Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Чтобы стол ломился от закусок, а кровать от любви! – моя «собутыльница» поднесла к губам стакан и лихо, как делают пьяницы, запрокинув голову, выпила содержимое в один приём.
Я с удовольствием повторил её жест, и тоже выпил стакан сразу. Теперь вино показалось слишком сладким и слегка отдавало спиртовым запахом. Так обычно отдаёт в кадке перестоявшийся квас.
– Ты ешь, ешь! – видя, как я орудую вилкой, подбодрила она.
– Ем, ем! – в тон ей ответил я, глотая со стола без разбора закуску.
То ли от её добродушной заботы, то ли от выпитого вина, мне сделалось хорошо и просторно. Хотелось любить весь мир. Я приподнялся над столом, и загадочно показывая широким жестом на молодую берёзку в тени, которой стоял наш стол, продекламировал, как мне тогда казалось, с чувством и намёком на мою сердечную тайну: «… Но всё пройдёт, как этот жар в груди! Берёзка милая, постой, не уходи!»
– А вот Есенина перепевать не стоит. Ты своё-то что-нибудь скажи!
Во мне пенилось и клокотало такое море чувств, что все слова нашего русского языка, употреби их сразу, ну, никак не могли выразить того, что было в моих желаниях. Я, глупо улыбаясь и мыча, полез целоваться, за что получил от Маргариты короткую, совсем не больную, но, как мне тогда показалось, обидную пощёчину.
– Ладно! – сказал я, наливая себе стакан. – Всё! Я с тобой не дружу!
Потом ещё я говорил сбивчиво всякую несуразицу… И вдруг сразу остался почему-то совсем один. В небе стояли невыразимо ясные и такие близкие звёзды, что казалось я, уже переселился туда, к ним, к этим звёздам, в самую их гущу.
От леса тянуло холодом и близким утром. Ёжась от обуявшего меня озноба, я, ещё плохо соображая, что со мной, полез по скрипучей лестнице на чердак. Соломенный запах лета и ещё не истаявшее за ночь тепло по-матерински уложили меня на постель, и я провалился в сон.
– Марья! А, Марья! Ты где? – разбудил меня громкий голос Лёшки Лешего.
– Где, где? В лебеде! Корову пасти отгоняла! Прибыл? – Мне сверху было слышно, как тётка Марья: «Вернулся, чёрт!» – громыхнула подойником и споро прошуршала в траве: – Я – щас, щас! Подою и вернусь!
– Давай, давай, дои! И принеси парного, нутро жжёт!
– Принесу, принесу! А как же! Первое дело – подлечиться! – в её голосе слышались сразу: и услужливость, и потаённая насмешка. – Тёпленького принесу!
Загремела дверь.
Значит, приехал со своего совещания лесников России сам хозяин. Нехорошо как-то разлёживаться здесь, когда другие уже на ногах, уже в работе.
Вытряхнув из головы колючие и сухие стебельки сена, я огляделся и тут же пришёл в страшное замешательство: рядом, разбросав загорелые ноги, лежала Маргарита, и, весело щурясь, смотрела на меня.
– Ты? – проглотив застрявший в горле комок, выдавил я через силу.
– А ты думал, кто? В горнице жарко, вот я и залезла сюда, пока ты носом чуть стол не пробил, дятел!
Я растерянно сидел и выгребал, и выгребал из головы предполагаемый мусор, хотя в волосах уже ничего не попадалось. Что делать? Сгорая от стыда и своей беспомощности в такой ситуации, я на четвереньках пятился и пятился задом, пока не упёрся в дверцу слухового окна.
Маргарита меня провожала тихим смешком:
– Распутник малолетний! Хи-хи-хи!
Внизу меня встретил тяжёлым налитым краснотой взглядом сам Лёшка:
– Вон бензопилу отнеси к Михаилу! Здоровье – не баба, беречь надо! Пусть силы экономит.
К чему он про здоровье и баб вспомнил, до меня так и не дошло. Бензопила – это человек! То есть стоящая вещь. Мы с ребятами всегда называли любую стоящую вещь – человеком. Костёр – человек! Футбол – человек! Самодельная стрелялка, поджигач – тоже человек, да ещё какой!
Тётка Марья принесла ведро пенящегося белого, как пушистый иней, молока, процедила его здесь же, у стола, и я, выпив большую кружку с краюхой хлеба, подхватил бензопилу и пошёл к нашей делянке.
Чем завтракал дядя Миша, я не знал. Да и завтракал ли он вообще? В машине вроде ничего съестного не было. Надо ему хоть молока с хлебом принести…
Пришлось возвращаться обратно.
– Тёть Маш, надо еду дяде Мише отнести!
Тётка Марья, возившаяся у стола с посудой, продолжала усиленно протирать чашки и кастрюли коротким вафельным полотенцем, не реагируя на мой голос. Со спины было видно, что она очень на чём-то сосредоточена и меня просто не слышит.
Я, закинув тяжёлую бензопилу на плечо, подошёл ближе:
– Тёть Маш… – она, резко вздрогнув, быстро оглянулась.
– А? Что?
– Я говорю: дяде Мише надо бы что-то отнести. Он теперь там голодный!
Из проёма сенечных дверей показался Лёшка Леший:
– Вот напарника Мишке Господь послал заботливого! Иди, иди! Скажи ему, что я сам к обеду на мотоцикле подъеду. Накормлю. Пусть не беспокоится!
Ну, так – значит, так! Я снова, придерживая ручки бензопилы, отправился на участок.
Ноша неудобная, железо рогатится, плечи болят. Снял пилу, взял за ручки и пошёл дальше по известной проторённой дороге. Теперь, бензопила так оттянула руки, что они, казалось, выросли до самой земли, как у гориллы. Вот – нагрузочка! И нести невозможно, и бросить нельзя! Бензопила «Дружба» – не игрушка, килограммов на пятнадцать тянет.
Утром в лесу так хорошо, что всякие обязанности улетают с лёгким ветерком, как туман вон в той низине, где только что промелькнула в кустах какая-то живность. Наверняка, заяц. Уж очень быстро раздвинулись и сомкнулись кусты дикой малины с пупырышками уже розовеющих, но твёрдых и жёстких, как осколки рашпиля, ягод. Если бы не эта злополучная «Дружба», шагал бы теперь, руки в карман, посвистывая и поглядывая по сторонам. Но ничего! Скоро и наша делянка. Вот пройду последний поворот и – тута! Решив передохнуть я повернулся к дереву, сел на пенёк, поставив пилу рядом.
– Эй, пацанчик!
Я замер, всматриваясь в ту сторону, откуда шёл голос. Но там никого не было. Только лёгкое дрожание листвы, да солнечные игривые пятнашки на траве.
Повернувши голову назад, я увидел медленно приближающего ко мне неизвестного мужика. Вероятно, в лесу направление звуков искажается из-за обилия деревьев, не знаю, но я от неожиданности даже вскочил на ноги. Зачем я ему понадобился? И – кто он?
Мужик, не смотря на жаркую погоду, одет в заношенную телогрейку и высокие резиновые сапоги. «Наверное, грибник? – подумалось мне. – Или рыбак? На зорьке всегда зябко…».
– Эй, пацан! – повторил мужик. – Ты один?
– Нет! А – что?
– Кто с тобой?
Я насторожился, наслышанный страшных случаев в лесах, но продолжал хорохориться.
– А тебе-то что?
– Мне – ничего, а тебе плохо будет.
Мужик продолжал приближаться ко мне, сунув руку за пазуху.
Я, прихватив пилу, попятился к дороге, имея в виду возможность, убежать, если что.
– Не боись, пацанчик, я у тебя только эту мотовилу посмотрю.
– А я не боюсь!
Мужик, хищно щерясь, вытащил из-за пазухи широкий самодельный, судя по ручке, перемотанной чёрной изоляционной лентой, нож.
– Отдай бензопилу!
Что делать? Убежать – с пилой не убежишь, и с мужиком не справиться… Инстинкт самозащиты сработал помимо меня. Прошлым летом мы с отцом пилили дрова, и обращаться с этой штукой он меня научил. Я быстро, что есть мочи, рванул пусковой шнур двигателя, но мотор не завёлся. Двигатель, часто-часто закашлявшись, замер. Мужик, опасливо посматривая на пилу, подходил всё ближе.
– Не отдам! Попробуй, подойди! – заорал я во всю глотку, угрожающе приподнимая пилу с острыми бесчисленными зубьями, насаженными на звенья цепи. – Подойди, попробуй!
Мужик в недоумении остановился. Он никак не предполагал, что «пацанчик» может за себя постоять. В то время, время военной героики наших фильмов, каждый мальчишка считал себя Сергеем Тюлениным, или Павкой Корчагиным.
– Подойди, попробуй! – истошно орал я. – Распилю! Разделаю, как Бог черепаху! – Я не на шутку испугался, и хорохорился, как мог.
Вдруг за спиной мужика откуда-то появился дядя Миша. Резкий взмах кулака – и мой обидчик уже на корячках уползал в кусты, отплёвывая кровавые сгустки с губ:
– Ладно, сучары, мы ещё встретимся! Я вас делать буду!
– Ползи, падла, пока сучок в очко не воткнул, петух гамбургский! – потряхивая ушибленной рукой, дядя Миша взял у меня бензопилу. – Пойдём! Чего уставился? Я тебя уже давно жду. Работать надо!
На этот раз дядя Миша был серьёзен, как никогда:
– Лёшка вернулся?
– Ага!
– А чего же он сам бензопилу не привёз? Ему на мотоцикле сюда доскочить – ничего не стоит.
– Не знаю! Он сказал: «Иди!» Вот я и пошёл… «Обед, – говорит, – сам привезу!»
Дядя Миша ничего не ответил, и молча, не оглядываясь на меня, через кусты напрямую пошёл вглубь леса.
Через пару минут мы были уже на своей делянке.
Вот инструмент, так инструмент! Гениальное изобретение для лесоповальщиков. Лесорубов – одним словом. Бензопила в руках моего напарника визжала и пела, заглушая все звуки леса.
- Двое и любовь. Пять одноактных пьес - Александр Макаров - Русская современная проза
- Там, где течет молоко и мед (сборник) - Елена Минкина-Тайчер - Русская современная проза
- Летят утки… литературные заметы - Аркадий Макаров - Русская современная проза
- Игры во времени… Сборник рассказов - Аркадий Макаров - Русская современная проза
- Красная шапочка. рассказы - Аркадий Макаров - Русская современная проза