— Куда ты его дел?
— Оно в ящичке у меня под ногами.
— Хорошо. Возвратился ли Соленый Клюв на свой пост у Франсины?
— А он его и не покидал. Согласно вашему приказу, он пробудет у нее неделю, а потом сделает так, чтоб его уволили за пьянку.
— Ладно. Надо бы ему затем на месяц уйти в тину. Боюсь, как бы он не погорел.
— Вы возвращаетесь домой, хозяин?
— До утра колье пусть будет у тебя. И не забывай, что твоя жизнь в моих руках.
— Я не забываю.
— И что нет ни единого местечка, где бы я тебя не достал — будь то в пустыне, или в тюрьме Мазас, или на каторге.
— Помню, хозяин, — содрогнувшись, ответил кучер, отзывавшийся на странное имя «Черный Редис».
ГЛАВА 9
Минуло два дня с тех пор, как почти одновременно случились события, положившие начало этой драматической истории.
В особняке князей Березовых царило отчаяние.
Княгиня металась в горячке и душераздирающе кричала, умоляя вернуть ей сына, о котором до сих пор не было ни слуху ни духу.
Муж не отходил от нее ни на минуту. Под гнетом страшного горя он казался постаревшим на добрый десяток лет.
Мария, все еще находясь на краю гибели, была жива благодаря неусыпным заботам Людовика Монтиньи, каждый миг оспаривавшего ее у смерти.
Профессор приходил дважды в день, одобрял действия ученика и отвечал на горестные вопросы князя:
— Надейтесь!
Переливание крови дало блестящий результат.
Было очевидно, что без этой операции девушка скончалась бы той же ночью. Но и сейчас она находилась в какой-то прострации, не способная ни думать, ни двигаться.
Едва дыша, Мария лежала на спине, щеки ее горели лихорадочным румянцем. Она машинально глотала жидкую пищу, которую с поистине трогательной заботой и нежностью интерн подносил к ее губам.
Этот большой ребенок, в свое время закаленный учебой, сейчас проявлял чисто женскую предупредительность и деликатность.
К тому же сердце готово было выскочить у него из груди, если, задремав на пять минут в кресле, он просыпался и не улавливал дыхания девушки.
Тогда в страшном отчаянии ему казалось, что он не выполнил свой долг и предал — молодой человек едва смел себе в этом признаться — зародившееся в нем с первой минуты глубокое чувство, захватившее его целиком.
Было ли оно вызвано божественной красотой Марии? Или шоком, поразившим его при виде того, как зверски она искалечена? Или жалостью?
И одно, и другое, и третье смешались в этой мгновенно вспыхнувшей при столь трагических обстоятельствах любви.
С того момента, как Людовик отдал девушке свою кровь, он расточал ради нее всё — свои знания, преданность и саму душу. Он хотел спасти Марию, и ему казалось, что если девушка умрет, то он умрет тоже, или уж, во всяком случае, будет в дальнейшем влачить бессмысленное и бесцельное существование.
В то же время, его никак нельзя было назвать излишне сентиментальным, мечтательным или застенчивым и уж тем более неловким недотепой.
Наоборот, это был веселый и разбитной малый, не чуждавшийся простых и здоровых развлечений, за студенческую жизнь имевший немало любовных интрижек, которые не оставили глубокого следа, но и не растлили душу. Однако теперь он преобразился до такой степени, что даже ближайшие друзья не узнали бы его.
Сам Людовик, кстати, мог и не догадываться о происшедших в нем переменах, — уж слишком быстро события следовали друг за другом, и не было времени проанализировать душу.
Полицейский комиссар Бергассу, важная персона, дважды наведывался в особняк Березовых для допроса Марии.
Но оба раза наталкивался на категорический запрет молодого лекаря, отказывавшего допустить его к больной.
Господина Бергассу это крайне раздражало — он предпочел бы действовать другими методами.
Но там, где речь идет о княжеской свояченице, бесцеремонность, уместная с какой-нибудь простолюдинкой, неприменима.
Демонстрируя рвение, комиссар предъявлял непомерные претензии и, встретившись с князем, подробно изложил суть мероприятий, необходимых в ходе расследования.
Замкнувшийся в своем горе князь горячо его благодарил и дал понять, что не поскупится на награду.
И господин Бергассу, проявляя горячий интерес к сановнику его величества русского царя, подумал, что эта награда могла бы выражаться в кусочке синей, зеленой или желтой ленточки, которая прибавила бы еще один цветовой нюанс к бутоньерке комиссара.
Ввиду того, что дело Березовых получило широкий резонанс, сам начальник сыскной полиции тоже разрывался на части.
Последний — маленький человечек с подозрительными, бегающими глазками, прыгающей походкой и селитрой вместо крови в жилах — был большим знатоком своего дела.
В то время как господин Бергассу, подражая героям обожаемого им автора, увлекался беллетристикой, начальник сыскной полиции пускал по следу самых расторопных шпиков и действовал методично и последовательно.
Во-первых, совершено ли данное преступление профессионалом?
Да, и еще раз да.
Стекло из одной створки окна в детской высажено очень аккуратно, что свидетельствует об опытной руке. Смоляной шар, налепленный в центре стекла и предназначенный для того, чтобы оно вылетело целиком от одного резкого движения и не упало, указывает на человека, которому не впервой заниматься взломом.
Господин Гаро перебрал всех известных грабителей, способных на убийство.
В течение не более четверти часа его феноменальная память выдала около двухсот пятидесяти имен способных на все головорезов, которых можно обезвредить, лишь взяв с поличным.
За какие-то сорок восемь часов он уточнил их алиби — когда в дело замешана политика, полиция бывает чрезвычайно расторопна.
Таким образом, для более серьезной проверки осталась лишь дюжина бандитов.
Между тем забрезжил огонек, осветивший это ведущееся на ощупь, но с крайним терпением расследование.
Господин Гаро получил от комиссара полиции района Эпинетт интереснейший рапорт, сообщавший о самовозгорании человека в доме № 52 по улице Де-Муан.
В принципе, документ был интересен скорее с точки зрения физиологии, и господин Гаро вряд ли бы на нем задержался, если бы не одна поразившая его деталь.
У стариков пьяниц, один из которых умер столь необычайной смертью, не было детей, а в рапорте говорилось о детском плаче, часами доносившемся из их квартиры.
Этот факт, незначительный с виду, показался сыщику откровением.
С замечательной интуицией, присущей людям, чей ум всегда готов к новым гипотезам, он смекнул: