«Наверное, это правда, раз он не хочет об этом говорить», — печально подумала Давина.
Чем больше она узнавала о лорде Дэлвертоне, тем больше понимала, что тот образ, который она сложила для себя, был не более чем химерой.
Научится ли она когда-нибудь видеть мужчин такими, какие они есть на самом деле, а не представлять их себе романтическими или даже сказочными героями?
Сознание Чарльза снова вернулось из мрака забытья в лихорадочный туман реальности. Если бы он тогда не решил встать, сейчас бы ему, наверное, было уже лучше. Находясь в бреду, он все же запомнил, что цыганка снова подходила, склонялась над ним, поила каким-то зельем с сильным запахом, остужала его разгоряченное тело, прикладывая пропитанные водой компрессы, меняла повязку на ране над бровью. В конце концов она совсем сняла ее, и именно в этот момент Чарльз открыл глаза.
— Ваше имя? Как вас зовут? — пробормотал он.
— Эсме.
— Эсме. Эсме, — повторил он. — И это все?
— Это все.
Эсме повернулась, чтобы встать, но Чарльз поймал ее руку и поднес к губам.
— Кем бы вы ни были, — прошептал он, — род Дэлвертонов будет вам всегда благодарен.
К его удивлению, Эсме отдернула руку, словно ее ужалила оса.
Рука Чарльза бессильно упала рядом с телом.
— В чем д-дело? — из последних сил спросил он, веки его снова начинали наливаться свинцом.
— Ни в чем. — Эсме прикусила губу, отвернулась, встала и пошла к двери.
— Спите, — бросила она на ходу. — Сон исцелит вас. Спите.
Дверь за ней захлопнулась.
Сколько продлился его сон, Чарльз не знал, но наконец настал час, когда его разуму вернулась ясность и он снова стал хозяином своих мыслей.
Утро было ярким, по неровному земляному полу пролегла длинная полоса солнечного света.
В очистившейся от пелены забвенья голове начали всплывать воспоминания о недавнем прошлом. Смерть отца... Проблемы с поместьем... Перебранки с Говардом... Интриги тети Сары... Поездка в Лалэм, так жестоко прерванная. Но все эти воспоминания отошли на второй план, когда в памяти всплыл образ Давины, ее беспомощное тело, опустившееся ему на руку, когда она лишилась чувств.
Ради одного этого ему стоило выжить.
Он провел рукой по подбородку и печально вздохнул. У него отросла борода. Он вдруг подумал, что после стольких дней, проведенных в этой комнате вдали от остального мира, он, наверное, сильно изменился.
Он встал и направился к двери в другую комнату.
В котле над огнем что-то тихо булькало. Заглянув в него, Чарльз решил, что это овсяная каша. К своему удивлению, он ощутил внезапный приступ голода. Значит, если он и не выздоровел полностью, то уж точно пошел на поправку.
— Доброе утро, — раздался голос за спиной.
В дверях стояла Эсме. Ветер играл зелеными ветками у нее за спиной. В руках — два полных кувшина с водой.
Чарльз поклонился.
— Доброе утро. Мне, пожалуй, следует извиниться за свой... неопрятный вид.
Вместо ответа Эсме пересекла комнату и опорожнила оба кувшина в большую бадью, стоящую на табурете.
— Для вас, — указала она рукой. — Давайте мне рубашку и штаны, я их выстираю.
Чарльз замялся.
— Эта... перевязь.
Эсме подошла и проворно развязала узел у него за шеей.
Он осторожно вытянул руку, пошевелил пальцами и удовлетворенно кивнул: перевязь больше была не нужна.
— Одежду, — напомнила Эсме.
Чарльз по-прежнему в нерешительности переступал с ноги на ногу. Эсме насмешливо улыбнулась, сняла висевший на крючке плащ и бросила его Чарльзу. Потом отвернулась, подождала, пока он снимет одежду, и свернула ее в узел.
— Отнесу это на ручей, — сказала Эсме, поднимая узел. — Когда вернусь, приготовлю завтрак.
Чарльз опустил руки в прохладную воду. Ему казалось, что в эту минуту он смывает с себя не только горячку, но и сумбур последних нескольких дней.
Он сидел, завернувшись в плащ, и наблюдал в окно, как Эсме развешивает его мокрую одежду на ветках кустов во дворе. Наконец она вошла в дом и положила в тарелки кашу.
— Превосходно, — восхитился он после первых нескольких ложек.
Эсме ничего не сказала. Она ела быстро, не сводя с него глаз, словно боялась, что он сбежит, как только она посмотрит в сторону.
Чарльз чувствовал себя неловко под этим пристальным взглядом.
— Странно есть вместе, — сказал он, — если вы даже не знаете, как меня зовут.
— Я знаю, как вас зовут.
— Знаете? — ложка замерла на полдороге ко рту.
— Вы сами назвали свою фамилию, когда лежали в горячке. Вы — Дэлвертон.
— Ах да. Вспомнил. Я действительно Дэлвертон. Лорд Чарльз Дэлвертон.
— В лесу нет лордов, — быстро ответила Эсме.
Он перевел взгляд на открытую дверь, за которой простирался зеленый безмятежный мир. Вид собственных штанов и рубашки, покачивающихся на ветках, заставил его улыбнуться.
— Вы правы, — сказал он. — Действительно, в лесу лордов нет.
Он отодвинул тарелку и посмотрел на цыганку.
— Вы здесь живете одна, вдали от... своего народа?
По лицу Эсме пробежала тень.
- Да.
Чарльз на секунду задумался.
— И когда вы здесь поселились?
Эсме подняла на него большие черные глаза и стала рассказывать все без утайки:
— Два месяца назад. Я осталась без дома и нашла эту хижину. Здесь никто не жил, все пришло в упадок, поэтому я решила, что могу здесь поселиться. Но, оказалось, еще кое-кто считал эту хижину своим домом. Однажды, вернувшись, я обнаружила здесь женщину, наполовину утратившую разум, ту самую, которую вы напугали, поднявшись с кровати. Она спала, скрючившись в углу. На меня она тогда внимания не обратила, и до сих пор она приходит сюда и уходит, когда ей вздумается.
Чарльз кивнул.
— Что ж, мне повезло, что именно вы были дома. А как я вас нашел?
— Никак. Это я вас нашла.
Он удивился.
— Вы нашли меня? Я думал, что... был ранен во время нападения и кое-как добрался до вашей двери.
— На вас действительно напали, но это было в нескольких милях отсюда. Я охотилась...
«То есть занималась браконьерством», — подумал Чарльз, но вслух говорить ничего не стал.
— ... и услышала крики, — продолжала Эсме. — Я пробралась сквозь заросли посмотреть, что происходит. Четверо или пятеро мужчин в масках избивали вас. Я закричала и бросилась на них с ножом. Они разбежались.
— С ножом? — воскликнул Чарльз.
— Конечно, с ножом. Я с ним хожу на охоту.
— Вы очень смелая, — признался он. — У тех людей были пистолеты.
— Я знала, что они трусы, — презрительно сказала Эсме. — Увидев вас, я подумала, что они забили вас насмерть, но я приложила ухо к вашей груди и услышала, что сердце все еще бьется. Сюда я вас привезла на вашей же лошади.