Читать интересную книгу Избранный - Максим Замшев

Голос диктора звучал грозно. Он сообщал, что пассажиру Алексею Климову надо срочно подняться на борт, поскольку до окончания посадки осталось пять минут…

Земля в иллюминаторе уходила все дальше и дальше, все уменьшалась и уменьшалась. Вот уже были видны только маленькие белые точки огней. А скоро и они исчезнут. Теперь можно откинуться в кресле, закрыть глаза и сосредоточиться. Но нет, сначала надо еще раз прочитать записку от Белякова. Этот стандартный, вдвое сложенный лист Александр Сергеевич вложил в конверт, где находился билет. Вместе с листом бумаги на свет снова явилась прилипшая к нему та самая визитка, и Климов на этот раз испытал при виде ее раздражение.

Уважаемый Алексей Васильевич!

Я сожалею, что пришлось нарушить Ваши планы, но того требует дело. Концерт Пьера Консанжа, о котором Вы должны сделать материал, состоится в 19.00 в воскресенье в церкви Мадлен. В аэропорту Шарля де Голля Вас будет встречать Эвелина Трофимова, сотрудник парижского корпункта нашего медиахол-

динга. В руках у нее будет табличка с Вашим именем и фамилией. У нее Вы получите все, что Вам необходимо для работы. Ей поручено сопровождать Вас во время всей поездки и оказывать необходимую помощь.

С уважением, Александр Беляков

«Да. Лаконично, но вежливо».

Климов сложил записку вчетверо, хотел вернуть ее в карман, но, вспомнив о надоевшей визитке, которую он уже начинал бояться, нагнулся, вытащил из-под сиденья сумку, расстегнул молнию на внешнем кармане и сунул записку туда.

По салону в темпе черепах, но с крайне деловым видом передвигались стюардессы, подталкивая передвижной стол с прохладительными напитками. То и дело слышался вопрос:

– Что желаете? Минеральная вода, соки? Томатный? Апельсиновый? Яблочный?

Когда обратились к Алексею, он отрицательно покачал головой. «До Парижа лета около четырех часов. Надо бы попробовать уснуть. А то завтра трудный день». Климов поерзал в кресле, но принять позу, наиболее подходящую для сна, ему так и не удалось.

Беспорядочные впечатления, обрывочные мысли поднималась откуда-то со дна и лихорадочно крутились в его сознании. Опять, уже второй раз за день, перед глазами с тревожной ясностью встали родные места, щемящий пейзаж русского северо-запада, река Великая с ее зеленоватой водой, неровные деревянные дома. Вряд ли он сможет когда-нибудь жить там, в местах, где родился. Город испортил его, сделал человеком, ценящим прежде всего комфорт. Не его одного… Но как же тянет туда! Может, это годы? Хотя какие у него годы! Вон даже семьи нет. Все какая-то ерунда! Темной удушающей волной врывался образ Марины. Красивая девушка! Почему он не может по-настоящему полюбить ее и быть с ней счастлив? Они вместе уже полгода. Она, несомненно, ощущает себя его гражданской женой. А он?

Толстяк, занимавший кресло рядом с Климовым, вдруг громко захрапел, тяжко, с присвистом, прямо как паровоз допотопного образца. Этого было достаточно, чтобы легкие начала сна, вырастающие неизменно на череде воспоминаний, мгновенно улетучились. Черт возьми! Алексей открыл глаза. Самолет жил жизнью своих отсеков. Где-то кто-то негромко разговаривал, в хвосте нервно рыдал ребенок, не обращая никакого внимания на увещевания взрослых. Стюардессы, обнесшие всех прохладительными напитками, готовились к развозу нехитрого ужина. Дремал он от силу минут пятнадцать.

Алексей вздохнул, досадуя на то, что уснуть до самого Парижа, скорей всего, теперь не придется. В большом кармане на спинке сиденья, находившего перед ним, привычно дожидались своего праздного читателя глянцевые журналы. Климов достал один из них, посмотрел содержание. Материалы откровенно бульварные, но кое-что привлекало. «В последние годы великий русский композитор Сергей Рахманинов часто пребывал в хмуром настроении. Он будто знал, что ему предстоит совершить нечто невероятное». Т а к начиналась статья о последних годах жизни композитора, чью музыку Алексей чувствовал как никакую другую. Даже великий Чайковский представлялся ему местами слишком правильным, чуть схематичным. А вот Рахманинов – само совершенство. Поэтому статью Климов сразу же начал читать, хотя и быстро пожалел об этом. Гнусноватая, надо сказать, была статейка. Автора, по всей видимости, абсолютно не волновала ни музыка Рахманинова, ни его биография. В центре статьи всего один вопрос: почему Рахманинов, в конце жизни ничего оригинального почти не сочинявший и живущий в основном за счет исполнительской деятельности, в 1934 году обратился к творчеству Паганини и создал гениальную «Рапсодию» на одну из знаменитых тем демонического маэстро? Лихой бульварный писака из этого обстоятельства выстраивал невероятную теорию, гласившую, что в этом произведении автор видел некий магический смысл, так и не разгаданный по сей день.

Климов вчитывался в текст внимательно, но так и не понял, на что намекал неведомый А. Коробейников, именем или псевдонимом которого был подписан материал. Он сам когда-то баловался тем, что за неплохие гонорары сотрудничал с подобными изданиями и прекрасно был осведомлен, как лепятся в них материалы. Достоверность и правдивость никогда не ставились во главу угла в журналах с яркими цветными обложками. Доходило до того, что особо предприимчивые внештатные авторы перекачивали друг у друга статьи на схожие темы, чуть меняли способ подачи – и гонорар в кармане. Кто там докопается, что два года назад похожий материал уже появлялся на страницах периодики!

Климову стало обидно за Рахманинова, за то, что треплют его имя, приписывают ему чуть ли не связь с темными силами! «Надо же додуматься до такого! Предположим, что Рахманинов этой «Рапсодией» хотел сказать что-то большее, чем мы понимаем. Но зачем же такую чепуху сочинять». Обо всем этом Климов размышлял, тщательно пережевывая дары общепита, розданные неизменно заботливыми стюардессами.

Алексей взглянул на часы. «Что ж! Скоро половину пути пролетим!» Невыносимый сосед продолжал храпеть, заставляя всех привыкнуть к хлюпающему хрипу. Вид у него был столь внушительный, что стюардесса не решилась его будить.

В иллюминаторе стыла темнота.

2

Официант перепугался. В «Ротонде» на его памяти никогда не происходило ничего подобного. Заведение отличалось респектабельностью, сюда захаживали поужинать далеко не последние люди Парижа, а тут стрельба… Что скажет хозяин?

Он растерянно смотрел на Геваро и Антуана, не вполне понимая, что от него сейчас требуется. Они вернулись как ни в чем ни бывало, разместились за столом в другом углу верхнего зала и явно ожидали, когда к нем подойдет смятенный служитель культового общепита.

– Ничто не должно помешать нам поужинать, Антуан! Все надо доводить до конца, – произнеся это, Геваро рассерженно постучал вилкой по краю пустой тарелки. До официанта наконец дошло, он подошел к посетителем и заново принял заказ.

Традиционный французский луковый суп Геваро ел не спеша, с аристократической повадкой, стараясь не производить ни малейшего шума. Трудно было представить, что в этого человека только что стреляли. Антуан старался не отставать от старшего товарища и тоже проявлял самообладание, хотя давалось ему это с немалым трудом. После того как с супом было покончено, Антуан не удержался:

– Похоже, нас только что чуть не прикончили? – Юноша попробовал произнести это как можно небрежнее. Видно, такую фразу он уже где-то слышал или читал.

Геваро рассмеялся:

– Ну ведь не прикончили!

– О чем вы? – Антуан возвысил голос. – Вы только что спасли мне жизнь! Спасибо!

– Благодарности потом, когда будет за что. Сейчас не тот случай. Если бы нас хотели застрелить, то застрелили бы. Думаешь, я зачем по Парижу гулять с тобой решил? Еще когда мы ехали на улицу Булар в гости к покойнику, я хвост за нами засек. Вот и решил проверить, кому это мы так интересны.

– Но нас могли убить! Как же так можно? – Антуан вдруг представил, как плакала бы его бедная мама, братья на его похоронах.

– Так не убивают. Поверь мне. Нас хотели только попугать. Стреляли поверх голов. Но, впрочем, хватит об этом. До конца ужина больше о деле ни слова. На правах старшего я должен заботиться о твоем здоровье. А нет ничего более вредного, чем отрицательные эмоции за едой. Избегай их по возможности. Мой тебе совет. Вот как раз наши антрекоты несут…

Когда ужин завершился, Антуан услышал:

– Эх! Не надо было мне тебя в это впутывать. Но теперь пути назад нет. Они тебя все равно в покое не оставят. Засветился ты!

– Кто они?

– Если бы я знал… Очень мне хочется получить ответ на этот вопрос. Ты, кстати, не сердишься, что я тебя в управлении за нос водил, в базу залезал, якобы информацию о Леруа добывал? По части Леруа, как ты понимаешь, у меня в голове и без базы все по полочкам разложено. И вот что я тебе скажу. Я буду не Геваро, если в этой историю не участвует какая-то могущественная сила, а может быть, и не одна. Но что это за сила?