— Хакон Черный высматривает кнорры охотников на тюленей со своего фьёрда целыми днями — сказал Хродвальд.
— Я не понимаю другого — сказал подошедший Айван, и протянул ярлу кусок копчёного мяса. Сам он жевал не переставая, с того момента как нашел запасы снеди на галере — почему вас так это беспокоит? Неужели вы думаете что Хакон убьёт нас, чтобы ограбить, после того как к нам явился сам Брагги? Просто скажем ему об этом и всё.
— Это бы сработало, если бы там был кто-то другой! — проворчал Атли, отвернувшись от люка — но там Хакон Черный и пара его сыновей. Дай сюда мясо, и принеси нам вина, это будет кстати.
Айван отдал еду старому скальду, нервно посматривая в люк, и пошёл за бочонком южного вина, который, вместе с остальной наиболее важной частью добычы, лежал в просторной комнате с широкой и красивоукрашенной дверью. Сама комната располагалась в кормовой надстройке, так что Айвен обернулся быстро.
— Всё таки я не понимаю. Что, этот Хакон, пойдёт против Брагги?
— Ты не слышал как его зовут? Его зовут Хакон Черный! — удивился Клепп, и добавил — помоги закрепить весло, я покормлю свою добычу.
— Ты знаешь какая была кличка у отца нашего ярла? — спросил Атли у вольноотпущенника. Айвен молча помотал головой. Врать он не умел, поэтому Хродвальд сразу понял, что знал. Но Айвен также знал, что братья кличку отца не любили, и могли сильно огорчиться, если им про неё напоминали. Особенно если это делали зависимые от них люди. Хродвальд внимательно посмотрел на Айвена. Довольно высокий, с простым открытым взглядом. Не красавец, не урод. Айвен был человеком без лица. Пока Авен был рабом, он был не плох. Не выказывал недовольства, но и не подлизывался к хозяину. Сейчас, когда он стал свободным человеком, то его умение, как круглому речному камню, избегать течение, было скорее недостатком. Ни шуток, ни мнения, ни злости, ни умения. Но сейчас, на корабле было пять человек, которые могли ходить. Два лучника, Веслолицый и Нарви — остальных некромант успел сжечь. Клепп, который после знакомства с дуэргарами простоял всю схватку на галере у рулевого весла. Впрочем, своей дубиной он успел поработать, пару раз к нему пытались подняться южные треллы. Еще двое, те что были ранены еще на южном берегу — сейчас остались на драккаре, испугавшись скрепящих зубами живых скелетов под досками палубы захваченной галеры. И Айван. Разумеется, ему просто повезло.
Хродвальд помнил его жену — красивая рабыня Торвальда, к которой он привязался. Влюбилась в Айвана без памяти. Айван не выделялся ничем, она могла бы выбрать себе в мужья опытного воина, и жить обеспеченно. Но Айвену повезло. Торвальд тогда сильно удивил Хродвальда, отпустив её от себя. Да ещё и дав плохую, но всё же землю. А это очень большая удача само по себе, а уж дождаться такого от Торвальда…
Южане говорят что удача — богиня, потому что она так же ветрена и переменчива, как избалованная вниманием женщина. Северяне знают, что удача любит лишь достойных, которые заработали её внимание упорным трудом. А если уж есть в удаче что-то женственное, то только в её любви к некоторым людям, в которых другие не видят достоинств. И в этом удача весьма постоянна. Себя Хродвальд сильно удачливым не считал, и поэтому решил, что если Айвен будет рядом, это пойдет ему на пользу.
Он подождал пока все соберутся, и разольют кубки. Клепп развязал руки девушке с тонкими черными узорами на лице. Клепп взял её после боя, найдя в трюме без чувств. Для этого ему пришлось убить двух треллов, и теперь он почему то считал, что она принадлежит ему.
Атли пытался ему возразить, напомнив что Брагги велел убивать всех с такими узорами. В ответ здоровяк пришёл в такую ярость, что от его криков в себя пришёл Хродвальд, и встал на его сторону. Просто по привычке. Девушка осталась живой, но крепко связанной. Ей завязали даже глаза и рот. И надели сверху кольчугу — все знают, железо мешает колдовать.
Некоторое время они ели. Хродвальд и Атли больше пили — есть не хотелось, раны болели. Вино немного помогало, поэтому они потихоньку опустошили кубки, и протянули их за новой порцией почти одновременно.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Открой ротик, ну, ну, давай! И ааам — гудел Клепп вкладывая кусочки мяса в рот своей пленнице.
— Смени его! — крикнул Атли в трюм. Ритмичное постукивание не надолго прервалось, и вновь возобновилось.
— Забавно — сказал Айвен.
— Што шабавно? — вскинулся Нарви
— Атли крикнул это на северном наречии. Но они поняли — пожал плечами Айвен.
Все хмыкнули и продолжили есть.
Сначала Хродвальд даже боялся, что свежезахваченные рабы воспользуются расстроенными чувствами старого скальда, и попытаются захватить оружие, но внимательно посмотрев в глаза этим людям понял, что страх в их душах не нашёл достойного соперника, и повергнув разум, гордость и волю, воцарился безраздельно. У него был выбор — убить всех, или часть, или рискнуть и попытаться довезти всех. Это не просто. Пленников надо изредка проверять — если свяжешь слишком туго, отомрут конечности. Иногда развязывать — чтобы они не гадили под себя. Изредка кормить.
Он решил рискнуть — и оказался прав. На драккаре оставили только чуть меньше двух десятков крепких треллов с команды галеры против пятерых сильно израненых северян, и двух израненных не сильно. А на саму галеру переправили по возможности больше добычи, и скот, и взятых на берегу рабов. Опасаясь молодых и сильных, хоть и связанных мужчин, которых было втрое больше против пятнадцати северян, из которых могли стоять вообще только пять, а стоять долго только четыре, Хродвальд конечно беспокоился. Напряженно следя за признаками готовящегося бунта, он заглядывал пленникам в глаза, но не видел в их глазах ничего, кроме страха.
Страх в человек может стать силой, но для этого его нужно усмирить, и обратить его на пользу себе. Эти же люди привыкли покоряться страху. Покоряться силе своих ярлов и их хускарлов. Они верили своим надеждам, и в своё будущее, и не верили в смерть. А без этого человек не сможет научиться жить.
И сейчас, когда пронзительный ужас хлынул им в души из голубых и бесстрастных глаз северных воинов, внутри у них не нашлось ничего, что могло бы встать на его пути. Огромной черной волной он захлестнул их маленькие белые надежды, крохотную гордость, разломал хлипкую стену мужества, и утопил их разум, превратив мысли о будущем в надежду на жизнь.
Хродвальд их понимал. Когда ему было двенадцать, один бонд, тоже из рода Инглингов, как и дед Хродвальда, поссорился с его отцом. И решил, что похитив сына Снора, он сможет заманить его в западню. Неприятные воспоминания.
— А вот моя ничего не понимает — проворчал Клепп, и аккуратно разжал деревянной ложкой удивительно белые зубки своей пленницы. А потом, придерживая челюсть пальцами, налил ей в рот немного вина. Девушка видимо пыталась сопротивляться, но за огромными руками Клеппа это не было особенно видно. Она страшно закашлялась, и Клепп быстро перевернул её лицом вниз. Внешне он прилагал усилий не больше чем Хродвальд, когда перекладывал свёрнутое в рулон одеяло. Держа её на руках, Клепп легонько её похлопывал по спине. Дождался, пока девушка перестанет кашлять, и снова попытался напоить. Пленница сжала зубы. Клёпп терпеливо отложил кубок, взял её лицо в левую руку, а правой начал вставлять деревянную ложку девушке в рот, чтобы вновь его разжать. По красивой, но бледной коже побежала капля крови.
— Ну вот, поранил — расстроился Клепп
— Да ты нешнее што ли! — не выдержал Нарви, но попыток помочь не сделал.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Ну а что она не ест, не пьёт — расстроенно огрызнулся Клепп. Но ложку отложил.
— Писать наверно хочет. Или даже не только — предположил Айвен.
Клепп внимательно посмотрел на него, потом схватил свою добычу под мышку, и спустился в трюм. Прихватив по пути ведро, стоявшее на палубе.
— На самом деле я знаю кличку твоего отца — неожиданно заявил Айвен — но никто не знает, почему вы с братьями её не любите, и как он её получил.