Нет! Не могу в это поверить!
Но вот вопрос: могло ли короткое замыкание пробудить в мозге какие-то новые силы — подобно тому, как электрошок вызывает к жизни скрытые резервы человеческого организма?
19 октября
Я не спал всю ночь — вероятно, слишком устал.
На столе лежали специально приготовленные карандаш и бумага, но телепатический сигнал так и не поступил. Время от времени, испытывая какое-то смутное желание подняться и подойти к письменному столу, я сознательно подавлял в себе это побуждение — боялся, что оно окажется результатом нервного расстройства, а не воздействия со стороны Донована.
Мне нужно быть уверенным в его влиянии на меня!
Чем больше я думаю о каракулях в рабочем журнале, тем больше убеждаюсь, что они стали следствием обычного сомнамбулизма.
Мысль о полном провале моего эксперимента приводит меня в отчаяние.
20 октября
Сегодня Дженис уехала в Лос-Анджелес.
На станцию ее отвез Шратт. Перед их отъездом мы о чем-то разговаривали — не помню, о чем именно.
Мои мысли заняты проблемой, которую передо мной поставил мозг Донована. Мне не терпится заснуть и дать ему возможность вступить в контакт со мной.
Вечером приму снотворное. Может быть, оно подавит мою волю.
21 октября
Как необдуманно я поступил, приняв веронал! Он парализовал не только волю, но и все уровни сознания — не оставил никаких шансов для внешнего воздействия.
От нервного перевозбуждения у меня начались слуховые галлюцинации. Я должен взять себя в руки. Неврастеник не имеет права быть медиком, тем более — ученым.
Сейчас лучше не торопить события. Пусть все идет своим чередом.
25 октября
За эти дни ничего особенного не произошло. Электрический потенциал биополя возрос до полутора тысяч микровольт и все еще увеличивается.
Я похудел. Пищу мне готовит Франклин. Только теперь я понял, что Дженис, знавшая о моем плохом аппетите, во все блюда добавляла витаминные концентраты. Лишившись этой принудительной диеты, я начал терять силы. Думаю, моя повышенная утомляемость объясняется нехваткой витамина В-прим в рационе.
Я очень устал.
27 октября
Еще одно послание. Я написал его сам, но моей рукой явно управлял мозг, неподвижно лежащий в стеклянном сосуде с конической крышкой.
Снова — имя, написанное корявым, неровным почерком. Как будто расписался очень больной старый человек. Или это потому, что я писал левой рукой, подобно Доновану? Буквы в точности воспроизводят его подпись — в газетах мне встречалось факсимиле. Те же самые каракули. Вокруг — характерный вензель. Буква У больше похожа на печатную, чем на прописную. За последней Н тянется длинный хвостик. Это не мой почерк.
Мозг нашел способ вступить в контакт со мной. Возможно, на его активность повлиял электрический удар; а может быть, перенасыщение питательным раствором привело к каким-то функциональным сдвигам в клетках серого вещества.
Я несколько часов неподвижно сидел на краю кровати.
Мне необходимо еще одно доказательство — новое, неоспоримое!
30 октября
Сегодня такое доказательство появилось.
Боюсь, как бы мозг вновь не пострадал от электрического удара — напряжение электромагнитного поля возросло до двух с половиной тысяч микровольт, а мне ничего не известно о сопротивлении образовавшейся массы серого вещества.
Сидя за рабочим столом, я вдруг почувствовал какую-то непонятную усталость. Странное дело: она ощущалась не столько в теле, сколько в голове. Я продолжал думать о работе, но мысли стали какими-то вялыми, точно заторможенными. Затем я как бы со стороны увидел, что моя левая рука пришла в движение, взяла авторучку и начала писать.
На этот раз имя было написано полностью: Уоррен Горас Донован. И — словно в знак достоверности — обведено замысловатым вензелем.
Моя рука отложила авторучку, мысли обрели привычную быстроту. Как будто вынырнули из какого-то глубокого омута: затрепетали, взбудоражив сонную гладь.
Я подошел к стеклянному сосуду. Мозг Донована бодрствовал.
«Это ты заставил меня написать твое имя?» — отстучал я по стеклу.
Немного подождав, я повторил этот вопрос — уже медленнее, как на уроке азбуки Морзе.
Затем вернулся к столу.
И снова почувствовал какую-то внезапную тяжесть в голове. Я полностью отдавал себе отчет в том, что делаю, — только двигательные рефлексы вышли из-под контроля.
Я увидел, как моя левая рука взяла авторучку и вывела на бумаге отчетливые буквы: «Уоррен Горас Донован!»
3 ноября
Человеческий мозг не может работать постоянно, не восстанавливая затраченных сил. Чем активнее его деятельность, тем чаще ему нужно отдыхать. Мозг Донована половину времени проводит во сне.
Его обнаженная плоть обросла слоем какого-то бледно-серого вещества, да и сам он принял новую форму. В моей лаборатории развивается вид белковой материи, которого еще не знала наша планета. Для его жизнедеятельности необходимы компрессор и искусственное питание, однако при этом он способен посылать энергетические заряды, сокрушающие все защитные барьеры человеческого разума. И его возможности увеличиваются с каждым днем.
Он может подавлять мои мысли, когда ему заблагорассудится.
Сначала у меня было странное ощущение — будто чья-то чужая воля желает продемонстрировать свою власть надо мной, приводя в движение суставы рук, ног или пальцев.
Затем у меня сложилось другое впечатление. Мне стало казаться, что мозг Донована использует мое тело, чтобы обрести органы чувств, которых ему не хватает для полноценной жизни.
Мое сознание раздвоилось, но не как у шизофреника. Подчас я выступаю в роли отстраненного наблюдателя — слежу за воздействием, которое мой подопечный оказывает на мою психику. И всегда отдаю отчет в своих поступках.
Когда мозг Донована спит, я получаю полную свободу действий. Это драгоценное время я использую для записи своих наблюдений.
Мысли Донована по-прежнему непоследовательны. Он до сих пор не дал логического ответа на вопрос, который я ежедневно отстукиваю по стеклу, при помощи азбуки Морзе. Может быть, мои сигналы доходят до него в искаженном виде — если, например, колебания окружающей среды представляются чем-то неделимым на равные доли и промежутки? Своими действиями он напоминает то ли спящего, то ли больного. Он все время приказывает мне писать имена, внешне ничем не связанные друг с другом.
Одно из них — Роджер Хиндс. Другое — Антон Стернли. Постоянно появляется имя Говард, а Хлоя — ни разу. Зато часто упоминается Екатерина. В газетах писали, что так зовут его жену (в моих глазах она еще не стала вдовой). Фигурирует также его адвокат Фуллер.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});