Читать интересную книгу Безумный поклонник Бодлера - Мария Спасская

– Мамаев, замолчи! – вскинулся Вовка. – Кира ничего не знает!

– Вот и прекрасно! Так пусть узнает!

Мамай шагнул к напарнику и задрал рукав его куртки. Я, не отрываясь, смотрела на Вовкину руку, где через запястье готической вязью было набито слово «Кира». Друг детства перехватил мой недоумевающий взгляд и, став малиновым, быстро проговорил:

– Это я давно. Еще до армии.

– Он вас, милая барышня, уже давным-давно разыскивает, хочет денег на операцию попросить, – вводил меня в курс дела Мамаев. – Потому что любит вас с детских лет. И еще потому, что вы богатая и отзывчивая, а он непутевый нищеброд, который, дожив до двадцати семи лет, так и не научился прилично зарабатывать.

– Это правда, Вов? Тебе нужны деньги?

Лев подавленно молчал, зато отозвался общительный Мамаев, неторопливо откручивавший крышку на бутылке с коньяком.

– Мне нужны деньги! И что? Дадите? – с вызовом проговорил он, разливая напиток по чашкам с отбитыми ручками и пододвигая к нам. – Врать не буду, больной дочери у меня нет, зато есть ипотека на двадцать лет. С моей зарплатой – как раз расплатиться и сдохнуть. Так что от денежного вспомоществования я бы не отказался.

И тут меня посетила отличная идея. Парням нужен заработок, а мне нужна помощь. Так не дадим друг другу умереть! Эти двое будут выполнять мои поручения, а я буду наблюдать в сторонке, ничем не рискуя, но щедро оплачивая их труд. В душе шевельнулось что-то похожее на жалость к Володе, но я подавила ее в зародыше. Не верь, Кирка, не бойся, не проси – так в детстве учил меня отец.

– Лев, тебе на самом деле нужны деньги? – снова спросила я. – Могу помочь. Взамен потребую помощь в одном деле.

– Может, я тоже на что сгожусь? – приосанился Сергей, поднося к губам свою кружку коньяку.

– Трезвый вполне сгодишься, – кивнула я.

Чернявый Мамаев, к круглому лицу которого со стильно подстриженной бородкой и раскосыми глазами невероятно подходила его басурманская фамилия, тут же отставил спиртное и вопросительно посмотрел на меня.

– И каковы условия? – подавшись на локтях вперед, поинтересовался он.

– Пять тысяч рублей в день и мои накладные расходы.

– Десять тысяч, – тут же парировал потенциальный помощник, откидываясь на спинку стула. – Пять штук, мадам, вы Вольдемару, как моему заму, можете платить. А я начальник охраны, мне больше получать положено.

Я прикинула, на сколько хватит пачки банкнот, обнаруженных в сумке, и согласилась.

– А делать-то что надо? – запоздало осведомился Мамай. Вовка молчал, словно не слыша нашего торга, напряженно о чем-то размышляя.

– Что скажу, то и надо, – буркнула я, раздраженная предприимчивостью собеседника. – Для начала отвезите меня в Любимовку.

И, перехватив недоумевающий взгляд Мамаева, пояснила:

– Это по Ярославскому шоссе, за Тарасовкой, километров двенадцать в сторону области. Я покажу.

– Вольдемар, ты отвези свою подругу, а я за нас с тобой подежурю, – распорядился начальник охраны. И резонно добавил: – Кто-то же должен оставаться на посту.

Мы с Володей вышли из сторожки и направились к стоянке, на которой тосковала одинокая «Дэу Нексия» невнятного серого цвета. Небо вокруг нас светлело. Утро сменяло ночь.

– Может, расскажешь наконец, что у тебя случилось? – сердито осведомился мой детский друг. – Кто звонил? Куда мы едем?

– Володь, делай что тебе говорят. Заводи машину и поехали. Я тебя наняла, будь добр выполнять мои распоряжения.

– Кир, ты не думай, я тебя не из-за денег искал, – сдавленно проговорил Володя. – Я тебя хотел увидеть. Я думал о тебе.

– Да нет, отчего же, не надо стесняться, – пожала я плечами. И глумливо добавила: – Все же знают, если за деньгами – то это ко мне. Как, помнишь, тогда, когда вы с Гуляевой обнесли мой гостеприимный дом, стянув купюры с подзеркальника.

Лев удивленно посмотрел на меня, как будто увидел впервые в жизни.

– Кир, прекрати, – сухо проговорил он. – Ты же не такая!

– Такая, – мстительно протянула я, упиваясь собственной честностью. – Ты просто не хочешь замечать.

– Это не ты говоришь. Это говорит кто-то злой и страшный. Я знаю другую Киру. Ту, которая нашла в Черкизовском парке коробку с престарелой морской свинкой и сначала принесла ее домой, но когда папа отправил вас обеих обратно на улицу, сняла с себя шапку и, несмотря на конец ноября, укутала зверя и оставила жить на чердаке, куда мы всю зиму носили еду. Еще я помню, как ты во время школьных завтраков на большой перемене отдавала свои сосиски маленькой Свете из параллельного класса. Родители ее здорово пили, Светка ела только в школе, и ты хотела, чтобы она наедалась впрок.

– Просто я терпеть не могла эту ватную дрянь, именуемую школьными сосисками, – дернула я плечом.

– Да ладно, когда приходила к нам, за обе щеки уплетала именно такие сосиски. Бабушка их всегда покупала. Говорила, что диетические и детям полезны.

Да, действительно, ела и нахваливала. И лысую морскую свинку в шапку завернула. Мать из принципа не стала покупать мне новую шапку, и я до самой зимы ходила в платке Вовкиной бабушки, который она отдала мне, не в силах наблюдать, как я мерзну в холодном капюшоне. Детские воспоминания захлестнули меня теплой волной, но я тут же прогнала их прочь.

– Не обольщайся, это я маленькая была, – жестко сказала я. – А теперь я повзрослела. Ты тоже уже другой. Все люди с возрастом меняются. Будь честен хотя бы с самим собой. Признайся, Вов, тебе не я, а деньги мои нужны. У тебя дочь больная. Кстати, что с ней?

– Не твое дело, – процедил сквозь зубы Лев. – Если хочешь построить наши отношения таким образом, что ж, пусть будет по-твоему. Товар – деньги. Ничего личного.

– Меня это вполне устраивает, – согласилась я, внутренне успокаиваясь.

Меньше всего мне сейчас нужны сопливые откровения бывших возлюбленных, которые обычно заканчиваются пошлыми просьбами дать денег. Мне и своих проблем хватает. Володя открыл машину и уселся за руль. Я устроилась на заднем сиденье, рассчитывая в случае проверки документов сползти пониже и прикинуться ветошью. Мерно заурчал мотор, машина тронулась с места, и мы понеслись по предрассветным московским улицам в сторону МКАД.

Дом Галины Николаевны находился в поселке Союза театральных деятелей, хотя ни к одному известному мне театру мамина подруга отношения не имела. Театральным деятелем был Галкин отец, в наследство от которого она и получила большой участок с лесными деревьями, среди которых краснел черепичной крышей построенный на века особняк. Мужем Галина не обзавелась из-за увлечения девочками. Детьми по той же самой причине тоже и после смерти родителей осталась в загородных хоромах полноправной хозяйкой. Попав под порочное очарование подруги, мама устроила так, что Галка вела бухгалтерию в нашем семейном бизнесе, и это давало формальный повод матушке в любое время дня и ночи приезжать в Любимовку «по делам».

Мы припарковались напротив дома Галины у забора музея-усадьбы, где юный Станиславский, проведший детство в этих стенах, проникался духом современного театра. Несколько позже приглашенный погостить в имении Чехов, вдохновившись красотами Любимовки, написал здесь свой «Вишневый сад». Ну а Союз театральных деятелей обнес усадьбу сплошным забором, запер ворота на большой висячий замок и неспешно принялся реконструировать красивейший господский дом, театральный павильон и церковь Покрова Пресвятой Богородицы, от которой остались лишь стены первого яруса да колокольня. Я с нетерпением жду, когда закончится реконструкция, ибо договорилась с нужными людьми о продаже дома-музея мне в полную и безраздельную собственность. Уж больно хорош вишневый сад и пристань с лодочками на реке. На нее открывается дивный вид из основной усадьбы, и я подумываю сделать в Любимовке что-то типа закрытого клуба для избранных.

Я тронула за плечо Льва и, понизив голос, проговорила:

– Володя, слушай меня внимательно. Пойдешь в дом один, я буду ждать у забора. Позвонишь, откроет мамина подруга Галина. Ты скажешь, что приехал к Ангелине Тихоновне. Когда выйдет мать, спросишь, все ли у нее в порядке. Если она скажет, что да, отведешь ее ко мне, а сам вернешься в машину.

– А если скажет, что не в порядке? – хмуро осведомился друг детства.

– Тогда извинишься, повернешься и уйдешь.

Он откинул широкой пятерней с крутого лба непокорную русую прядь и тихо спросил:

– Кир, чего ты боишься?

Я не ответила, избегая смотреть в светлые Вовкины глаза, настойчиво ищущие моего взгляда. Лишь небрежно обронила:

– Ключи в зажигании оставь.

Сосредоточенно выбралась из машины и направилась к дыре в заборе, ни секунды не сомневаясь, что Левченко последует за мной. Мысли, одна тревожнее другой, крутились в голове. У Галины должно быть чисто, но если там полиция, я увижу это через прозрачные стекла веранды. Увижу и дам деру. С такими деньгами, какие лежат у меня в сумке, можно где-нибудь затаиться, переждать неприятности и, когда все утихнет, уехать далеко-далеко. Подальше от этого кошмара и безумного испанца, превратившего мою жизнь в бег зайца по пересеченной местности. Я приблизилась к забору и проверила свою догадку. Как и в прошлый раз, висящая на одном гвозде штакетина легко подалась в сторону, открывая лаз на территорию коттеджного поселка. Именно у этой дыры пару месяцев назад я ждала мать, заподозрившую свою возлюбленную в неверности и решившую застукать ее с поличным. Меня она прихватила для моральной поддержки. Мама пошла первой, велев мне никуда не уходить, быть на стреме и дожидаться специального знака. Так и не дождавшись сигнала родительницы, я к утру вернулась домой, а матушка еще неделю гостила у оказавшейся верной Галки.