Читать интересную книгу Политический класс 43 (07-2008) - Журнал класс

Бурн защищал этническую культуру, что актуально и в современной Америке, продолжающей искать решение дилеммы: «хомо американус» или не потерявший связи со своей этнической общиной гражданин США. Критикуя ассимиляторскую традицию, Бурн обосновывал ценность этнического элемента, приводил аргументы в пользу этнической укорененности. «Для Америки опасен не тот еврей, который придерживается веры отцов и гордится своей древней культурой, — писал он, — а тот еврей, который утратил свой еврейский очаг и превратился просто в жадное животное. Дурно влияет на окружающих не тот цыган, который поддерживает создание цыганских школ в Чикаго, а тот цыган, который заработал много денег и ушел в космополитизм. Совершенно ясно, что если мы стремимся разрушить ядра национальных культур, то в результате мы плодим мужчин и женщин без духовности, без вкуса, без стандартов, просто толпу. Мы обрекаем их жить, руководствуясь самыми элементарными и примитивными понятиями. В центре этнического ядра господствуют центростремительные силы. Они формируют разумное начало и ценности, которые означают развитие жизни. И лишь постольку, поскольку уроженец другой страны сумеет сохранить эту эмоциональность, он сможет стать хорошим гражданином американского сообщества».

В 1963 году Натан Глейзер и Дэниэль Мойнихэн опубликовали своего рода манифест сил, противостоящих идеологии «плавильного тигля». Эти авторы утверждали, что «отчетливо выраженные язык, признаки культуры и обычаи теряют свою отчетливость лишь во втором поколении, а чаще всего в третьем». И оба автора доказывали, что потеря явных изначальных признаков этничности — явление сугубо негативное, что большой Америке требуется цветение всех разнообразных этнических цветов, что приобретаемый иммигрантами новый опыт в Америке «воссоздает прежние социальные формы».

Множество организаций, помогающих иммигрантам, вовсе не ставят перед собой цели введения их в общенациональный мейнстрим. Сохранение уникальной групповой идентичности не выдвигается как самая существенная задача. Практически одно лишь федеральное правительство Соединенных Штатов могло бы поставить перед собой задачу сохранения единого языка, общей культуры, но оно в отличие от начала ХХ века не ставит перед собой такой задачи. И, как считает антинативист Джон Миллер, «культ групповых прав являет собой самую большую угрозу американизации иммигрантов».

В прежние времена роль ассимиляторов брала на себя не только власть, как отмечено выше, — эту миссию исполняли и общественные школы. Именно они приобщали массу будущих американцев к культуре и языку их новой страны. Ныне же пропорция учащихся, идентифицирующих себя как «американцев», упала на 50 процентов, зато доля тех, кто отождествляет себя с некой иной страной (или национальностью), увеличилась на

52 процента.

Суть национальной терпимости

При всех огромных различиях гипердержав в мировой истории их объединяющим элементом являются исключительная толерантность ко всему населению государства, выходящего на уровень гипердержавы, плюралистичность многонационального общества как безусловно необходимый стандарт его возвышения. В Персидской империи Ахеменидов, в политической системе Рима, в золотой век Китайской империи, в великой империи Чингисхана, в системе средневековой Испании, в Голландской мировой империи, в Оттоманском мире, в Британской империи, в Американской гипердержаве этническая толерантность была непременным условием политического возвышения.

И напротив: упадок гиперимперий был и остается безусловно связанным с нетерпимостью, ксенофобией, призывами к расовой, религиозной или этнической «чистоте». Во всех названных гипердержавах толерантность означала право для различных народов жить рядом, работать рядом, молиться рядом. Толерантность в этом смысле означает свободу индивидуума или групп различного этнического, религиозного, расового, лингвистического или любого другого происхождения сосуществовать, участвовать в общих проектах, подниматься по социальной лестнице единого государства.

Итак, толерантность — необходимое условие для мирового доминирования. Ее ослабление или отсутствие ведет к крушению гипердержавы. Об этом нам говорит история. Она учит, что гипердержавы могут противостоять бегу времени, только заручившись лояльностью и доверием своих народов. Как формулирует Никколо Макиавелли, «Рим сокрушил своих соседей и создал мировую империю посредством свободного доступа к своим преимуществам и привилегиям».

Китай как конкурент

США являются безусловной гипердержавой. Но история — очень трепетная штука, и то, что казалось созданным из гранита, может на самом деле быть гораздо менее твердым материалом. Страна, занимающая 6,5 процента земной поверхности и владеющая

5 процентами населения Земли, — имеет ли она шанс править столетия? Первые 20 лет всемогущества прошли быстро.

В 2003 году армия США вторглась в Ирак и завязла там так, что расколола национальное единство, связав Междуречьем армию и истратив колоссальные деньги. В 2003 году КНР стала самым привлекательным местом инвестиций, обогнав при этом Америку. В начале 2008 года начался экономический спад в США. Государственные и частные долги превзошли все мыслимые пределы, Америка стала величайшим должником планеты.

А рядом поднимаются конкуренты. В 2030 году ВНП Китая будет втрое больше американского. Прежний изготовитель игрушек, Китай сейчас занимает первое место в мире по производству сотовых телефонов, телевизионных приемников, ДВД-плееров. И уже вклинивается в производство компьютерных чипов, автомобилей, самолетных двигателей, военной техники. В чем сила Китая? Пока американцы ожесточили весь мир, Китай целенаправленно налаживал отношения с основной массой земного населения. Об этом свидетельствуют приглашение руководителей африканских государств в Пекин, азиатская зона влияния Китая, ШОС. Китай заключил миллиардный контракт с Чили на медную руду. Стоило Западу отвернуться от «государств-негодяев», как Китай немедленно пошел на помощь Ирану, Бирме, Конго, Судану. Китай добился того, что население Канады, Франции, Германии, Голландии, России, Испании, Британии относится к нему более дружелюбно, чем к Соединенным Штатам.

Что препятствует возвышению Китая до положения гипердержавы?

Во-первых, недостаточная образованность населения. По сравнению, скажем, с Индией Китай — высокообразованная страна, но до западных стандартов ему далеко. Лишь около половины китайских подростков посещают среднюю школу (в США — 90 процентов).

Во-вторых, весь развитый мир собирает таланты повсюду. Например, США охотятся за мастерами-компьютерщиками в России, а ФРГ — на Украине. Китайцы отдают свои таланты, не привлекая молодые таланты других стран.

В-третьих, китайская система образования жестоко критикуется за то, что школьникам и студентам дают определенный набор знаний, не ставя перед ними цель развить инновационное мышление. «Они помнят, но не понимают».

В-четвертых, выпускники китайских вузов теряются в случае нарушения стандартной ситуации, не имея навыка разрешать новые задачи.

В-пятых, на миллион ученых и инженеров в Китае исследованиями заняты 460 человек; а в США —

в 10 раз больше.

В-шестых, ощущая недостаточность ресурсов, Китай посылает на Запад более 100 тысяч студентов. Но примерно 85 процентов этих студентов после завершения учебы остаются работать на Западе (преимущественно в США).

В-седьмых, коррупция, значимость связей, клановость — все это гонит самых лучших и самых ярких туда, где закон играет гораздо большую роль.

Ханьским китайцем можно стать только по крови, по рождению, по этничности родителей. Это не США, не ЕС, не РФ. Китайская цивилизация как бы сама отрезала путь молодым талантам издалека «стать китайцами». Даже сам вопрос «Можно ли стать китайцем?» вызывает в Китае замешательство. Отсюда вывод: все таланты не могут родиться лишь в китайской части мира. Терпимость и привлекательность должны быть обязательным условием, если данная страна нацелилась стать гипердержавой. Руководители КНР вполне осознают указанные обстоятельства и стремятся блокировать их двумя путями.

Во-первых, они обращаются к патриотизму и лояльности китайской диаспоры — более 55 миллионам человек в 160 странах, которые контролируют примерно 2 триллиона долларов. Это дает Пекину ежегодно более 600 миллиардов долларов, гарантирует помощь видных ученых, включая нобелевских лауреатов (среди них, к примеру, математик Шингтун Яо — лучший математик Гарварда, создавший в Китае свою школу).

Во-вторых, налаживается сотрудничество с крупнейшими западными компаниями. К примеру, китайское правительство обусловило турбинный заказ в 900 миллионов долларов американской компании «Дженерал Электрик» участием китайских специалистов. «Моторола» вложила на тех же условиях 300 миллионов долларов. «Майкрософт» имеет в Пекине 200 исследователей, «Сименс» работает с китайскими учреждениями.