Юрий вывез великокняжескую казну — вернее, то, что в ней оставалось после того, как большую часть эвакуировал и припрятал я. Зато теперь, когда татары потребуют выход, я мог законно валить все на галицких — было серебро, не отрицаем, но оно самоликвидировалось. Князем кто был? Юрий? Вот с него и спрашивайте.
Ладно бы только казну — деньги дело наживное, но и обстановка, и одежда и даже иконостасы в тереме понесли потери. Бояре галицкие точно так же выносили усадьбы своих коллег, о чем мне плакались и Патрикеев, и Голтяй, и Добрынский и многие другие, от бояр не отставали рядовые ратники и в целом Москва будто пережила налет иноплеменной силы, везде что-нибудь да сперли. Впрочем, причину этого понять можно — бедная страна, если военный поход не принес прибытка, князь разорится, а его воины разбегутся. Вон, лет тридцать тому папенька на Двину ходил, очень там хотели из-под Новгорода к Москве уйти, отменный шанс выпал прибрать весь край к рукам. Не прибрали, просто из-за того, что войско принялось грабить, да так, что на Двине и по сей день ни о какой Москве и не говорят, кроме как в бранном контексте. Или, например, литовские воеводы, когда чуют, что вот прям щаз их московское войско по стенке размажет, попросту бросают обоз. И все — каждый ратник бросается грабить, а войска как такового нет. И хорошо еще, если литвины удирают, а не разворачиваются и не начинают избивать потерявшую управление толпу.
Так что ходил я по ободранным теремам, сеням и повалушам, считал убытки, да слушал стенания соратников. Тут вообще к таким поворотам судьбы относились не то чтобы как к должному, но ко вполне обычному — ну да, все пропало, все, что нажито непосильным трудом, но так ведь оно регулярно пропадает! Сколько раз город дотла горел, сколько раз его татары на копье брали, сколько раз моровое поветрие выносило — бог дал, бог и взял. Трудись, молись, помогай ближнему — бог снова даст.
И снова загудел торг, где посадские присматривали новую утварь взамен утраченной, повезли корма княжеские и владычные данщики, застучали топоры, подправляя избы, клети и заборы...
Наверное, при здешних раскладах другой modus vivendi и невозможен, но я так и не привык и потому убивался над каждой потерей. Житный двор расточили почти весь — в корм войску, лошадям, а что и с собой прибрали уходящие галицкие. Причем в спешке, неаккуратно, сердце болело видеть втоптанные в пыль зерна. Приказал смести и просеять, чему все удивились, ну ясно же, что такое зерно в пищу негодно, а через несколько седмиц навезут новый урожай. Объяснил, что нужно отобрать на сев крупные семена — выполнили, но меж собой шептались о странностях великого князя.
На поварне ущерб оказался не то, чтобы велик, но заметен — уехали в Галич да Звенигород большие котлы, да несколько хороших ножей. Меньше всего пострадали конюшни, но в основном из-за того, что коней там почти и не осталось — и маман в Ростов забрала, и мы на Клязьму одвуконь выехали, и жену к шурину тоже на чем-то отправлять надо было.
Оружейную палату большей частью мы тоже вывезли «на себе», но остальное подчистили галицкие. Да что там оружие, если они даже железками не брезговали! Целая проблема оказалась коней перековать — вычистили все! И железо, и меди сколько было...
Маша испереживалась вся — еще бы, в ее хозяйстве, в постельной палате недосчитались ковров и перин, татарских тюфяков и шелковых подушек... Пропали многие полсти белые и войлоки, коими обивали стены и потолки. Машка носилась по подклетям и чуланам и даже с лица спала, настолько ее разорение обидело. Пришлось поймать в переходных сенях, обнять и успокоить, не ее это вина, сейчас главное все в порядок привести, ну и повторил местную максиму, что главное все делать правильно, а за Богом не пропадет. Но у самого сердце болело и с каждой потерей все больше.
И ладно бы только барахло умыкнули-попортили, тряпки-цацки, но свое, вымученное, выстраданное...
Книги!!! То, что я собирал по крупицам, вымаливая у настоятелей монастырей, у немногих переписчиков или выкупая у владельцев «колоссальных библиотек» в двадцать-тридцать томов. И пусть половина — исключительно религиозного содержания, без практического применения, но я упрямо собирал всю доступную литературу. Без книги нет образования, без образования нет экономики. И тут на тебе! Единственное, что утешало — в основном уволокли те, что переплетами побогаче. Но все равно, треть собранного как корова языком, отчего меня начало потряхивать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Вот в таком состоянии я пошел под перелом кремлевской горки, посмотреть недавно срубленную подклеть с устроенной в ней самой первой перегонной.
А там...
Полное разорение.
Ну, положим, ожидать, что победоносное воинство оставит без внимания бочки с приготовленной для дистилляции брагой, не приходилось — выпили все. Точно так же, как первые наши пробы настоек и наливок, потому как они получались у нас, по моим ощущениям, градусов в двадцать, немногим больше, чем у вареных медов.
Котел выломали и утащили, но тут хоть понятно, ценная вещь. Но зачем змеевик сперли? Медник его два месяца делал! И это не считая неудачных вариантов!
Меня шибануло в пот от злости, а внутренний Васенька так просто места себе не находил и душевных сил едва хватало на удержание его на месте. Знаем, чем такие закидоны кончаются, состояние аффекта и хорошо, если без смертоубийства.
Дверь в каморку, где мы хранили жидкость, полученную после третьей перегонки, и потому назначенную быть спиртом, выглядела как полгода назад и я уже порадовался, что продукция уцелела, но стоило распахнуть створку...
Суки!!!
Нахрен вы его разлили??? Ну не пьется он вчистую, так оставьте, нахрен пакостить все??? Все залитые воском укупорки вспороли!!! Зачем горшки с притертыми пробками перебили все??? Вы знаете, сколько мы возились, пока их сделали??? Твою мать!!! Ну дядя, ну стерво!!!
Как ошпаренный выскочил я из подклета и, рыча от бешенства, взбежал на гребень, к сеням набережных хором, где у крыльца толпилась очередная боярская чадь во главе с боярином — не иначе, жаловаться прибежали на разорение.
— Княже! Княже! — заголосили страдальцы, чуть ли не хватая меня за полы.
Мать вашу, тут впору меня самого утешать, вы-то куда лезете? Я мазнул взглядом по просителям и сделал шаг в сторону крыльца, но бросил мимолетный взгляд и встал соляным столпом — просителем оказался Всеволож.
Уловив паузу в моем стремительном движении, он принялся бить челом мне на обиды:
— ...от князь-Юрьевых воев имение мое на московском дворе расхищено...
— ...сельцо Новинки по Хомутовской дороге разорено и опустело...
— ...усадебка на посаде, что у Троицы на Грязех...
— ...сведено... попорчено... испакощено...
Я оторопело слушал перечень потерь, пытаясь понять, где предел наглости, жадности и самомнению этого человека, затеявшего кровавую свару и теперь стенающего о потерях из-за нее! Мозг выхватил заключительную фразу:
— ... за службу князю бью челом возместить семьдесят и пять рублей...
Ах ты ж падла, еще и денег тебе!!!
Васенькино бешенство одним махом вырвалось наружу и затопило разум.
Губы задрожали, руки нервно зашарили по поясу, нащупывая рукоятку сабли...
Дальнейшее я запомнил как кошмарное кино, действиями тела управлял «Васенька» — вот я выхлестнул лезвие из ножен и в одно движение отмахнул Всеволожа под горло.
Вот он схватился за шею, издавая булькающий хрип.
Вот я, брызгая слюной, рубанул еще раз наотмашь.
Вот с клинка срываются красные горячие капли.
Вот они падают на пыль у крыльца.
Вот грузное тело боярина в располосованном дорогом кафтане оседает мне под ноги.
Вот в ужасе шарахаются от сабли в сторону оторопевшие чада и домочадцы Всеволожа.
Вот из гридни валят молодшие во главе с Волком, оттесняя просителей, а я страшно кричу чужим голосом:
— Вор и князю своему изменник!!!
Как я взобрался на крыльцо на неверных ногах — бог весть, не иначе, Волк поддержал, пару раз чуть не подогнулись коленки. Бухнулся на первую же лавку за дверями, уронил саблю и завыл.