Она со вех ног бросилась за уходящим руководителем, но задержалась, чтобы на ходу подхватить валяющиеся за кулисами сумку. Догнала его она уже рядом с общей гримерной.
– Господин Коораса! – задыхаясь, окликнула она его. – Господин Коораса! Приношу свои извинения, можно тебя на минутку?
– Да, госпожа Яна? – холодно осведомился руководитель. – Я слушаю.
– Господин Коораса! В огнедень, второго числа, я не смогу появиться на репетиции.
– Вот как? – приподнял бровь руководитель. – И причина?…
– У меня вечером коллоквиум в университете, – виновато пояснила Яна. – Пропустить нельзя, там полусеместровые оценки выставляют. Приношу глубочайшие извинения.
– Должен заметить, моя юная госпожа, – тон руководителя стал еще холоднее, – что менее чем через период хор должен начать участвовать в репетициях "Чести Карасато". А спевка коллектива оставляет желать лучшего. Много лучшего, смею заметить! И я почему-то не наблюдаю у некоторых участниц хора должного понимания ложащейся на всех нас ответственности. Почему-то они полагают, что репетиции хора – нечто второстепенное, чем можно пожертвовать ради сиюминутных проблем.
– Но…
– И ты, госпожа Яна, как мне помнится, – неумолимо продолжал руководитель, – уже не раз отпрашивалась под предлогом занятий в университете. Между тем, высокое искусство не терпит житейской суеты и не прощает разбрасывания. Тебе следует серьезней относиться к репетициям и не пропускать их без крайне уважительных причин, к которым, – он поднял палец, на полуслове затыкая уже открывшую рот Яну, – коллоквиум в университете я никак не могу отнести. Я очень огорчен таким несерьезным подходом с твоей стороны. Ты должна помнить, что оперный хор Масарии – коллектив, в который отбирают лучших из лучших. Это стартовая ступенька к тому, чтобы стать солисткой, полноценной оперной певицей. И тебе следует серьезно задуматься, где же лежит твое истинное призвание – в опере или же где-то еще. Задуматься – и выбрать соответственно.
– Но я действительно не могу пропустить коллоквиум! – почти умоляюще произнесла Яна. – Он очень важный!
– Я не могу приковать тебя к сцене цепями, юная госпожа, – заявил руководитель. – И я не тюремщик. Если не хочешь – не приходи. Так и быть, я не поставлю тебе прогул… на сей раз.
Он кивнул, повернулся и пошел по коридору.
– Огромное тебе спасибо, господин Коораса! – искренне сказала Яна ему в спину. – Я крайне тебе признательна за покровительство!
Руководитель даже не повернул головы, но девушка почувствовала, как сквозь исходящие от него волны высокомерного неодобрения прорвалось что-то вроде скрытого смешка и искорки юмора. Облегченно вздохнув, Яна повернулась и пошла в противоположную сторону – к выходу. А все-таки он ничего себе дядька. Действительно думает о деле и даже не пытается приставать, как некоторые другие.
Она уже почти дошла до служебного выхода, но спохватилась и встала. А куртка-то! Сумку она схватила, а куртка осталась валяться где-то на старых пыльных стульях в коридоре, куда она свалила ее посреди вещей остальных хористок. Мысленно ругнувшись, она развернулась на пятках и потопала обратно.
Куртка обнаружилась там, где она ее и оставила. Яна подобрала ее – и нерешительно замерла на месте. Выход за кулисы большого концертного зала оказался не заперт. Отсюда сквозь пыльные занавеси боковых занавесов виднелся кусочек сцены. Свет в зале уже выключили, но скупая дежурная лампа в проходе бросала пятно света на синтезатор. Яна осторожно поставила на пол сумку, бросила сверху куртку и прошла на сцену, щелкнув по пути выключателем дежурного освещения сцены. Подойдя к синтезатору, он погладила инструмент кончиками пальцев. Черный лак, натуральное дерево, двойная клавиатура – и начинка, позволяющая играть хоть за целый симфонический оркестр. И акустическая система, разнесенная по залу, с могучим и в то же время удивительно мягким и глубоким звуком. Она мысленно сравнила устройство с тем простеньким синтезатором, что стоял дома. Да уж, небо и земля. Трансокеанский лайнер рядом со старой моторкой…
Она снова ласково провела пальцами по черному лаку. Наверное, ему скучно стоять вот так, в одиночестве. В полудреме он мечтает о ярком свете юпитеров, полном зале рукоплещущего народа и гениальном всемирно известном клавишнике, виртуозно исполняющем… что?
Она бросила взгляд на часы и воровато оглянулась. Половина девятого. Что-то сегодня репетиция продлилась на редкость долго, да еще и началась с опозданием. Ужинать ее, разумеется, не дождались, так что торопиться уже некуда. А тут такой шанс! В конце концов, не убьют же ее, даже если застукают! Да и не застукают. Наверняка в здании оперы остались лишь ночной сторож да редкие полуночники. Горло после спевки немного саднит, но когда ей еще удастся оказаться здесь одной?
Она щелкнула тумблером питания и опустилась на круглый табурет исполнителя. Так… вот это сюда… это режим рояля? А что значит… а, верхняя клавиатура. Нет, двойная клавиатура для нее – слишком, хватит и нижней. Так, и вот здесь включить… И, в конце концов, почему бы не попробовать основную акустическую систему? До сих пор при ней главную акустику задействовали лишь трижды, и все три раза как-то второпях, мельком, наспех. И ни разу ей не подвертывалась возможность попробовать свой голос соло. А петь в хоре под встроенные в синтезатор динамики – совсем не то…
Она осторожно коснулась клавиш, и малый концертный зал оперы послушно отозвался глубокой вибрирующей нотой. Она взяла несколько аккордов, наслаждаясь звучанием, потом вздохнула, расправила плечи и запела, аккомпанируя себе, арию Намии из "Пустынного странника":
– Путь туча черная над головой висит,Пусть буря злобная бушует, с ног сбивает,Надежда нас ведет и согревает,Звезда свободы нас к себе манит!…
Здесь она сбилась. Она обнаружила, что следующая строфа напрочь вылетела у нее из головы. По инерции взяв еще несколько тактов, она остановилась и задумалась. Нет, не вспоминается. Ну хорошо, пусть будет другая ария. Правда, ее надо исполнять на два голоса, но партнера взять неоткуда. Зато она помнит ее всю.
Она снова пробежалась по клавиатуре пальцами и начала партию Намии:
– Бессмысленно гадать, не зная брода,Бессмысленно сворачивать с пути.Добьешься ты для своего народаСвободы, лишь черту переступив!Для партии Каратая она взяла октавой ниже:– Но где свобода для рожденных в рабстве?Ведь мифа путеводная звезда,Нам лгущая о мире и богатстве,Нас уведет в ничто и в никуда…И снова партия Намии:– Там, далеко, всегда за горизонтомНас манит полноводная река,Где листья шепчут, шелестя негромко,Деревьев на тенистых берегах!
И тут неожиданно для нее арию подхватил сильный мужской баритон:
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});