Читать интересную книгу Самоубийца - Николай Эрдман

Целует нас мама, свернувши в пеленки,

Целует иная родня,

Когда подрастем, нас целуют девчонки

Средь ночи и белого дня.

Черт возьми, как хорошо – тромбон. Трамвай начинает идти. (Приближает вытянутую руку с револьвером к виску.) Сколько прелести в… (Останавливает руку.) Сколько прелес… Нет, не могу. Сколько пре… Не могу. Черт возьми, как хорошо – тромбон… Черт во… Тьфу ты, черт! Ну, никак не могу!

Голос за дверью: «Заворачивай веселей. Веселей заворачивай».

Явление десятое

Трое мужчин вносят в комнату гроб.

Первый. На себя, на себя! Да куда же вы тыркаетесь? Ставь на стол.

Гроб ставят на стол.

Все в порядке. Доставили.

Семен Семенович. Очень вам благодарен. Большое спасибо.

Первый. Сам-то где?

Семен Семенович. Ктой-то сам?

Первый. Подсекальников. Упокойник.

Семен Семенович. Вот он.

Первый. Где?

Семен Семенович. Что я, нету его еще, но он будет… на этих минутах, наверное.

Первый. Жалко вам упокойника?

Семен Семенович. Ой как жалко, товарищи!

Первый. Вот я тоже жалею всегда упокойников. На чаек с вашей милости.

Семен Семенович. Ради бога, пожалуйста.

Первый. Ну, счастливо вам справиться.

Уходят.

Явление одиннадцатое

Несколько мгновений Семен Семенович пребывает в полной не­подвижности, потом направляется к гробу, обходит его кругом, заглядывает внутрь, поправляет подушку и расставляет во­круг гроба венки. Затем вытаскивает из кармана револьвер и приставляет дуло к виску. Опускает руку. Подходит к зеркалу,

занавешивает его черным. Снова приставляет дуло к виску. Пауза.

Семен Семенович. Почемуй-то ученые до сих пор не дошли, чтобы мог человек застрелиться, не чувствуя. Например, за­стрелиться под хлороформом. А еще называются благодетели человечества. Сукины дети. Боже праведный! Господи! Жизнеподатель! Дай мне силы покончить с собой. Ты же видишь, что я не могу. Ты же видишь.

Явление двенадцатое

В комнату вбегают Мария Лукьяновна и Серафима Ильинична.

Мария Лукьяновна. Идут!

Семен Семенович. Кто идут?

Мария Лукьяновна. Все идут! (Выбегает из комнаты.)

Явление тринадцатое

Семен Семенович мечется по комнате. Слышен шум толпы.

Семен Семенович. Боже мой! Боже мой!

Шум приближается.

Боже мой! (Вскакивает на стол.) Боже мой! (Прыгает в гроб.)

Шум приближается.

Пережду, а как только уйдут – конец. Раз – и кончено. (Ло­жится в гроб.)

Явление четырнадцатое

В раскрытых дверях появляются: Гранд-Скубик, Пугачев, Калабушкин, Маргарита Ивановна, Раиса Филипповна, отец Елпидий, Егорушка, Зинка Па­деспань, Груня, дьякон, церковные певчие. Все в трауре, у многих в руках цветы. Мария Лукьяновна и Се­рафима Ильинична обе спиной к зрителям, в ужасе прости­рая руки, сдерживают

толпу.

Мария Лукьяновна. Вы войдите сначала в его положение. Ведь людям-то не хочется умирать. Умирать-то не хочется. Кто ж, товарищи, виноват?

Аристарх Доминикович. Виноваты другие, Мария Лукьянов­на, а не мы.

Серафима Ильинична. Разве мы вас виним, дорогие това­рищи?

Мария Лукьяновна. Я вас, граждане, только хотела спросить: как же вы относительно мужа со мной поступите?

Аристарх Доминикович. Мы заменим вам мужа, Мария Лукьяновна, общими силами.

Семен Семенович (в гробу). Этого еще недоставало.

Мария Лукьяновна. А заранее знать мы не знали, товарищи, пусть он сам засвидетельствует. Сеня. Се… (Увидела Семена Семеновича в гробу.) А!

Аристарх Доминикович. Стул вдове! Поскорее, Егор Тимо­феевич!

Серафима Ильинична (подбегая к Марии Лукьяновне). Что ты? (Заметила Семена Семеновича в гробу.) Мамоч­ки…

Пугачев. И второй захватите. Под тещу понадобился.

Егорушка приносит два стула. Вокруг вдовы и тещи хлопочет группа людей. Другая группа

направляется к гробу.

Маргарита Ивановна. Как живой!

Зинка Падеспань. Только носик завострился.

Мария Лукьяновна. А-а-а. Пустите, пустите меня к нему! Он не умер, он только немножечко выпимши. Он проспится и встанет, Егор Тимофеевич.

Егорушка. Успокойтесь, не встанет, Мария Лукьяновна.

Мария Лукьяновна. Он живой, он живой, уверяю вас, граж­дане.

Раиса Филипповна. Как кричит…

Груня. На мозги повлияло, наверное.

Аристарх Доминикович. Вы ее отведите в соседнюю ком­нату.

Мария Лукьяновна. Сеня! Сеня!

Серафима Ильинична. Проснитесь, Семен Семенович…

Зинка Падеспань. И старушка туда же, скажите пожалуйста.

Александр Петрович. Прихватите и тещу, Егор Тимофеевич.

Мария Лукьяновна. Он живой! Он живой!

Егорушка уводит Марию Лукьяновну и Серафиму Ильиничну в соседнюю коннату.

Явление пятнадцатое

Груня. Что из дамочки сделалось.

Маргарита Ивановна. Прямо в голос скучает, обратите вни­мание.

Голос Марии Лукьяновны (из соседней комнаты). Он жи­вой, он живой…

Раиса Филипповна. Как страдает, бедняжечка.

Александр Петрович. С непривычки всегда так, Раиса Фи­липповна, а потом приедается. Я ведь тоже недавно жену схо­ронил. Даже ночи не спал. Вот хотите, спросите Маргариту Ивановну.

Маргарита Ивановна. Александр!

Голос Марии Лукьяновны. Сеня, Сеня! Проснись!

Груня. До чего убивается…

Зинка Падеспань. Побежимте посмотримте, как убивается, ин­тересно, наверное.

Все женщины устремляются в соседнюю комнату.

Явление шестнадцатое

Аристарх Доминикович, Александр Петрович, отец Елпидий, Пугачев, Виктор Викторович.

Александр Петрович. Нет! Минуточку. Разрешите задать вам нескромный вопрос. Вы когда же со мной рассчитаться на­мерены?

Пугачев. Рассчитаться? За что?

Александр Петрович. Как – за что? За покойника. Че­ловек на столе – значит, деньги на бочку. Арифметика ясная.

Аристарх Доминикович. Вы все деньги и деньги, товарищ Калабушкин, а идея для вас не имеет значения?

Александр Петрович. Хороша та идея, которая кормит, Аристарх Доминикович.

Аристарх Доминикович. Кормит только господствующая идея. Дайте сделаться нашей идее господствующей, и она вас прокормит, товарищ Калабушкин.

Виктор Викторович. Борьба за идею – борьба за хлеб.

Александр Петрович. Лучше меньше идей и побольше хле­ба. Рассчитывайтесь, товарищи.

Аристарх Доминикович. Но позвольте, вы всех поручений не выполнили.

Александр Петрович. Как же так?

Аристарх Доминикович. Вы с предсмертной записки раз­множили копии?

Александр Петрович. Машинистка работает, Аристарх Доминикович.

Аристарх Доминикович. Ну, тогда приступите к распрост­ранению. Выстрел грянул, пускай его слышат тысячи.

Отец Елпидий. Значит, вы уповаете на большой резонанс?

Аристарх Доминикович. Уповать уповаю, отец Елпидий, но немного боюсь. Нужно прямо сознаться, дорогие товарищи, что покойник у нас не совсем замечательный. Если б вместо него и на тех же условиях застрелился бы видный обществен­ный деятель, скажем, Горький какой-нибудь или нарком. Это было бы лучше, дорогие товарищи.

Семен Семенович (в гробу). Это было бы просто прекрасно, по-моему.

Виктор Викторович. Вы напрасно так думаете. Нам не ва­жен покойник как таковой. Нам гораздо важнее сервиров­ка покойника. Важно то, как подать его, Аристарх Доминикович. Я вчера разговаривал с Федей Питуниным. Как я с ним разговаривал. Я ему сочинил своего Подсекальникова. Сочинил и влюбил в него Федю Питунина. А теперь, когда наш Подсекальников мертв, что он может сказать о моем сочинении. Только «с подлинным верно», Аристарх Доминикович. Смерть сама по себе не имеет значения. Заражает не смерть, а причина смерти, а причину мы можем любую выдумать.

Аристарх Доминикович. Нужно вызвать, товарищи, шепот общественности. Это самое главное.

Отец Елпидий. Мы дня на три поставим его в часовню и устро­им прощание.

Аристарх Доминикович. Очень правильный ход. (Александру Петровичу.) Отправляйтесь за факельщиками.

Александр Петрович уходит.

Явление семнадцатое