Когда Ральф возвратился домой, то его первая встретила Сузи. Бедная девочка едва не упала в обморок, увидев, в каком виде был ее жених: платье его было все изорвано, а из щеки текла кровь.
Ральфу большого труда стоило успокоить ее и уверить, что он не ранен и что на щеке простая царапина, которая скоро пройдет. Разумеется, он не сказал ей правды. Свой растерзанный вид и расцарапанную щеку он объяснил тем, что долго гнался за ланью и что, пробираясь сквозь кусты, изорвал платье и расцарапал щеку.
Но лично мне он в тот же день вечером передал все, как было; а я, в свою очередь, рассказала об этом Яну.
Утром на следующий день муж, не сказав никому ни слова и вооружившись роером, отправился тоже к Питу. К счастью, последний догадался куда-то убраться, так что Ян возвратился ни с чем.
Можно было подумать, что эта история так и заглохнет. О Черном Пите не было ни слуху, ни духу. Но, зная мстительный характер нашего соседа, я хорошо понимала, что он никогда не простит нам нанесенного ему Ральфом оскорбления. Поэтому я посоветовала Сузи не уходить далеко от дома, а Яну и Ральфу — никогда не выезжать без оружия и без провожатых.
Однако недели через две Пит сам напомнил о себе. Какой-то кафр принес Яну письмо. Муж мой часто получал деловые письма от соседей и потому прочел его сначала про себя. Я тоже не обратила внимания на это письмо. Но вдруг Ян позвал меня и прочел письмо вслух. Содержание его было следующим:
«Господину ван-Ботмару. Многоуважаемый господин!
Вам известно, что я люблю вашу дочь Сусанну и желаю на ней жениться. По некоторым обстоятельствам мне сейчас неудобно являться к вам лично и просить руки вашей дочери. Поэтому я вынужден просить письменно вашего согласия на мой брак с ней. Вам известно, какое у меня состояние, и я озолочу вашу дочь, если она сделается моей женой. Надеюсь, что вы не откажете мне в ее руке на том основании, что лучше иметь меня зятем и другом, нежели врагом. Я слышал, что на нее имеет виды живущий у вас английский подкидыш. Но надеюсь, что вашего согласия на ее брак с этим найденышем не будет и что это не больше и не меньше, как баловство, которому не следует придавать никакого серьезного значения, не правда ли? Кстати, прошу передать этому дерзкому мальчишке, что если я где-нибудь встречусь с ним, то ему не поздоровится. Ответ на это письмо (надеюсь, он будет благоприятный) потрудитесь передать моему посланному; он знает, куда доставить его. Вместе с сим благоволите принять и передать мой привет вам и вашей дочери.
Остаюсь, многоуважаемый господин, вашим преданным другом.
Пит ван-Воорен».
Узнав содержание этого письма, я позвала Ральфа и Сузи и попросила Яна прочесть его и им. Единодушный крик негодования и удивления вырвался у наших детей, когда они ознакомились с этим нахальным письмом.
Ян только крякнул, скомкал письмо в крепко стиснутой руке и после минутного молчания спросил Сузи:
— Что ты скажешь на это, дочка?
— Я?! — воскликнула наша девочка с ярко заблестевшими глазами. — Я лучше лягу живой в могилу, нежели сделаюсь женой этого… негодяя!.. О мой Ральф! — прибавила она, бросаясь на грудь своего жениха, — я чувствую, что этот ужасный человек принесет нам много зла… Но будь уверен: что бы ни случилось, я навеки твоя, и разлучить нас на земле может только одна смерть!
— Так, дочка, хорошо сказано! — проговорил Ян. — Сынок, — обратился он к Ральфу, — возьми-ка бумагу и перо и пиши, что я буду говорить.
Ральф под диктовку моего мужа написал следующий ответ:
«Питу ван-Воорену.
Господин!
Я лучше собственными руками зарою свою дочь в землю, нежели отдам ее за такого человека, как вы. Вот мой ответ, а вот и совет: не показываться около моей фермы ближе, чем на целую милю. Наши роеры стреляют лучше вашего, а потому этот совет прошу намотать на ус. Что же касается вашей вражды к нам, то я на это отвечу, что, уповая на Бога, мы ее не боимся».
Подписав письмо, Ян аккуратно запечатал его и лично понес на кухню, где дожидался посланный Пита. Это был полунагой кафр с простоватым лицом и широким белым рубцом на правой щеке. Ян застал его беседующим с Сигамбой. Отдав кафру письмо, он приказал ему скорее нести его тому, кто его послал.
Когда дикарь удалился, Ян повернулся и тоже хотел было уйти; но потом потер себе лоб, посмотрел вслед дикарю и, обернувшись к Сигамбе, вдруг спросил ее:
— Ты знаешь этого дикаря?
— Нет, хозяин, — отвечала знахарка.
— Зачем же ты разговаривала с ним?
— Я обещала следить за всем, что касается гнезда Ласточки, и хотела узнать, откуда он пришел и кто его послал.
— Ну, что ж, узнала?
— Нет! Тот, кто его послал, наложил печать молчания на его язык. Он только сказал, что живет в краале, где-то далеко в горах, и что этот крааль принадлежит одному белому, который держит там свой скот и нескольких жен, но посещает его редко. Остальное я узнаю, когда он отдаст Черному Питу ваш ответ и возвратится сюда за лекарством, которое я обещала приготовить для его больной жены.
— Каким образом ты узнала, что его присылал именно Черный Пит, если он не сказал тебе, кто его послал? — с удивлением спросил Ян.
— Ну, это нетрудно было угадать, — ответила с улыбкой Сигамба. — Я умею по одной нитке добираться до самого клубка.
Ян задумался. Постояв с минуту молча, он снова обратился к знахарке:
— Сигамба, я припоминаю, что где-то раньше видел тебя разговаривающей с этим кафром. Я узнал его по шраму на правой щеке.
— Да, хозяин, хотя я вижу его в первый раз и никогда раньше с ним на говорила, вы уже видели его, — загадочно сказала странная маленькая женщина, пристально глядя на моего мужа своими большими блестящими глазами.
Ян с недоумением взглянул на нее и удивленно пробормотал:
— Как же это могло быть?.. Я не понимаю тебя, Сигамба!
— А припомните тот день, хозяин, когда Ласточка привата меня к вам и просила не прогонять, — сказала Сигамба.
Ян ударил себя по лбу и вскричал:
— Да, да, теперь припоминаю! Я видел тебя разговаривающей с этим кафром именно в твоих собственных глазах.
— Вот и вспомнили, хозяин, — продолжала Сигамба со своей загадочной улыбкой. — Если у меня есть способность отражать в глазах будущее, то вы обладаете даром читать это будущее.
Ян постоял некоторое время в глубокой задумчивости около странной женщины, очевидно, пытаясь понять это необъяснимое явление, потом махнул рукой и молча вышел из кухни.
Стоя в дверях кухни, я видела всю эту сцену и слышала весь разговор. Божусь, что все рассказанное — истинная правда, хотя и не могу объяснить этого в высшей степени загадочного явления.
* * *
Опять прошло недели две. Выйдя как-то утром на крыльцо, я увидала полунагого кафра, сидевшего на одной из ступенек крыльца. Он оказался тем самым человеком, который приносил первое письмо.