Но и это ещё не всё. Уже совершенно непостижимо, как это получилось, но ни работники районного отделения Госбанка, ни Волькины соседи по двору, ни даже сам Волька ни разу впоследствии не вспомнили об этой истории. Словно кто-то начисто стёр её из их памяти.
XVI. Старик Хоттабыч и Сидорелли
На старика было просто жалко смотреть. Целый день он отсиживался в аквариуме, ссылаясь на то, что у него якобы разыгрался ревматизм. Конечно, это было нелепым объяснением, ибо глупо с ревматизмом забираться в воду.
Хоттабыч лежал на дне аквариума, лениво шевеля плавниками и вяло глотая воду. Когда к аквариуму подходил Волька или Женя, старик уплывал к задней стенке, весьма невежливо поворачиваясь к ним хвостом. Правда, когда Волька отлучался из комнаты, Хоттабыч вылезал из воды, чтобы немножко размяться.
Но, едва заслышав Волькины шаги, он с тихим плеском кидался в аквариум, словно и не думал его покидать. Ему, очевидно, доставляло какое-то горькое удовлетворение, что Волька то и дело начинал упрашивать его вылезть из воды и перестать дуться. Всё это старик выслушивал, повернувшись к мальчику хвостом. Стоило, однако, его юному другу развернуть учебник географии, чтобы подзаняться к переэкзаменовке, как Хоттабыч высовывался наполовину из аквариума и горько упрекал Вольку в бесчувственности. Дескать, как это можно заниматься разными пустяками, когда старый человек так мучается ревматизмом.
Но лишь Волька закрывал учебник, старик снова поворачивался к нему хвостом. Так продолжалось до самого вечера. В начале восьмого он резко взмахнул плавниками и выпрыгнул на пол. Отжимая воду из бороды и усов, он сдержанно промолвил обрадованному Вольке:
– Ты меня очень обидел отказом от моих скромных подарков. Твоё и моё счастье, что я обещал тебе не обижаться. В противном случае, я сделал бы с тобой нечто непоправимое, о чём сам в дальнейшем весьма бы сожалел. Ибо я полюбил тебя всей душой и особенно не могу не ценить прекрасное бескорыстие твоей дружбы.
– Ну вот и чудесно! – отвечал Волька. – Тут у меня с Женей имеется к тебе одно интересное предложение. Мы давно собираемся попросить тебя пойти с нами в цирк.
– С любовью и удовольствием, – сказал Хоттабыч. – Если хочешь, поедем туда на верблюдах или на слонах.
– Нет, что ты! Не стоит тебе затрудняться, – возразил Волька с подозрительной поспешностью. – Давай лучше, если ты не боишься, поедем на троллейбусе.
А чего туг бояться? – обиделся старик. – Я уже четвёртый день без страха взираю на эти железные повозки.
Через полчаса Волька, Женя и Хоттабыч были уже в Парке культуры и отдыха, у входа в цирк Шапито.
Старик сбегал к кассе поинтересоваться, как выглядят билеты, по которым пускают в цирк, и вскоре и у него, и у Вольки, и у Жени сами по себе возникли твёрдые бледно-розовые пропуска на свободные места.
Они вошли в цирк, залитый светом множества ярких электрических ламп.
В одной из лож, около самой арены, было как раз три свободных стула, по Хоттабыч решительно высказался против этих мест.
– Я не могу согласиться, – сказал он, – чтобы хоть кто-нибудь в этом помещении сидел выше меня и моих глубокочтимых друзей. Это было бы ниже нашего достоинства.
Спорить со стариком было совершенно бесполезно, и ребята скрепя сердце уселись на самой верхотуре, в последнем ряду амфитеатра.
Вскоре выбежали униформисты[1] в малиновых, расшитых золотом ливреях и выстроились по обе стороны выхода на арену.
Ведущий программу зычным голосом объявил начало представления, и на арену выехала наездница, вся усеянная блёстками, как ёлочный дед-мороз.
– Ну как, нравится? – спросил Волька у Хоттабыча.
– Не лишено интереса и для глаза приятно, – осторожно ответил старик.
За наездницей последовали акробаты, за акробатами – клоуны, за клоунами – дрессированные собачки, вызвавшие сдержанное одобрение Хоттабыча, за собачками – жонглёры и прыгуны. На прыгунах закончилось первое отделение.
Когда после звонка все снова уселись по своим местам, к Хоттабычу подошла девушка в кокетливом белом переднике, с большим подносом в руках.
– Эскимо не потребуется? – спросила она у старика, и тот, в свою очередь, вопросительно посмотрел на Вольку.
– Возьми, Хоттабыч, это очень вкусно. Попробуй!
Хоттабыч попробовал, и ему понравилось. Он угостил ребят и купил себе ещё одну порцию, потом ещё одну и наконец, разохотившись, откупил у обомлевшей продавщицы сразу всё наличие эскимо – сорок три кругленьких, покрытых нежной изморозью пакетика с мороженым. Девушка обещала потом прийти за подносом и ушла вниз, то и дело оборачиваясь на удивительного покупателя.
– Ого! – подмигнул Женя своему приятелю. – Старик дорвался до эскимо.
В какие-нибудь пять минут Хоттабыч уничтожил все сорок три порции. Он ел эскимо, как огурцы, сразу откусывая большие куски и смачно похрустывая. Последний кусок он проглотил в тот момент, когда в цирке снова зажглись все огни.
– Мировой… комбинированный!.. аттракцион!.. Артист государственных цирков Афанасий Сидорелли!
Все в цирке зааплодировали, оркестр заиграл туш, и на арену, улыбаясь и раскланиваясь во все стороны, вышел невысокого роста пожилой артист в расшитом золотыми драконами синем шёлковом халате. Это и был знаменитый Сидорелли. Пока его помощники раскладывали на маленьком лакированном столике всё, что было необходимо для первого фокуса, он продолжал раскланиваться и улыбаться. При улыбке у него ярко поблёскивал во рту золотой зуб.
– Замечательно! – прошептал завистливо Хоттабыч.
– Что замечательно? – спросил Волька, изо всех сил хлопая в ладоши.
– Замечательно, когда у человека растут золотые зубы.
– Ты думаешь? – рассеянно спросил Волька, следя за начавшимся номером.
– Я убеждён в этом, – ответил Хоттабыч. – Это очень красиво и богато.
Сидорелли кончил свой первый номер.
– Ну как? – спросил Волька у Жени таким тоном, будто он сам проделал этот фокус.
– Замечательно! – восторженно ответил Женя, и Волька тут же громко вскрикнул от удивления: у Жени оказался полный рот золотых зубов.
– Ой, Волька, что я тебе скажу! – испуганно прошептал Женя. – Ты только не пугайся: у тебя все зубы стали золотые.
– Это, наверно, работа Хоттабыча, – сказал с тоской Волька.
И действительно, старик, прислушивавшийся к разговору приятелей, утвердительно кивнул головой и простодушно улыбнулся, открыв при этом, в свою очередь, два ряда крупных, ровных золотых зубов.
– Даже у Сулеймана ибн Дауда – мир с ними обоими! – не было во рту такой роскоши! – хвастливо сказал он. – Только не благодарите меня. Уверяю вас, вы достойны этого небольшого сюрприза с моей стороны.
– Да мы тебя и не благодарим! – сердито бросил Женя.
Но Волька, испугавшись, как бы старик не разгневался, дёрнул своего приятеля за руку.
– Понимаешь ли, Хоттабыч, – начал он дипломатично, – это слишком будет бросаться в глаза, если сразу у всех нас троих, сидящих рядом, все зубы окажутся золотыми. На нас будут смотреть, и мы будем очень стесняться.
– И не подумаю стесняться, – сказал Хоттабыч.
– Да, но вот нам как-то будет всё-таки не по себе. У нас пропадёт всё удовольствие от цирка.
– Ну, и что же?
– Так вот, мы тебя просим, чтобы, пока мы вернёмся домой, у нас были во рту обычные, костяные зубы.
– Восхищаюсь вашей скромностью, о юные мои друзья! – сказал немного обиженно старик.
И ребята с облегчением почувствовали, что во рту у них прежние, натуральные зубы.
– А когда вернёмся домой, они снова станут золотыми? – с беспокойством прошептал Женя.
Но Волька тихо отвечал:
– Ладно, потом увидим… Может, старик про них позабудет.
И он с увлечением принялся смотреть на головокружительные фокусы Афанасия Сидорелли и хлопать вместе со всеми зрителями, когда тот из совершенно пустого ящика вытащил сначала голубя, потом курицу и, наконец, мохнатого весёлого белого пуделя.
Только один человек сердито, не выказывая никаких признаков одобрения, смотрел на фокусника. Это был Хоттабыч.
Ему было очень обидно, что фокуснику хлопали по всякому пустяковому поводу, а он, проделавший со времени освобождения из сосуда столько чудес, ни разу не услышал не только аплодисментов, но и ни одного искреннего слова одобрения.
Поэтому, когда снова раздались рукоплескания и Сидорелли начал раскланиваться во все стороны, Гассан Абдуррахман ибн Хоттаб огорчённо крякнул и, невзирая на протесты соседей, полез через их головы на арену.
Одобрительный рокот прошёл по цирку, а какой-то солидный гражданин сказал своей соседке:
– Я тебе говорил, что этот старик – «рыжий». Это, видно, очень опытный клоун. Смотри, как он себя потешно держит. Они иногда нарочно сидят среди публики…