинаковыми кроватями, двумя ничем не отличающимися друг от друга ночными столиками и двумя небольшими приземистыми шкафами для одежды. Выгоревшие зеленые стены в ближней части комнаты были увешаны афишами Элвиса Пресли, а три разноцветные подушки на постели украшены его изображениями.
– Она была поклонницей Элвиса? – недоверчиво спросила Клэр.
– Нет. – Джинджер засмеялась. – Эта половина комнаты принадлежит Нанни. Нанни была соседкой Марго.
Клэр перенесла свое внимание на половину Марго. Стены были голыми, кровать аккуратно застелена тонким зеленым покрывалом.
– Так вещи Марго уже убрали, наверное?
– Ну, на самом деле, нет. – Джинджер прошла по комнате к кровати Марго и провела рукой по покрывалу. – Марго не любила украшательства. Она никогда ничего не вешала на стены, по крайней мере, в течение этих двух лет, пока я тут работаю. У нее всего-навсего была только одна фотография. – Она открыла ящик ночного столика, чтобы вытащить фото в рамке, которое она и вручила Клэр через постель Нанни.
Это был семейный портрет, выгоревший, пять на семь, черно-белый, сделанный, без сомнения, фотографом-любителем. Мужчина и женщина стояли на ступеньках белого дома, размер и форму которого невозможно было определить из-за того, что объектив был установлен под углом и довольно близко. Перед этой парой стояло трое ребятишек: светловолосые девочка и мальчик почти одного роста и более высокий черноволосый мальчик.
– Ее брат привез это ей, когда она только что попала в больницу, – сказала Джинджер.
– Этот высокий мальчик?
– Да. Рэнди. Он – владелец ресторана в Вирджинии. В Арлингтоне. Это близко от того места, где вы живете, правильно?
– Да, недалеко.
– «Дары моря». Слышали?
Клэр кивнула. Она слышала, но ни разу не обедала там.
– Вероятно, он посещал Марго довольно регулярно первое время, пытаясь как-то найти с ней общий язык, – сказала Джинджер. – Это было до того, как я сюда поступила, поэтому я не знаю наверняка. Но она так же мало обращала на него внимания, как и на всех остальных, и к тому времени, как я стала работать с ней, он стал навещать ее раз в два месяца или что-то в этом роде. Он, как я думаю, сдался. Но нельзя ведь это ставить парню в вину.
– Какие у них были отношения?
– У Марго почти ни с кем не было никаких отношений, я полагаю. Я позвонила, чтобы сообщить Рэнди о том, что она покончила жизнь самоубийством. Он принял это спокойно. Просто поблагодарил меня и сказал, чтобы ее вещами распорядились по своему усмотрению, вот и все. – Она взяла из рук Клэр фотографию в рамке. – Однако я намеревалась отправить это ему. – Она посмотрела на фото. – Я думаю, он чувствует себя беспомощным. Мне тоже иногда приходилось испытывать такое же чувство. Трудно работать с тем, до кого ты не можешь достучаться.
Беспомощность. Это слово прекрасно подходило к тому чувству, какое было у Клэр в те короткие минуты с Марго. Она могла представить ту глубину беспомощности, которую чувствовал ее брат.
Джинджер кивком указала на дверь.
– Я покажу вам, где она проводила большую часть времени.
Клэр пошла за женщиной вдоль длинного коридора, пока они не пришли в большую открытую комнату. Окна были расположены на трех стенах, и Клэр представила, что в солнечный день комната, должно быть, купалась в свете. Ощущение такое, будто ты вышел на волю после того, как просидел запертый в чулане.
В комнате находилась почти дюжина больных, некоторые из них смотрели телевизор в уголке, несколько играли в карты за небольшим столиком. Только пара из них обратила внимание, когда она и Джинджер вошли, но и они быстренько занялись своими картами и телевизором.
Джинджер указала направо, где у стены стояло пианино.
– Вот постоянное прибежище Марго. Она всегда играла классическую музыку, хотя однажды… – Джинджер улыбнулась. – Это было так странно. Однажды, когда Нанни вошла в комнату, Марго начала играть «Люби меня нежно…».
Клэр засмеялась.
– В этом было столько мягкого юмора, раньше я ничего подобного в ней не замечала. – Джинджер приняла задумчивый вид. – Она никогда ни с кем не разговаривала. Ни с обслуживающим персоналом, ни с больными.
– Но она же разговаривала со мной на мосту, – сказала Клэр. – В ее словах не было особого смысла, но она разговаривала.
Джинджер кивнула.
– О, она выдавливала из себя отрывочные фразы, но ничего существенного. Думаю, она могла быть интересным собеседником, но похоже, она просто считала, что это не стоит такого беспокойства. Хотя она была очень смышленой.
– Откуда вы знаете, что Марго была смышленой, если она не разговаривала?
– Она постоянно читала. У нас здесь есть небольшая библиотека, книги, в основном, в мягких обложках, но я могу поспорить, что она прочла их все. Фантастика, не фантастика, для нее не имело значения. И, кроме того, она писала.
– Правда? – Клэр была заинтригована. – Рассказы?
– Нет, или, если она и писала рассказы, я о них ничего не знаю. Она писала письма другим больным. Такие длинные и вполне литературные, хотя почерк у нее был не очень хороший. Может быть, из-за недостатка практики, или, возможно, из-за лекарств, которые ей давали. В этих письмах обычно содержались советы. Она была «сестрой милосердия» палаты С. Во время групповой терапии она слышала, как кто-нибудь рассказывал о своих проблемах, и, конечно, она ничего не предпринимала, помалкивала, но позднее она излагала свои мысли этому человеку.
– О! И ее советы попадали в цель?
Джинджер улыбнулась.
– Удивительное попадание в суть. За исключением того, что она писала, будто это Бог говорит ее устами, в других случаях, что это велел ей ее умерший брат Чарльз.
– Ох! – Клэр улыбнулась. На некоторое время она позабыла, почему Марго была обитателем этого печального места. – Если хотите, я бы могла передать фотографию старшему брату Марго, – в порыве предложила она, показывая на фото, которое все еще было в руках у Джинджер. – Сэкономите на пересылке. Мне бы хотелось с ним переговорить.
Джинджер заколебалась. Она снова посмотрела на фотографию.
– Я полагаю, вы сделаете это, как надо, – сказала она, вручая ее Клэр. – Я позвоню ему, предупрежу, что она у вас.
Выйдя из здания больницы, Клэр с чувством облегчения глубоко вдохнула чистый холодный воздух.
Ей бы следовало позвонить Джону, сообщить, что она уже выезжает домой, подумала она, садясь в машину. Он волновался за нее в последние дни. Она вряд ли могла винить его за это. Ей нужно будет остановиться где-нибудь по дороге, чтобы позвонить.
Она положила фотографию Марго и ее семьи на место пассажира и снова посмотрела на высокого мальчика. Рэндал. Рэнди. С темными волосами и подростковой нескладностью, он не вписывался в общую картину. Он сощурился от солнечного света, и его глаза из-под темных ресниц, казалось, смотрели прямо в фотоаппарат. Прямо на нее.