Читать интересную книгу Омут. Оборотная сторона доллара. Черные деньги - Росс Макдональд

— Ты сейчас только придумала все это. Если бы мама не умерла, ты, конечно, пожелала бы, чтобы все шло по-прежнему.

— Ты понятия не имеешь, о чем говоришь, Джеймс.

— Ну ладно… Чтоб шло примерно, как раньше… Нет, ты придумала себе новую цель не сейчас, раньше. Я знаю, что-то произошло с тобой с тех пор, как ты побывала в Чикаго.

— А что такое произошло со мной в Чикаго? — Угроза прозвучала в вопросе. Будто мускул напрягся — перед тем, как действовать.

— Я ни разу не спросил тебя об этом, не правда ли? И я не намерен спрашивать. Я знаю только, что ты изменилась, когда этой весной побывала в Чикаго.

Она оборвала его:

— Ты не спрашивал? Да потому, что тебе был дан замечательный совет не спрашивать!.. Кстати, я тоже могла бы кое о чем спросить тебя. Например, о Фрэнсисе. Да мне уже известен ответ.

Минуту-другую он молчал. Я слышал его тяжелое дыхание. Наконец, диалог продолжился.

Джеймс:

— Ладно, так мы ни к чему не придем. Чего ты хочешь теперь?

— Я скажу тебе, чего я хочу. Половину всего, что ты теперь получаешь в собственность. И сразу же!

— Сразу? Смерть мамы оказалась тебе очень кстати, так, что ли? Если б я не знал тебя, Мод, то был вправе подумать, что это ты виновата в смерти моей матери.

— Не стану притворяться, будто очень уж опечалена случившимся. Как только все эти неприятности закончатся и ты согласишься решить этот вопрос, официально, мы идем в суд.

— Я сделаю, как ты хочешь, — слабо произнес он. — Ты достаточно долго ждала доли моего состояния. Теперь ты ее получишь.

— И долю Кэти, — не сдавалась она. — Не забывай о Кэти. Она вот-вот станет взрослой.

— Я ее не забыл. Кэти останется со мной, Мод.

— Она будет жить втроем, по-твоему? Я не думаю, что она согласится, да и я не хочу. Фрэнсис…

Сделав над собой усилие, Джеймс сказал:

— Фрэнсис тут ни при чем. Он не вписывается в картину наших семейных отношений.

— Фрэнсис или кто-нибудь вроде него… Я знаю твои склонности, Джеймс.

— Нет, Кэти будет со мной — это все, чего я от тебя хочу.

— Я знаю, чего ты хочешь. Ты хочешь, чтоб рядом с тобой был здоровый нормальный человек, чтоб обвиться вокруг него, подобно ползучему растению, пить его соки. Ты пытался такое проделать со мной, но я разорвала твои путы. И ты не будешь виться вокруг Кэти, Джеймс. Я уезжаю отсюда и забираю ее с собой.

— Нет. Нет, — слово выползло из-под раздвижных дверей, сопровождаемое хныканьем. — И ты… Мод, не должна оставлять меня одного.

— У тебя есть друзья, — заметила она не без иронии.

— Не покидай меня, Мод. Я боюсь оставаться один. Вы обе нужны мне, намного больше, чем ты думаешь. — Мне показалось, что с Джеймсом сейчас начнется истерика.

— Пятнадцать лет ты пренебрегал мной. Когда наконец у меня появилась возможность уйти…

— Ты должна остаться, Мод. Это твой долг — остаться со мной. Я не могу быть один.

— Будь мужчиной, — произнесла она твердо. — Во мне не просыпается никаких чувств, если я слышу жалобный писк медузы.

— Ты привыкла… любить меня…

— Да неужели?

— Ты же хотела быть моей женой, заботиться обо мне.

— Это было давным-давно. Не могу вспомнить когда.

Я услышал, как в соседней комнате с шумом двинули стулом или креслом.

— Шлюха! — вскрикнул Джеймс, задыхаясь (это было то самое слово, которое привлекло мое внимание в первый раз). — Шлюха! Распутная, холодная потаскуха. Я ненавижу тебя!

— Любую женщину расхолаживает, — произнесла она нарочито четко и ясно, — муж, который… фея.

— Негодная… развратница. — Цезуру между его словами заполнил, кажется, удар, шлепок по живому. Потом что-то глухо стукнулось об пол. Его колени, что ли? — Прости меня, о, прости меня, Мод, — услышал я внезапно. — Ты ударил меня. Ты причинил мне боль! Ты?

— Я не хотел этого. Прости меня. Я люблю тебя, Мод. Пожалуйста, прости меня, — рыдания с неудержимой силой прорвались сквозь бормотание, становясь все более ритмичными. Довольно долго ничего не было слышно, кроме этого плача, не похожего на плач мужчины.

И она… стала успокаивать его.

— Ну, все, все, Джеймс, ну хватит плакать. Дорогой Джимми, я останусь с тобой. У нас еще будет хорошая жизнь…

Меня слегка пошатывало. Я слышал разговор у микрофона, вмонтированного в стену, за которой находится ад. Не замедляя шага, я прошел мимо запертой двери соседней комнаты, прошел коридором, холлом и верандой выбрался на лужайку. На черном небе все время что-то двигалось, мерцали какие-то отблески, длинные серые тени текли через зазубрины гор к морю, струились, подобно реке.

Я направился к месту, где гости поставили автомашины, и тут вспомнил, что моя-то машина припаркована на одной из улиц Нопэл-Велли. О черт! Как теперь поступить? Войдя снова в дом, через другую дверь, прямо в кухню, я увидел там то ли экономку, то ли кухарку. Миссис Стрэн, пожилая женщина с вытянутым лицом, поседевшими волосами и добрыми глазами, что-то готовила, суетясь около стоящей на плите кастрюли.

Она чуть не упала от страха, заслышав мои шаги.

— Господи! Как вы меня напугали…

— Прошу прощения. Я Арчер, друг Мод Слокум.

— О да, вы звонили, я помню. — Ее губы дрожали.

Я спросил:

— Как себя чувствует Кэти?

— С ней все в порядке. Я дала ей горячего молока, чтобы она уснула. Бедному ребенку нужен отдых после всех этих ужасов. Я не мог отказаться от своей ответственности за Кэти, хотя бы потому, что больше здесь никто не чувствовал такой ответственности. Я да вот миссис Стрэн. А родители полностью поглощены своей собственной войной, переговорами по поводу временного перемирия. Возможно, так было всегда в этой семье.

— Вы и впредь позаботитесь о Кэти? — спросил я миссис Стрэн.

Она ответила мне не без гордости:

— Я постоянно забочусь о ней, мистер Арчер. И она того стоит. Некоторые ее учителя говорят, что она гений.

— Насколько я понял, этот дом просто кишит гениями…

Тут же я покинул кухню, не давая миссис Стрэн развернуть дискуссию. Спустившись через кухонную дверь на лужайку перед домом, я увидел в темноте за гаражами какие-то вспышки. Вроде капель побелки, падающих с кисти. Видно, около бассейна все еще фотографировали.

Надсон вместе с тремя работниками своего ведомства осуществлял необходимые для следствия измерения. У кромки бассейна лежало тело, накрытое одеялом, терпеливо ожидающее, когда его заберут отсюда. Подводную подсветку не отключили, так что вода в глубине выглядела бледно-изумрудной, неспокойно мерцала, притягивая к себе.

Надсон увидел меня первым из группы. Когда я подошел ближе, спросил своим низким голосом:

— Ну, что она сказала? — и без перехода:

— Так будете сотрудничать с нами?

— Ее я не видел. Она заперлась в какой-то комнате со своим мужем.

Его ноздри раздувались, рот дергался в усмешке, непонятной, но, по-видимому, не относящейся ко мне.

— Я послал наши машины с передатчиками на поиски Ривиса. Вы могли бы помочь нам, раз уж вы его видели.

— Это несколько выходит за рамки моей компетенции, вы не считаете?

— Это уж вы знаток таких тонкостей. — Надсон повел плечами. — Но мне кажется, на вас лежит определенная ответственность…

— Возможно, и так… Не могли бы вы подбросить меня в город? Только не с Фрэнксом.

— Идет. — Надсон обернулся к фотографу, стоявшему на коленях около тела:

— Заканчиваете, Виновский?

— Да. Еще пара снимков. — Виновский скинул с трупа одеяло. — Надо, чтобы все было в ажуре, как того требует моя профессия.

— Возьмите с собой в город Арчера.

Виновский согласно кивнул. Потом изогнулся над телом, включил лампочку, прикрепленную к верхней части камеры. Белый магниевый свет выхватил из темноты мертвое лицо, белую, как известь, кожу. Обильная белесая пена запеклась у ноздрей и широко раскрытого рта. Мне вдруг вспомнились существа подводного мира… Но незакрытые зеленые глаза в полном изумлении глядели в темное небо — совсем по-человечески живо.

— Еще один снимок, — сказал фотограф и перешагнул через тело. — Смотри-ка, сейчас вылетит птичка.

Лампочка вспыхнула снова, еще раз осветив неподвижное лицо.

Глава 9

Большое, — новое и уродливое, — здание покрыли розовой штукатуркой.

Над боковым входом зажгли красным неоном: «Бойкое место». Стена почти слепая, если не считать дверь и пару круглых, вмонтированных в стену вентиляторов. Оттуда доносился изнутри шум: грохот оркестра, взявшего какой-то ускоренный темп, шарканье множества ног. Когда я, потянув за ручку, открыл тяжелую дверь, шум со всей силой ударил в уши.

На эстраде, удаленной от входа, группа молодых людей, одетых во фланелевые костюмы, усердно пыталась сломать фортепиано, гитару, тромбон, трубу и барабан. Фортепиано гремело от ужаса, тромбон ревел, труба пронзительно кричала. Гитара крошила хроматическую гамму и, не прожевывая, выплевывала все ее ступени горящими порциями. Парень-ударник колотил во все, что попадалось под руку: барабаны, подставки, тарелки, прикрепленные к полу, лупил по ножкам своего стула, по серебристо-хромовой подставке микрофона. На боку самого большого его барабана красовалась надпись: «Неистовая пятерка».