Читать интересную книгу Дивизион: Умножающий печаль. Райский сад дьявола (сборник) - Георгий Вайнер

– Господи! Наслаждение, близкое к половому!

– Сколько же ты заплатил за это? – усаживаясь за стол, простодушно восхитилась Лора. – Состояние!

– Не преувеличивай… Одного черта пришлось обмануть, а его помощника-балду пришибить. И пожалуйста – кушать подано!

– Ну что ты выдумываешь всегда! – засмеялась Лора. – Наверное, все свои тюремные деньги потратил…

– О да! Я там круто заработал! – серьезно согласился я. – Но за ужин я рассчитывался не деньгами, а безналичными. Можно сказать – опытом.

– Это как?

– Понимаешь, ты не в курсе, есть мировая система финансовых операций – продажа опыта, – глотая огромные куски, просвещал я подругу. – Тюремный опыт – это высоколиквидный капитал для безналичных расчетов. Вроде пластиковых кредит-кард. Если нет налички, платишь из этого капитала. Коли счет невелик – получаешь сдачу…

– Ну объясни мне, Кот, почему ты такой врун?

– Не веришь? Мне – пламенному бойцу за правду? – тяжело огорчился я. – Меня всю жизнь называют Господин Правда. Мистер Тру. Месье Лаверите. Геноссе Вархайт. Коммунисты для своей газеты мое имя скрали, «Правдой» назвались…

Я достал из кармана пиджака пачку Валеркиных денег, показал Лоре:

– Вот сдача за ужин. А ты мне не веришь, крошка моя…

И тут на меня напал приступ неудержимого хохота. Я давился едой, слезы выступили, а я все хохотал неостановимо.

– Ты чего? – испуганно спросила Лора.

– Как раз в тот момент, когда меня упрятали в зверинец, во всех кабаках горланили песню «Крошка моя, хорошо с тобой нам вместе…».

Я вскочил со своей колченогой табуреточки, обнял Лору и стал кружиться с ней по кухне, распевая «Крошка моя, хорошо с тобой нам вместе».

Маленькая моя, несмышленая, бессмысленная, сладкая, глупая совсем. Крошка моя! Кто здесь тебя ласкал и пользовал, кто пел с тобой и танцевал на непроходимой кухне, кто летал на продавленном ковре-самолете? Пока меня не было? Пока меня отгрузили в клетку? Тысячу дней, тысячу ночей! Неужто ждала меня? Это, конечно, вряд ли. Не бывает.

Да и не важно. Я ведь идеалист и знаю наверняка: тысячу дней здесь не было жизни, раз здесь не было меня. И не могла ты здесь хряпаться тысячу ночей – тебя не было. Я верю в это несокрушимо. Хотя бы потому, чтоб не думать, что делали в эти тысячу ночей мой дружок Александр Серебровский и самая вожделенная женщина на земле – Марина.

Марина, моя несбыточная мечта о прошлом. Моя окаянная память о неслучившемся. Моя истекающая жизнь, никчемушная и бестолковая.

Марина, любимая моя, проклятая.

Нет, нет, нет! И знать ничего не хочу! Жизнь – это не то, что с нами происходит, а то, как мы к этому относимся.

Поцеловал Лору и сказал ласково:

– Девушка, дай я тебя покиссаю! Ты и есть та самая беда, с которой надо ночь переспать. Утром все будет замечательно. Мы будем петь и смеяться, как дети…

Сергей Ордынцев:

СЛАДКОЕ ОБОЛЬЩЕНИЕ БОГАТСТВА

Галогеновый фонарь вырубал в ночи огромную голубую прорубь – прямо над воротами загородной резиденции Серебровского в Барвихе.

Обзорная телекамера поползла хищным хоботком объектива вслед въехавшим машинам, откозыряли привратники, еще один – внутри караульной будки – быстро шлепал пальцами на электронном пульте.

Подъездная дорожка плавно закруглилась к входу в трехэтажный дом-усадьбу. Охранник у дверей держал на поводке белого питбуля, похожего на озверелую свинью. Телохранители выскочили из машин, начальник охраны открыл дверцу «мерседеса» и протянул руку Серебровскому. Мне не протянул руку помощи – или мне по рангу еще не полагается, или боялся, что я его снова за ухо ухвачу.

Питбуля спустили со сворки, страшный пес с радостным рыком бросился к Саньку, подпрыгнул, положил на миг ему лапы на плечи, лизнул в лицо. Я боялся, что он свалит Сашку с ног, сделал шаг к ним, и тотчас же собака повернула ко мне морду сухопутной акулы и злобно рыкнула, обнажив страшные клыки-клинки.

– Жуткое сооружение, а? – засмеялся Серебровский. – Я его обожаю!

Он гладил собаку по огромной противной морде, ласково трепал по холке, и в движениях его и в голосе была настоящая нежность:

– Ну, успокойся, Мракобес, успокойся! Все свои…

– Песик, прямо скажем, малосимпатичный, – бестактно заметил я. – В цивилизованные страны их запрещено ввозить. Так и называют – дог-киллер. Мокрушник…

– За это и ценим, – сказал Серебровский со своей обычной зыбкой интонацией – нельзя понять, шутит он или всерьез, потом взял меня под руку: – Пошли в дом…

Начальник охраны Миша Красное Ухо – за спиной – мягко напомнил:

– Указания?

– Как обычно, в шесть… – уронил Сашка, не оборачиваясь, не прощаясь. А пес-дракон строго «держал место» – у правой ноги хозяина.

Я вернулся на пару шагов, протянул руку Мише:

– До завтра. Прости, пожалуйста! Не сердись…

Он улыбнулся, и ладонь его была как улыбка – широкая, мягкая.

– Да не берите в голову. Все на нервах. Я вас понимаю…

Я хлопнул его товарищески по спине, Миша наклонился ко мне ближе и тихо сказал:

– При подчиненных больше меня за уши не хватайте. А то для поддержания авторитета придется вам руку сломать.

Я ему поверил.

Догнал дожидающегося меня в дверях Серебровского, который сообщил:

– Мне кажется, он – единственный – любит меня.

– Кто – охранник? – удивился я.

– Мракобес, – серьезно сказал Сашка.

Я испуганно посмотрел на него.

– Не боится потерять работу!.. – хмыкнул Сашка, и его тон снова был неуловимо зыбок.

А в мраморном холле нас встречала Марина, сильно смахивающая сейчас на американскую статую Свободы – в широком малахитовом, до пола длинном платье, но не с факелом, а с запотевшим бокалом в поднятой руке. Посмотрела на меня ласково, засмеялась негромко, светя своими удивительными разноцветными глазами – темно-медовым правым, орехово-зеленым левым, – лживыми, будто обещающими всегда необычное приключение, радостно протянула мне руки навстречу.

Вот баба-бес, чертовская сила!

Она сразу внесла с собой волнение, удивительную атмосферу легкого, чуть пьяного безумия, шального праздника чувств, когда каждый мужчина начинает изнемогать от непереносимого желания стать выше, остроумнее, значительнее – в эфемерной надежде, что именно он может вдруг, ни с того ни с сего стать ее избранником хоть на миг, потому что любой полоумный ощущает невозможность обладать этой женщиной всегда, с мечтой и отчаянием предчувствуя, что такая женщина – переходящий кубок за победу в незримом соревновании, где талант, случай, характер вяжут прихотливый узор судьбы в этом сумасшедшем побоище под названием жизнь.

– Ну, Серега, как сказал поэт? – спросила Марина. – «Воспоминанья нежной грустью…»

– «…меня в чело, как сон, целуют», – закончил я строку и обнял ее, легко приподнял и закружил вокруг себя.

Питбуль Мракобес утробно зарычал, глядя на нас подслеповатым красным глазом рентгенолога. Сашка гладил его по загривку, успокаивая, приговаривал:

– Свои… свои. Умный… умный, хороший пес… Это свои…

Отпустил собаку, подошел к Марине, вполне нежно поцеловал ее в щеку, откинув голову, посмотрел на нее внимательно, как бы между прочим заметил:

– Подруга, не рановато ли стартовала? – и кивнул на бокал.

– Не обращай внимания… До клинического алкоголизма я не доживу, – усмехнулась Марина и взяла нас обоих под руки. – И вообще, Санечка, не становись патетической занудой, это не твой стиль.

Столовая, конечно, – полный отпад. Зал, декорированный под средневековую рыцарскую трапезную. Дубовые балки, темные панели, стальной проблеск старинных доспехов и оружия, кованая бронза, высокая резная мебель, цветы в литых оловянных сосудах, сумрачные красные вспышки камина. Все-таки, как ни крути, а обаяние буржуазии в старинном макияже – оно еще скромнее, еще неотразимее.

– Скажи на милость, – спросил я Марину, – а какой стиль должен быть у нашего выдающегося магната?

– Что значит – какой? – поразилась Марина очевидной глупости вопроса. – Он, как египетский фараон, повелитель всего, что есть и чего нет! Санечка наш – над мелочами, над глупостями, над людьми, над жизнью…

Она схватила меня за ухо, как я недавно начальника охраны Мишу, ну, может быть, понежнее, конечно, и сказала громким театральным шепотом:

– Александр Серебровский – фигура надмирного порядка, гиперборейская личность, можно сказать, персонаж астральный…

Сашка невозмутимо заметил:

– Шутка… – Он со вздохом посмотрел на Марину, потом обернулся ко мне: – За годы, что ты не видел Марину, у нее бешено развилось чувство юмора. Имею в семье как бы собственного Жванецкого.

Марина обняла за плечи Серебровского и поцеловала его в намечающуюся лысинку.

– Прекрасная мысль, Санечка! Почему бы тебе не купить в дом настоящего Жванецкого? Представляешь, какой кайф – приходишь домой, а тут уже все мы: Михал Михалыч со своими шутками, я с моей нечеловеческой красотой, Мракобес, мечтающий загрызть кого-нибудь насмерть, вокруг – прекрасный неодушевленный мир обслуги. Просто сказка, волшебный сон! Купи, пожалуйста! Ну что тебе стоит?