Но тогдашняя Франция была адом кромешным. Война внешняя и внутренняя. Экономика в развале. Голод и взлетевшие до небес цены. Обозленное население, которое уже во весь голос начало сетовать, что его привели совсем не туда, куда обещали. Заговоры и интриги, сшибка мнений и рецептов спасения, непреходящее ощущение близкого краха.
* * *
Вожди просто не могли уже не начать грызни и резни внутри себя. Такие вещи никто не планирует и не предсказывает, но сама логика событий подводит к тому, что иначе просто и нельзя. Хотя бы потому, что тебя могут опередить менее щепетильные коллеги по Конвенту…
И они стали посылать на гильотину друг друга — ради укрепления революции, ради сплочения рядов, ради избежания опасных шатаний в умах… Бывшие друзья и соратники.
Именно тогда родилось то, что впоследствии будет применено в России на знаменитых процессах 37-го, о которых мы ещё поговорим подробно. Реальных причин никто не указывает. Нельзя же сказать, что Робеспьер опасается излишнего усиления гражданина Дантона. Нельзя даже сказать правду — о том, что Дантон по уши влип в сомнительные финансовые махинации и сколачивает себе состояние. Такая правда народу не нужна, считает Робеспьер.
И гражданин Дантон, одна из самых ярких фигур революции, отправляется на казнь, как английский шпион…
Дантон, конечно, в последние годы изрядно перехватил с гешефтами. Но ничьим шпионом он не был никогда.
Хотя есть интереснейшая загадка. Шпион в Комитете общественного спасения всё-таки был… Комитет этот, тогда — высший орган революционной власти, состоял всего из двенадцати человек: те самые вожди и звезды, наперечет. И достовернейшим образом установлено, что секретнейшие решения Комитета очень быстро попадали к англичанам и эмигрантам-роялистам. Причем историки сходятся в том, что каналом не мог быть никто из многочисленного технического персонала — только один из дюжины.
Кто это был, не установлено до сих пор. С уверенностью можно утверждать лишь, кто им не был. Когда одного из двенадцати, Эро де Сешеля, заподозрили в том, что он и есть «крот» (поскольку — бывший аристократ) и без особых церемоний отправили на гильотину, вскоре выяснилось, что информация о секретнейших решениях Комитета продолжает утекать. Значит, это был кто-то другой, не Сешель…
Террор продолжался в согласии с тем самым «Законом о подозрительных», по которому смерти заслуживал каждый, кто «распространял ложные известия», «препятствовал просвещению народа», «портил нравы», «развращал общественное сознание». Под такое можно подвести любого, благо улик не требуется, достаточно загадочных «моральных доказательств». Свидетели, присяжные, адвокаты — ничего этого в новом суде не полагается.
Но теперь еще стали отрубать головы и своим, а это, по мнению «своих», самым решительным образом меняло ситуацию…
Против Робеспьера составился заговор, в чем не было ничего удивительного: инстинкт самосохранения — великая вещь. Пикантности добавляло ещё и то, что именно здесь в полной мере проявила себя знаменитая французская присказка «шерше ля фам»…
Помните Тальена? Он тоже оказался в «чёрном списке» Робеспьера, но пока что оставался на свободе — а вот его очаровательную подругу Терезу Ка-барюс по приказу Робеспьера заключили в тюрьму. Неведомыми путями к Тальену дошла её записка: «Полицейский чиновник объявил мне, что завтра меня отправят в трибунал, то есть на эшафот. Как это не похоже на прекрасный сон, который я видела сегодня: Робеспьера уже нет, а двери тюрем открыты. Но из-за вашей трусости скоро во Франции не останется никого, кто смог бы это осуществить».
Это не легенда и не выдумка романистов. Так и было. И колебавшийся прежде Тальен решается.
На дворе стоял месяц термидор!
В ту же ночь начинаются перемещения Национальной гвардии. На утреннем заседании Конвента зажигает Тальен, в ревущем зале уже не дают слова ни Робеспьеру, ни его сторонникам. Сен-Жюст, их Дзержинский, не пытается ничего делать — видимо, понимает, что никакая тайная полиция не спасёт.
Это заседание в мемуарах описано подробно. На трибуне машет кинжалом Тальен: мол, если вы не свергнете тирана голосованием, я его сам прикончу… Отступать ему нельзя, он и себя спасает, и свою красотку… А зал ревет: «Смерть тирану!» «Кровь Дантона тебя душит!» И это продолжается долго, очень долго. Пока не встает тихий такой, спокойный депутат Луше и не говорит рассудительно:
— Ну что вы орёте? Арестуйте его, на хрен, и дело с концом.
Возможно, он выразился культурнее, но смысл был именно тот. Робеспьера арестовали. Ему ненадолго удалось освободиться, и он засел в Ратуше с кучкой своих сторонников, но вскоре туда ворвались жандармы. Робеспьер попробовал было пальнуть по ним из пистолета, но стрелком он оказался настолько скверным, что вместо противника угодил себе в челюсть — кто-то успел дать снизу по локтю.
На другой день его отвезли на гильотину…
Революция захлебнулась. Лишь немногим её звёздам удалось спастись — кому отрубили голову вслед за Робеспьером, кто умер в лесу, скрываясь от погони. Тереза Кабарюс вышла замуж за Тальена. На приемах, которые она устраивала, частенько блистала ее закадычная подруга, очаровательная Жозефина, молодая вдова виконта Богарне…
Вскоре у нее начнется роман с молодым генералом по имени Наполеон Бонапарт…
Жизнь во Франции наступила относительно спокойная. Для одних — бедная и голодная, для других — сытая и разгульная. У власти прочно обосновалась так называемая Директория, скопище совершенно бесцветных личностей, лучше всего умевших набивать себе карманы. Именно тогда вошли в моду знаменитые бальные платья в «античном» стиле, которые можно увидеть на портретах того времени: голая дама или одетая, сразу и не скажешь.
Одним словом, воровали знатно, воровали хорошо. Ярких революция вырубила, а тех, кто остался, добили термидорианцы. Осталась вороватая серость. Авторитетом в стране эта банда не пользовалась ни малейшим. И молодой генерал Бонапарт кое о чем всерьез задумался. Он не обращал внимания на постоянные измены Жозефины: пылкая красотка, упомянем ради исторической правды, украсила великого полководца такими рогами, что любой сохатый позавидует. Отчасти ее можно понять: скучно молодой женщине, к тому же креолке с Карибских островов, спать в одиночестве, пока супруг постоянно где-то пропадает, отговариваясь тем, что он-де то турок бьет в Египте, то Рим захватывает…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});