Выйдя во внутренний дворик, Аннабелл остановилась. Спустились сумерки. Небо было чистым, сливового цвета. Погода стояла не по сезону мягкая, но Аннабелл не могла согреться. Уже много дней она страдала от холода. Никогда в жизни она не чувствовала себя такой одинокой.
Обхватив себя руками за плечи, она смотрела в небо. И тут почувствовала присутствие Адама — вдруг волоски на ее руке встали дыбом.
Он был одет в зеленый свитер и коричневые вельветовые брюки. Его густые волосы отливали золотом. Далеко за его спиной виднелась узкая полоска океана, в тумане почти неотличимая от неба. Вечер был тихий, наполненный ожиданием чего-то. Он навсегда остался подернутым дымкой в памяти Аннабелл, четко она помнила только собственную реакцию в тот момент.
Вместо того, чтобы произнести: «Пожалуйста, уходи», ее первой мыслью, когда она встретила твердый взгляд Адама, было: «Слава Богу, ты пришел».
— Мир? — предложил он низким, хрипловатым голосом.
Да, подумала она, и уголки ее губ задрожали в улыбке. Мир. Потому что каждому иногда нужен друг.
Хотя она молчала, Адам, должно быть, понял ее, потому что улыбнулся в ответ и поднял бровь.
— Хочешь есть?
Она взглянула на плоские белые коробки в его руках. Пицца. Аннабелл испытала огромное облегчение — ей не придется провести вечер наедине со своими мыслями и чувством поражения. Адам. Вновь он рядом — когда необходим.
— И что там? — спросила она прерывавшимся от напряжения голосом.
— Колбаса, грибы и зеленый перец, помидоры, маслины и ананас. — Она любила помидоры, маслины и ананас. Он ненавидел их. Уже много лет они не ели вместе пиццу, но он запомнил, что ей было по вкусу. Улыбка скользнула по ее губам.
Аннабелл направилась к стеклянным дверям, и Адам открыл их, кивнув ей, чтобы она прошла в дом первой. Когда она оказалась рядом с ним, аромат пиццы и блеск в его глазах впервые за много дней согрели ее. Он предлагал мир и пиццу. Больше ничего. Она вздохнула. Может быть, на сегодня они смогут притвориться. Может быть, на сегодня они смогут снова стать друзьями, как прежде.
Когда вечер закончится, она вновь останется одна, но сейчас чувство ужасного одиночества отступило, и необъяснимое облегчение заполнило все ее существо.
Они покончили с пиццей прежде, чем кто-либо из них упомянул Джульярд.
Подняв стакан с кьянти, которое Аннабелл налила ему, Адам провозгласил тост за Лианн, которая, слава Богу, вновь превратилась в подростка и с наслаждением уписывала пиццу, так что Адам понял, что недаром потратил деньги. Она казалась счастливее и раскованнее в присутствии Адама. Пока он не предложил тост:
— За тебя, малыш. Пусть музыка сопровождает тебя во время твоего путешествия по жизни. Успехов в Джульярде, дорогая.
Лианн тревожно взглянула на Аннабелл, затем снова опустила глаза в свою тарелку.
Аннабелл, прежде чем поняла, какую реакцию это вызовет, подняла свой стакан, чтобы присоединиться к тосту, но потом заколебалась.
Спокойствие, которое она чувствовала, пока Адам развлекал их смешными историями о своих родителях, собиравшихся устроить ферму по разведению лам на приобретенной в Аризоне земле, начало покидать ее.
Они с Лианн обменялись напряженными взглядами. Не обращай внимания, безмолвно молила сестра.
— Леди… — Мягкий баритон Адама и блеск его глаз говорили, что он поймал их взгляды. Он поставил свой бокал на стол. Отодвинув тарелку, скрестил руки и наклонился вперед. — Я сказал что-нибудь не то?
Аннабелл глубоко вздохнула.
— Лианн говорит, что не собирается в школу.
— Я не могу поехать. Помолвка Аннабелл расстроена, и наш бизнес в самом плачевном состоянии! — Лианн начала подробно перечислять все причины, которые привели ее к этому решению.
— Лианн! — в смятении воскликнула Аннабелл. От такого откровенного описания ее поражения она почувствовала себя голой и беспомощной, словно ощипанный цыпленок. — Это неправда, — настаивала она. — Мы не тонем. Просто мы в затруднительном положении. Временно. Вот и все.
— Мы берем заем, — возразила сестра.
Адам не спускал глаз с Аннабелл. Однако она смотрела в сторону.
— Почему ты не едешь в школу? — переключил он свое внимание на Лианн, давая Аннабелл передышку, которая была необходима ей, чтобы собраться с мыслями. — Ведь тебе этого хочется, правда? — начал он в непринужденном тоне.
Лианн взглянула на Адама, как будто он, вслед за сестрой, совсем спятил.
— Что с вами происходит? — воскликнула она. — Неужели никто из вас не понимает, что я несу такую же ответственность за семью, как и Аннабелл? Я не уеду, пока Аннабелл остается здесь одна.
— Она не будет одна, — ответил Адам спокойным, ровным голосом, который некогда внушал Аннабелл чувство такой защищенности, как будто ее объял своими крыльями ангел. — Я здесь. Я в соседнем доме.
— Нет, ты не рядом. Ты уедешь, как только заживет твоя нога.
Лианн говорила так прозаично, что Адам не заметил бы ее разочарования, если бы не поймал вначале искорку надежды, пробежавшую по ее юному лицу.
— Я буду здесь все… — Он был готов сказать «лето». Но в действительности собирался в экспедицию к побережью острова Ява, поэтому он поправился: — Весь месяц.
Лианн пожала плечами, с выражением это-все-прекрасно-но-какое-это-имеет-отношение-к-нам.
Аннабелл опустила взгляд в тарелку.
Адам упал духом — такую боль он не мог вынести.
Потребовалось лишь три дня, чтобы он нарушил данное себе обещание забыть про Аннабелл. Он бесцельно бродил по дому, починил веранду, прополол каждый сантиметр лужайки и сада, и все же его мысли снова и снова возвращались к девушке по другую сторону живой изгороди.
То, что его образ жизни разочаровывал людей, которые нуждались в нем, не было для него откровением, но он думал, что давно примирился с этим фактом. Однако небрежный отказ Лианн от его помощи больно ранил Адама.
Он часто отсутствовал, это правда, но, прежде чем уехать, всегда проверял, не нуждаются ли Лианн и Аннабелл в чем-либо, а когда бывал дома, то делал все, чтобы люди, о которых он заботился, знали, что могут рассчитывать на него. Просто он был непоседа. У него была страсть к океану и всему подводному миру, и когда Адам привозил из экспедиций пленку, об этом морском царстве, — видя которую люди проникались уважением к морю, — то чувствовал, что сделал что-то значительное.
Конечно, если уж быть совершенно честным, он должен был признаться, что всегда стремился к свободе, мечтал иметь возможность отправиться, куда он пожелает, быть самим собой и ни перед кем не отчитываться.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});