вечную, вездесущую скорость»[88].
Руал Амундсен не имел привычки формулировать свои идеи столь образно. Тем не менее, покинув вмерзшую во льды «Мод» и снова начав движение, он жил в соответствии с манифестом, который провозгласил Маринетти. В интервью американскому журналисту Амундсен заявил, что намеревается дважды в день, используя портативный телеграфный передатчик, отправлять отчеты норвежскому правительству о подготовке следующей экспедиции. Он считал само собой разумеющимся, что пространственные и временные барьеры, мешающие контактам между людьми по всему миру, скоро устранятся. Амундсен был приверженцем рекордов и географических абсолютов, первым человеком, достигшим одной из двух самых дальних точек Земли – Южного полюса. Всю жизнь он стремился подчинить себе время и пространство, чтобы пойти на новый рекорд – завоевать вторую вершину мира, Северный полюс. И вот с северного края Земли он объявил всему миру о своих амбициозных планах.
* * *
Нита и Камилла росли в период между двумя мировыми войнами – времени, отличительной чертой которого было движение, увлекшее людей по всему земному шару. Однако в их случае это движение не было добровольным. Их отношение к происходящему неизбежно отличалось от отношения Амундсена, поскольку одно и то же путешествие человек, его организующий, и рядовые пассажиры (каковыми, по сути, и были девочки) воспринимают по-разному. Прежде всего, девочки не знали заранее, по каким местам они поедут и с какими людьми будут встречаться. Первым новым местом для Камиллы и Ниты стал китобойный корабль, который пересек Берингов пролив и доставил их в Ном на Аляске. Им выделили каюту для ночлега, сказали, в какие помещения можно заходить и на каких палубах гулять. В этих рамках девочки вынуждены были организовать новую повседневную жизнь. Для Камиллы и Ниты каждое место, куда они приезжали, было новым, не известным им ограниченным пространством. В каком-то смысле у детей так всегда, но судьбу Камиллы и Ниты отличало то, что они жили в своих маленьких мирках, корабельных каютах и купе поездов, одновременно находясь в бешеном движении через весь земной шар.
На новом месте в первую очередь речь идет о самых элементарных вещах: сориентироваться в пространстве, поесть и поспать. Девочкам требовалось время, чтобы привыкнуть к жизни, путешествуя по морю на корабле. Когда они пересекали Берингов пролив, море было относительно спокойно, но все же и Нита, и Камилла сильно страдали от морской болезни – такие же проблемы были у них и на «Мод». На борту «Виктории», следовавшей из Нома в Сиэтл, особенно страдала Камилла. Погода менялась, по ночам корабль могло сильно качать, и ее рвало.
Дневниковые записи Амундсена во время этих морских путешествий касались почти исключительно погоды и девочек. Он очень мало спал по ночам, приглядывая за ними, и смог отдохнуть, когда море постепенно успокоилось и девочки, наконец, провалились в сон. Выспавшись и придя в себя, они исследовали «Викторию» и познакомились с экипажем. Амундсен записал в дневнике на своем любимом языке, представляющем забавную смесь отцовской заботы и детского правописания: «Оби маи дамы на нагах и прикрасно сибя чуствуют!»[89]
По мере продвижения на юг привычный для девочек суровый полярный климат сменился умеренным. У побережья Британской Колумбии арктическая гористая местность, тундровые ландшафты и бесконечные нагромождения белого и серого льда, черных скал закончились. Многочисленные острова, фьорды, берега которых были покрыты густыми хвойными лесами, – вот что впервые в жизни увидели девочки. Амундсену же пейзаж этот был привычен и скучен. Он плыл сейчас тем же путем, что и в 1906 году после покорения Северо-Западного прохода. А природа была немного похожа на норвежское побережье – недаром многие эмигрировавшие в Канаду норвежцы поселились в районе Сиэтла и Ванкувера.
Разницу между полярным и умеренным климатом Нита и Камилла поняли летом. Воздух стал несравненно мягче, у девочек создалось впечатление, что они находятся в теплом помещении: открытые участки тела перестали испытывать бесконечные морозные покалывания. Многоводные реки Британской Колумбии выносят в океан мощные стволы деревьев вместе с вывороченными из земли корнями; кожа то и дело ощущает прикосновения прилетающих с суши насекомых. Мир наполняется ароматом соленого моря, а по мере приближения к суше – запахами еловой хвои и прогретой почвы. Оставленная позади Арктика большей частью бесцветна, за исключением ярких вспышек северного сияния зимой и цветущей тундры в середине лета. Побережье Британской Колумбии было иным: приглушенно-зеленым и синим, а вечерами – расцвеченным желтым цветом фонарей прибрежных населенных пунктов.
«Виктория», пройдя сначала проливом Джорджия возле Ванкувера, а затем проливом Пьюджет-Саунд, вечером 4 июля 1921 года пришла в Сиэтл. За последние десятилетия он превратился в современный город-порт, куда заходили торговые и рыболовецкие суда; кроме того, отсюда начинался путь на Юкон и Аляску, охваченные «золотой лихорадкой». Камилла и Нита увидели большую гавань с пирсами, пристанями и железными, устремленными в небо кранами с зубчатыми колесами, перемещающимися по рельсам. Позади виднелись ряды четырех-пятиэтажных зданий Сиэтла, а за ними – еще более высокие дома. На набережной Амундсена ждала толпа, в передних рядах которой были представители ассоциации «Сыны Норвегии», городской торговой палаты города и журналисты. О прибытии «Виктории» сообщили в газетах Сиэтла, получивших эту новость по телеграфу из Нома. Для американцев норвежского происхождения, торговцев и журналистов приезд в Сиэтл знаменитости был знаковым событием.
Этот кадр взят из фильма, снятом год спустя, когда «Мод» покинула Сиэтл и снова направилась в Северный Ледовитый океан. Даже тогда народу было множество. В большой толпе зевак все хорошие точки обзора быстро заполняются людьми. На снимке плотные ряды людей расположились в несколько ярусов над причальными сооружениями. Вид такой большой толпы в городском пространстве и издаваемый ею шум производит сильное впечатление. «Бесновалася улица, полная гула», – писал поэт Шарль Бодлер о Париже XIX века[90]. Тогда люди на Западе массово переезжали из деревень в города. А толпы людей в перенаселенных городах ассоциировались с насилием, физическими и социальными столкновениями и однозначно воспринимались как угроза, собираясь на демонстрации и провоцируя беспорядки. С другой стороны, толпа также могла быть привлекательной для зрителя, цепляя его внимание своими цветами, формами, звуками и ритмами.
Провожающая «Мод» толпа на пирсе в Сиэтле, 1922 г.[91]
На инуитов, впервые попавших в город, он производил неизгладимое впечатление. Уйсаакассак прибыл на корабле Роберта Пири в Нью-Йорк в 1897 году вместе с Миником и другими инуитами. Описывая город и толпы народа на улицах, он сравнивает его с природой, в то же время признавая его верховенство над природными стихиями.