Читать интересную книгу Игорь-якорь - Марк Ефетов

В мореходку Якова Петровича уже не вызывали.

В мирное время мореходка не была военным училищем, но всё же дисциплина здесь была более строгой, чем в обычных школах. И здесь Игорь чувствовал себя, как на корабле. А на флоте — он это знал и сам так же считал — не забалуешься.

В мореходке у Игоря было одно только недоразумение с учителем. Однажды на уроке, как раз перед тем, когда Игорь мечтал, чтобы его вызвали и он исправил бы недавнюю двойку, пропал классный журнал. Это была не совсем обычная история. Учитель вошёл в класс, положил журнал на стол, и тут его вызвали. Он вышел на минуту, может быть, на две. Вернулся, сел, сказал своё обычное: «Начнём, пожалуй!» — и тут же вскочил:

— Позвольте, а где же журнал?

Это было невероятно. Журнал был здесь, перед ним, минуту или две назад. И вдруг исчез.

В классе стало так шумно, будто пронёсся горный обвал. Ведь тридцать две пары глаз были тут. Правда, глаза эти, может быть, смотрели в раскрытые тетради и книги, но кто-то же в эту минуту смотрел в сторону учительского стола. И если бы случилось такое чудо, что журнал обрёл крылья, взмахнул ими и полетел, это не осталось бы незамеченным.

В чём же дело?

Учитель так и сказал:

— В чём же дело? У журнала нет крыльев. Его похитили руки, руки!..

Что говорить, происшедшее казалось чудом.

Класс шумел: все повскакали со своих мест и через головы вскочивших перед ними хотели получше разглядеть учительский стол и убедиться, что он действительно пуст.

А после беспорядочного шума в классе наступила тишина. Кто-то, правда, пытался заглянуть и даже подлезть под стол учителя, но учитель строго сказал:

— Там нет. И нигде нет. Сидите на местах. И скажите: кто это сделал?

Вот тут и наступила тишина, да такая, что стало слышно, как за окном верещит птичка, — совсем тихо.

Учитель отогнул рукав и стал смотреть на часы, будто стрелки часов могли раскрыть тайну журнала. Он смотрел так на часы минуты три, а показалось, что полчаса.

— Ну, так кто же спрятал журнал? — Учитель говорил чуть громче обычного. — Нашкодил, значит, и боится сознаться. А вы покрываете этого труса. Отлично! Смирнов!

Игорь встал.

Учитель спросил:

— У тебя на прошлом уроке какая была отметка?

— Двойка.

— Ты не брал журнал?

— Не брал.

— И не видел, кто его взял?.. Что ж ты молчишь, Смирнов?

Тут надо сказать, что Игорь ненавидел ябед, подхалимов и любимчиков и сражался с ними. Он считал их своими врагами. В этот раз Игорь по случайности оказался единственным учеником в классе, который видел, что случилось с журналом. Но выдать товарища он не мог. И врать не умел. Он мог, и здорово, придумывать, фантазировать, измышлять. Это не считалось враньём. А сказать неправду, когда его спрашивали; — нет, на это он не был способен…

— Значит, ты видел, Смирнов, кто взял журнал? Да или нет?

— Да.

— Видел?

— Видел.

— Тогда скажи!

— Не скажу.

— Выйди из класса и подумай в коридоре…

Игорь вышел в коридор и думал там, но дело-то всё в том, что он никогда не передумывал. А думал он примерно так: «Да, я видел, как староста класса вытирал доску и, повернувшись, зацепил тряпкой журнал, свалил его на пол, поднял и в одно мгновение засунул за доску. Но ябедничать не буду. Пусть сознается сам».

А староста в это время чинно сидел на своей парте в первом ряду. Смятый журнал был уже на столе. Его нашли за доской вскоре после того, как Игоря выставили в коридор. И тот же староста — подумать только! — не моргнув глазом, открыл дверь и позвал:

— Игорь, тебя зовут, иди в класс.

Игорь сел за свою парту, а учитель, протянув перед собой журнал, как поднос, сказал:

— Ну вот, нашёлся журнал. А кто его спрятал, теперь ты скажешь, Смирнов?

— Нет, — сказал Игорь, — и теперь не скажу. Пусть сам скажет.

Староста, тот ничего не выгадал. После уроков Игорь рассчитался с ним, и, когда староста при этом хныкал: «За что?», Игорь приговаривал:

— За трусость! И это за трусость! И это! Вот так: умел сделать, умей сознаться! Понял?

Нет, ничего тот парень не понял. Таких разве проймёшь! Трусит и ябедничает. На Игоря, правда, он в тот раз не наябедничал. В классе знали: с Игорем Смирновым лучше не связываться — он, когда правда на его стороне, спуску не даст…

8. Капитан Круг

Утром Игорь Яковлевич заступил на вахту. Пока на мостике рядом с ним был капитан, Игорю делать было нечего. И он был занят тем, что любовался работой капитана. Да, любовался, другого слова не подобрать, как можно любоваться и восторгаться талантливым музыкантом, художником, спортсменом, любым человеком, для которого то, что он делает, — радость и счастье.

Таким был Фёдор Фёдорович Круг, капитан «Черноморска». Ему перевалило за шестьдесят, но его нельзя было назвать стариком: тугие, чисто выбритые смуглые щёки, подстриженные усы, будто чуть присыпанные снежком, тёмные брови и под ними светлые, в хорошую погоду голубые, в пасмурную светло-серые глаза. Глаза эти как бы вбирали в себя цвет моря. Да и вся жизнь Фёдора Фёдоровича была отдана морю.

Он начал морскую службу юнгой и прошёл весь путь моряка — от пеньковой швабры на нижней палубе до машинного телеграфа на капитанском мостике. Когда был матросом, не подхалимничал перед начальством; став капитаном, был так же прост и прям в отношениях с матросами.

Такие люди, прямые и бесхитростные, привлекают с первого взгляда. А если к тому же они красиво работают, это придаёт им ещё большее очарование.

Игорь смотрел на Фёдора Фёдоровича восторженно. Ему нравилось в нём всё: голос, походка, жесты. Капитан шагал уверенно и прямо, даже во время качки; говорил без лишних слов, никогда не повышая голоса; командовал спокойно, без малейшего напряжения и в штиль, и в шторм.

Такими бывают люди, которые отлично знают своё дело и не боятся его. Капитан вроде бы прогуливался по мостику или как бы отдыхал, облокотившись о поручни. Но в нужное мгновение негромко говорил рулевому:

— Право на борт!

И рулевой громко отвечал:

— Есть право на борт!

— Отведи! Одерживай, — говорил капитан, как бы советуя, а не приказывая.

— Есть одерживай…

Стоять на вахте рядом с Фёдором Фёдоровичем было для Игоря счастьем. И вообще ему доставляло удовольствие всё, что входило в его обязанности вахтенного: вести вахтенный журнал, по штурманской карте сверять курс «Черноморска» и отмечать местоположение корабля, следить за экраном локатора. Это было особенно интересно ночью или в туманную погоду, когда перед кораблём был как бы непроницаемый занавес: глазами не пробьёшь, а на локаторе даже шлюпка не скроется.

В тот раз рейс проходил спокойно. Море было как бы отутюжено и только на второй день плавания стало заметно горбиться.

Радист принёс в рубку радиограмму. Фёдор Фёдорович прочитал и сказал Игорю:

— С порта пришествия спрашивают, когда прибудем. К сожалению, не так-то скоро. Чувствую — плохо у них с медикаментами. А стервятники, должно быть, бомбят.

Потом повернулся к радисту:

— Ответьте: «Рассчитываем прибыть по расписанию. На борту консервированное молоко, одеяла, бинты, лекарства».

Заметно стал крепчать ветер, и вот уже «Черноморск» качал переваливаться с борта на борт, а серые волны нет-нет да залетали на палубу, обдавая её белой пеной.

— Вы не спуститесь отдохнуть? — спросил Игорь капитана.

— Нет, — коротко ответил Фёдор Фёдорович.

Несколько минут они молчали. Потом капитан как-то вдруг сказал, должно быть, просто подумал вслух:

— А ведь эти бандиты, что всё время бомбят и торпедируют, делают вид, что войны нет.

«Черноморск» рассекал огромные водяные валы. Разрезанные, они теряли свою силу, падая вдоль бортов.

Шум моря был однообразен, он убаюкивал, как монотонная колыбельная песня.

И вдруг низко, над самой палубой корабля, оглушительно ревя моторами, пронёсся самолёт.

С этого началось.

Фёдор Фёдорович отдавал команду негромко, спокойно, так, будто речь шла о встрече с яхтой или рыбацкой шаландой.

Команду капитана Игорь повторял, и по радиоусилителю она слышалась во всех уголках корабля:

— Усилить наблюдение!

А спустя несколько минут:

— Объявить боевую готовность номер три!

Затем капитан подозвал Игоря:

— Нашим пока ничего сообщать не будем. А то, знаете, натрещим в эфире, пираты нас запеленгуют, и получится ещё хуже. И вообще, Игорь Яковлевич, хочу на всякий случай вам сказать, мало ли что: если получится так, что вам придётся принять здесь командование, сообщите об этом в пароходство, действуйте быстро, но без паники. Понятно?

— Понятно, Фёдор Фёдорович, только я думаю, что такое не случится.