- Дождь, вообще-то, дамочка. Вы бы поспешили.
- Охренительно сегодня будет, - сказал второй, не обращая внимания на слова друга.
- Точняк. Я слышал, его не одолеть.
- Чертовски верно, этот чувак непобедимый. Ты его видел? Он двигается, как гребаная пантера.
Отлично зная, о ком они говорят, я покопалась в кошельке, надеясь найти еще одну заначку на мокко латте. Больше у меня не было ни цента. И, черт побери, лучше бы вся эта лабуда того стоила.
- Ну, не знаю, - сказал кто-то еще. – Я бы его уделал.
Я оглянулась через плечо. У всех друзей оратора отвисли челюсти.
Чувак усмехнулся:
- Если бы он был безоружен, а у меня в руках торчал бы АК-47.
Все рассмеялись, пока не заметили, что я перестала искать деньги. Один из них оттолкнул меня почти на метр.
- Ничего личного, детка. Мы тут на махалово посмотреть пришли.
- Твою мать, началось уже.
Из-за двери послышались приветственные вопли толпы.
- Держи, - кто-то из них вручил охраннику полтинник и проскользнул мимо меня.
Остальные последовали примеру, и вскоре я поняла, каково оказаться в стиралке в режиме отжима. Меня буквально прижало к мужику в пончо номер два, и каким-то чудом в моей руке оказалась бумажка достоинством в пятьдесят долларов. Наверное, это произошло потому, что в тот момент, когда в дверь протискивался последний чувак, я сумела выдернуть денежку. Чувак думал, что заплатил, а охранник – что получил плату.
- Вот, - я протянула полтинник, немного переигрывая с энтузиазмом, но вышибала, похоже, ничего не заметил.
Он забрал у меня деньги и помог войти – то есть, не проявив ни малейшей любезности, втолкнул меня внутрь. Я споткнулась от наплыва других людей, подпирающих меня сзади, и метнулась к относительно освещенному пятачку посреди темного и почти пустого склада. Запах грязи смешивался с запахами пива, дыма и мужских одеколонов. Мне нравится, когда в воздухе витает аромат мужественности. Особенно если это – одеколон.
И все же я была на взводе, когда шагнула вперед.
Чем ближе я подходила к основному зрелищу, тем яснее понимала, что народу тут больше, чем можно было ожидать. Вокруг клетки из рабицы, очень похожей на те, что показывают в кино, только примитивнее, стояли люди – в основном мужчины, – выкрикивая ободряющие короткие фразы. У этой допотопной конструкции не было ни мягких матов, ни канатов, а вход на «ринг» закрывался цепями на замок. Снаружи. Нехорошо. Ой, как нехорошо.
Крики толпы подзадоривали, и было ясно: крови всем хочется больше, чем льющегося здесь рекой бесплатного пива. Напитки оплачены. Ставки сделаны. Кулаки в игре. Меня поразило, как много здесь женщин. Пока я не поняла, что они не кричат, как мужчины. А смотрят. Следят. Тогда-то я и увидела, к чему прикованы их взгляды. Точнее к кому.
К Рейесу Александру Фэрроу.
Не замечая сетки, я сосредоточилась на главном – на шоу, ради которого пришли все эти люди.
_____________________
(1) Кокопелли — одно из божеств плодородия, обычно изображается в виде сгорбленной фигуры, играющей на флейте.
Глава 5
Привет. Я Неприятность. Слыхала, вы меня искали.
Надпись на футболке
Ангел не шутил. Рейес принимал участие в боях без правил. Для меня сама мысль была настолько чуждой, что поначалу мне почудилось, будто Ангел говорил о кошачьих боях. С трудом поборов изумление, я, проталкиваясь сквозь толпу плечами и локтями, торопилась подойти как можно ближе, чтобы лучше видеть. Традиционные боксерские трусы у бойцов явно не были в чести. На сопернике Рейеса были треники, на нем самом – только джинсы и ничего больше. Разве что руки чем-то обмотаны, а торс и плечо перебинтованы. К легальным соревнованиям травмированного бойца никогда бы не допустили. Происходящее здесь было так же законно, как магазинная кража.
В тот миг, когда Рейес почувствовал мое присутствие, он оторвал взгляд от текущей задачи, включавшей кровь, пот и противника в сто тридцать с лишним килограммов, и посмотрел мне в глаза. На его лице мелькнуло удивление. Сомневаюсь, что это хоть кто-нибудь, кроме меня, заметил. Он мгновенно взял себя в руки. Выражение его лица ожесточилось, крепкие мышцы напряглись, а парень, которого он скрутил в узел, истошно завопил от боли и похлопал ладонью по полу клетки, сдаваясь.
Тяжело, наверное, такому человеку, явно закаленному бойцу, вот так сдаться, признав поражение. Видимо, боль, которую причинял ему Рейес, была по-настоящему мучительной.
И все же Рейес не остановился. Не отпустил его. Исполняющий роль рефери ворвался в клетку, когда парень постучал по полу еще раз. От боли, исказившей его лицо, у меня внутри все сжалось, но взгляд Рейеса по-прежнему был прикован ко мне. Он смотрел на меня пылающими от злости глазами, его челюсти были крепко сжаты, и в какой-то момент захват стал еще крепче. Рефери бешено пытался оттащить Рейеса от поверженного соперника. Еще двое мужчин вбежали в клетку, но у них не было и сотой доли энтузиазма рефери. Они осторожно приближались под рев обезумевшей толпы. Которая хотела крови. То есть еще больше крови. Боль того человека была непереносимой. Она пульсировала у меня в венах колючими жидкими волнами, смешиваясь с гемоглобином.
Не сводя глаз с Рейеса, я опустила голову и прошептала:
- Пожалуйста, прекрати.
Он тут же отпустил мужика и выпрямился, сидя на корточках. На невозможно красивом лице отражалось лишь опасное обещание всевозможных удовольствий.
Ему не нравилось, что я здесь. Это очевидно. Но было и кое-что еще. Он злился. Он – тот, кто подставил меня, чтобы увидеть, как я сломаюсь. Тот, кто может поцеловать меня в лилейно-белую задницу хоть миллион раз. Он злился – на меня. Совести у него нет!
Его соперник лежал на брезенте, хрипя и корчась в муках. Наверное, в последние секунды Рейес нанес ему какое-то серьезное повреждение. Сам Рейес не обращал на него ни малейшего внимания. Как и на рефери, который стучал его по спине и нервно о чем-то предупреждал, и на какого-то парня, который без задней мысли попытался положить ему на плечо руку в знак поддержки. Вскочив на ноги, Рейес стремительно вышел из клетки, как будто его где-то ждут. Пока он шел сквозь толпу, приветственные оклики и поздравления сыпались со всех сторон, но и на них он никак не реагировал. Хорошо, что у людей хватало ума отступать с его пути.
Без помех пройдя мимо зрителей, Рейес скрылся за дверью в дальнем углу, которая вела в большое помещение. Может быть, там находились какие-то подсобки. Тренеры помогли второму парню подняться на ноги и повели его в противоположную сторону, пока уборщик смывал кровь с пола на «ринге».
Ноги понесли меня туда, куда смотрели глаза. К двери в углу. Я с трудом протискивалась сквозь беснующуюся толпу и томящихся женщин. Несколько из них сбились в группку у двери, но войти не осмеливались. Меня немало удивило, что дверь никто не охранял. Оттуда вышел еще один парень, ниже Рейеса и на вид покрепче. Его руки тоже были чем-то обмотаны. Он поднял кулаки, готовый с боем пробиваться к клетке.
И толпа взбесилась.
Я шагнула за дверь и оказалась в комнате, похожей на раздевалку. Не такую, как в спортзалах – чистую и ярко освещенную, а как на старых заводах – душную, темную и грязную.
Три ряда металлических шкафчиков разделяли наполненную паром комнату пополам. Слева виднелось несколько коморок, отгороженных друг от друга стенками, и письменный стол. А справа…
- И они хотят, чтобы ты не спешил, - послышался оттуда мужской голос. – Мы с тобой об этом уже говорили, помнишь?
Я пошла на голос мимо шкафчиков и оказалась перед открытым пространством со скамейками и парой столов. За ними находились душевые, которые кто-то, судя по всему, совсем недавно использовал по назначению. Рейес сидел на столе в клубах теплого пара. Какой-то мужчина (должно быть, его тренер) стоял перед ним и обматывал ему руки белыми эластичными бинтами, совсем как в фильмах. Джинсы на Рейесе сидели достаточно низко, чтобы мне была видна впадинка между тазовой костью и мышцами живота, отчего моим ногам тут же расхотелось поддерживать меня в вертикальном положении. Обычные бинты и свежий белый эластичный бинт красовались на плече и вокруг ребер. Мне с трудом удалось подавить прилив беспокойства. Что до всего остального… Смуглая кожа идеально обтекала внушительные твердые мышцы и жилистые изгибы. Одним словом – неотразим.