Читать интересную книгу Красная роза печали - Наталья Александрова

— Вить, а ведь мы вчера свет гасили и дверь закрывали. Что-то случилось, Витя!

— Кто сегодня дежурил-то? Борис или Эдуард Иваныч? Эй, есть тут кто? — воззвал Витя.

Голос эхом прокатился по пустому помещению.

— Ой, не надо кричать! — взвизгнула Людочка. — Страшно очень.

Она взяла Витю за руку, и они, почему-то крадучись, вошли в зал. Посредине зала, на подиуме, выложенном роскошной испанской плиткой, стояли четыре финские гидромассажные ванны. Сегодня должна состояться их рекламная демонстрация. Приглашены четыре манекенщицы из модельного агентства, они должны плескаться в этих ваннах, изображая восторг и высшую степень наслаждения жизнью, — но это только в двенадцать, а сейчас около десяти. Тем не менее в одной из ванн кто-то уже лежит. Витя включил верхний свет, и, по-прежнему держась за руки, они с Людочкой приблизились к подиуму.

На подиуме, в великолепной финской ванне Maxi — Ultra, с двойным гидромассажем, электроподогревом и подсветкой, ориентировочная стоимость три тысячи пятьсот условных единиц (или, по-простому, долларов), лежала Марианна Валериановна Ратищева, известная всему деловому Петербургу как Мадам Джакузи.

Она была облачена в свой излюбленный васильковый костюм (пуленепробиваемый, как считали сотрудники). Остекленевшие глаза ее были устремлены в потолок, будто она выискивала там очередной непорядок. В груди у нее торчал нож, к ножу приколот клочок бумаги, а пониже ножа, на животе, лежала темно-красная роза, и капельки воды, непременное условие качественного гидромассажа, блестели на ней, как бриллианты.

— Витя, Витенька, что это с ней? — пискнула Людочка, прячась за Витину спину. — Что она еще задумала?

— Кажется, она больше ничего уже не задумает, — медленно проговорил Витя. — Вроде бы она… того.

Он заставил себя сделать шаг и наклонился над Мадам. Клочок бумаги оказался запиской, где жирным черным фломастером было нацарапано: «С днем рождения!»

Витя вздрогнул, а Людочка перекрестилась.

— Витя, я боюсь! Она это нарочно! Она сейчас как вскочит!

— Ничего она не вскочит! — голос Вити крепчал. — Мертвая она, мертвее не бывает. Звонить нужно в милицию.

— А в «Скорую»?

— «Скорая» тут не нужна.

— Витенька, а что же теперь будет? Что нам делать? Кто на нас кричать станет? — Губы у Людочки задрожали, и она разрыдалась.

— Что делать, разберемся. А если реветь начнешь, я на тебя почище Мадам заору.

Витя приволок находящуюся не в себе Людочку в офис, налил ей воды из электрочайника и снял трубку телефона.

Милиция приехала быстро и в большом количестве — Мадам в городе знали. Эксперты захлопотали вокруг трупа, а сутулый дядечка со скучными глазами принялся расспрашивать Витю и Людочку о событиях вчерашнего вечера и сегодняшнего утра. Витя начал с того, что немедленно сдал ему со всеми потрохами дежурного Эдуарда Ивановича, солидного человека, подполковника на пенсии, подрабатывающего в фирме ночным сторожем. Эдуарда выдернули через двадцать четыре минуты, потому что жил он неподалеку, в нескольких кварталах от офиса, почему и нанялся сюда сторожить. Эдуард Иваныч пил утренний кофе и смотрел по телевизору детскую передачу. Спать он не собирался, поскольку отлично выспался в офисе на раскладушке, которую притащил тайно от Мадам. И хоть привезли его в фирму чуть ли не в пижаме, Эдуард не растерялся и тут же призвал в свидетели шофера Лешу. Тот, привезя Мадам, как обычно, в девять тридцать на работу, был отослан ею по делам и по дороге прихватил его, Эдуарда Иваныча, чтобы подбросить до дому. Так что сторож давал алиби шоферу, а шофер — ему, и оба они в один голос утверждали, что когда вышли из офиса, то Мадам была живая и здоровая, судя по тем словам, какие она сказала им на прощание. («Представляю себе», — подумал Витя).

— Но ведь дежурный мог впустить убийцу в офис еще ночью… — начал было один из штатских, приехавших с милицией.

Эдуард Иваныч на это замечание только пренебрежительно хмыкнул, а Витя со вздохом ответил, что такое дело полностью исключается, потому что ночью войти в офис могла только сама Мадам, ибо только у нее ключи от парадного и от черного хода. Дежурного она сама лично запирала там на ночь, выйти он не мог и впустить кого-либо тоже — дверь изнутри нельзя открыть.

— А если пожар? — вякнул молодой неопытный милиционер.

Витя промолчал, а Эдуард Иваныч буркнул что-то невразумительное.

Вообще, по наблюдению Вити, со смертью Мадам дисциплина в фирме начала падать, подобно мартовской снежной лавине.

Дежурного оставили в покое, а Вите пришлось рассказать милиции о вчерашнем визите «крыши» и о разговоре в «парилке». Милиционер очень этим заинтересовался, хотя Витя и сообщил ему, что Мадам всегда со всеми так разговаривала и что Денис вышел от нее довольный.

Людочка пришла в себя и сварила кофе. Видимо, привычная процедура как-то ее успокоила. Милиция от кофе отказалась — при исполнении не пьем, — но Вите и Людочке выпить разрешила, продолжая расспросы.

— А вообще были у нее враги?

— Ну, как сказать… Она всех людей на две категории делила: козлы и бараны. Козлы — это конкуренты, бараны — покупатели. Остальные для нее просто не существовали.

— А вы, ее сотрудники, к какой же категории относились?

— Думаю, где-то посередине. Что-то среднее между козлами и баранами.

— Так, выходит, у нее много врагов имелось. Многие могли ее смерти желать?

— Нет, что вы, это ведь нормальные деловые отношения. Если бы все своих конкурентов убивали — мы бы с вами в пустыне жили. Ну, разумеется, ее бывало тяжеловато выносить, особенно в больших дозах, но, в конце концов, за это не убивают…

Наконец, милиция уехала, отчаявшись, видимо, узнать что-то полезное о последних днях великой Мадам. Труп увезли раньше. Минут через десять после отъезда последнего представителя милиции заявился Денис, оставив Васю и Андрея караулить на улице. Витя понял, что «крыша» нервничала и дожидалась за углом, пока милиция уберется восвояси.

Денис по-хозяйски развалился за столом и уставился на Витю немигающим взглядом.

— Ну, чего, Витек, у вас тут стряслось?

Витя снова подробно рассказал о событиях.

— Ну, вы даете, в натуре! Кто ж мог ее замочить? С нами у нее вроде все тип-топ, тамбовские в этот район с прошлого года не суются… Выходит, гастролер, не иначе… Ну, мы с ним разберемся. Ты смотри, Витек, если что знаешь — чтобы не тихарить.

— В натуре, — невозмутимо ответил Витя.

Его не очень беспокоил визит Дениса. Гораздо больше его беспокоил другой визит. Пятнадцать минут назад Людочка испуганным шепотом сообщила, что к ним выехал Павел Аркадьевич. Сам звонил!

Кто такой Павел Аркадьевич, никто толком не знал, но это единственный человек, при котором Мадам становилась тише воды, ниже травы. Он неторопливо проходил в ее кабинет, они запирались изнутри, и час-два оттуда не доносилось ни звука. То есть оттуда и не могло ничего доноситься — дверь достаточно толстая, и голоса обычного человека не слышно. Но голос Мадам такие преграды преодолевал без труда. И только при Павле Аркадьевиче…

И вот через полчаса после ухода Дениса в дверях показался сухонький старичок в темно-бежевом кашемировом пальто. Шофер никогда не сопровождал его, оставался дожидаться на улице. Павел Аркадьевич неспешно проследовал к кабинету Мадам, вопросительно взглянул на Виктора. Тот, мгновенно покрывшись испариной, бросился открывать дверь. Павел Аркадьевич вошел в кабинет и оставался там минут двадцать, после чего позвал Витю. Небрежным жестом он указал Вите на стул для посетителей. По тому, как удобно он развалился в кресле Мадам, Витя понял, что и хозяйке приходилось при Павле Аркадьевиче сидеть на неудобном гостевом стуле.

Павел Аркадьевич не торопился. Он закурил тонкую темную сигарету, не предлагая собеседнику, придвинул к себе пепельницу и заговорил негромким скрипучим голосом, изучающе рассматривая Виктора:

— Жалко Марианну. С работой она справлялась. Характер, конечно… Но положиться на нее я всегда мог.

— Так, выходит, не она хозяйка?

— А я тебе разрешал говорить? Когда разрешу, тогда и будешь. Я не затем приехал, чтобы слушать, а затем, чтобы ты меня слушал. Сейчас у меня здесь другого человека нет, ты вместо Марианны станешь работать. Пока. Если прибыль снизишь — пойдешь на улицу. На этом все, — старик указал Виктору на дверь.

Минут через пять он покинул кабинет и, ни с кем не прощаясь, удалился. Виктор проводил его потрясенным взглядом. На расспросы перепуганной Людочки он ответил одной лишь фразой:

— Он назначил меня Мадам.

Павел Аркадьевич Куракин неоднозначно относился к своей аристократической фамилии. В юности, когда его принимали в комсомол и старший товарищ с холодными рентгеновскими глазами спросил, не имеет ли он отношения к князьям Куракиным, Павел Аркадьевич (тогда еще, конечно, Павка или Павлик), нещадно окая, горячо убеждал старшего товарища, что о таких князьях никогда и слыхом не слыхивал, а, должно быть, были его крестьянские предки у тех князей крепостными. Позже, когда широкая и совершенно народная улыбка Юрия Гагарина обошла все газеты и телеэкраны мира, Куракин мог, в случае чего, невзначай кивнуть — вот ведь Гагарин — тоже княжеская фамилия, а ничего, наш человек! Но постепенно иметь аристократическую фамилию сделалось как бы и неплохо — сначала романтично (поручик Голицын… корнет Оболенский), а потом и просто почетно и выгодно.