Читать интересную книгу Женщина-призрак - Уильям Айриш

— Никого.

— Я подумал об этом, — запинаясь, произнес он, — потому, что вы на меня так смотрите… — Он окончательно замолчал.

На этот раз она вообще не ответила. Однако ее глаза по-прежнему не отрывались от него. Но его смущение прошло.

Она не улыбалась, не разговаривала, она не проявляла ни раскаяния, ни откровенной враждебности. Она просто сидела и смотрела на него с непроницаемым, как у совы, видом.

Оружие, которое она нашла и применяла, было ужасным. Люди не знают, как это невыносимо, лишь потому, что подобное случается с ними крайне редко.

Сейчас это случилось с ним и изводило его медленно и неуклонно; он нервничал и злился. Он чувствовал себя беззащитным еще и потому, что был заключен в полукруг, который образовала стойка бара. Каждый раз, когда он вставал спиной к буфету, он встречал ее взгляд. Она контролировала его. Он находился в каком-то магическом поле, из которого не мог вырваться.

Симптомы, которых он раньше никогда не замечал в себе и не знал, что клиническое их название — агорафобия, начали проявляться в его поведении. Его охватило желание скрыться от ее взгляда, и он начал чаще заглядывать в заднюю комнату бара. Однако, выходя оттуда, он все-таки встречал ее взгляд и бесился от ярости. Он начал с тоской поглядывать на часы, висевшие над его головой, но ему пришлось убедиться, что стрелки не ускорят свой бег, даже если от этого зависит жизнь человека.

Он страстно желал, чтобы она ушла, и даже начал молить Бога об этом. Однако ему пришлось убедиться, что уходить она не собирается по крайней мере до закрытия бара. Никто не может помешать человеку сидеть в баре сколько ему хочется, он знал это, и от этой мысли ему стало еще хуже. Она никого не ждала, это ясно, иначе он давно бы пришел. И она пришла сюда не с целью выпить, это тоже ясно, поскольку бокал все еще стоял нетронутым на прежнем месте. У нее была одна цель, и она следовала ей: смотреть на него.

Не имея какой-либо возможности избавиться от нее, он страстно мечтал, чтобы скорее пришло время закрывать бар, и тогда он сможет убежать от нее. Наконец посетители бара начали расходиться, число клиентов за стойкой уменьшилось, но ее сила, ее власть над ним только возросли. Прежде он бегал вдоль всего полукруга стойки, а теперь больше стоял на одном месте.

Он разбил стакан. Такое случилось с ним впервые за последние несколько месяцев. Она медленно убивала его. Он сердито посмотрел на нее, беззвучно пошевелил губами и нагнулся, чтобы убрать осколки.

И в тот момент, когда он почувствовал, что больше не выдержит эту пытку, стрелки часов показали, что бар пора закрывать. В углу двое мужчин увлеченно о чем-то болтали. Последние посетители начали вставать, чтобы уйти. А она не двигалась. Не шевелилась. Ни один ее мускул не дрогнул. Бокал, все еще полный, стоял перед ней, а она смотрела на бармена пристально, внимательно, не мигая.

— Спокойной ночи, джентльмены! — громко крикнул он двоим приятелям, надеясь, что и она поймет намек.

Она не двигалась.

Он открыл распределительный щит и щелкнул выключателем. В зале погас свет, освещенным остался лишь небольшой участок за стойкой бара, где находился он. Зато этот свет многократно отражался от зеркал, от чистых бокалов, и зал пронизали тонкие лучи отраженного света. На фоне этих лучей он выглядел огромным черным силуэтом, а от нее осталось лишь бледное, призрачное лицо.

Он подошел к ней, забрал бокал и так зло махнул рукой, выливая виски, что и этот бокал разбился.

— Мы закрываемся, — решительно сказал он.

Она, наконец, встала. Слезла со стула и остановилась рядом со стойкой. Он нервно теребил пуговицы на своей куртке.

— Что это было? — желчно спросил он. — Игра? Что у вас на уме?

Она спокойно и неторопливо направилась через темный зал к выходу, будто не слышала его вопроса. Ему и не снилось никогда в жизни, что простая, легкая походка уходящей девушки может доставить такое огромное облегчение. Он торопливо и энергично стал наводить порядок в баре, изредка поглядывая в том направлении, куда она удалилась.

Над входной дверью горела лампа, и вскоре он увидел, что она стоит перед дверью. Ода стояла перед дверью и по-прежнему смотрела в глубину темного бара, как будто видела там что-то интересное.

Он запер двери, обернулся к ней. Она стояла на тротуаре в нескольких ярдах от него. С таким видом, будто ждала его появления. Он решительно шагнул к ней, но не с какой-то определенной целью, а просто потому, что его путь домой лежал именно в том направлении. Они шли чуть ли не в ногу, но в этом месте тротуар был узким, и ей пришлось идти сзади него и держаться ближе к стенам домов. И хотя он дал себе слово, что не станет обращать на нее внимание, он все же непроизвольно поглядывал на нее и неизменно встречал ее спокойный взгляд.

— Что вы от меня хотите? — свирепо прорычал он.

— Разве я сказала, что мне от вас что-то нужно? Он продолжал идти, потом резко обернулся на каблуках и очутился лицом к лицу с ней.

— Вы сидели там и ни разу не отвели от меня взгляда! Вы слышите? — Он гневно взмахнул рукой. — Потом вы стояли на улице, а теперь идете за мной!

— Разве запрещено стоять и идти по улице? Он погрозил ей толстым пальцем.

— Я предупреждаю вас, девушка! Ради вашего блага!

Она не ответила. Она и рта не раскрыла, а молчание всегда побеждает в споре. Он повернулся и, шаркая ногами и тяжело дыша, пошел своей дорогой. Он знал, что она продолжает идти за ним. В тихом ночном воздухе отчетливо слышен был стук ее каблучков.

Он шел, и ему казалось, что асфальт прогибается под его ногами. А за ним неотступно следовал звук: тук-тук, тук-тук.

Он повернул голову и посмотрел на нее. Она шла не спеша, легкой походкой. Шла медленно и лениво, как ходят женщины, которые хотят продемонстрировать свою фигуру и поступь.

Он снова пошел вперед, прошел немного и обернулся. На этот раз его поза выражала отчаяние. Она не остановилась, лишь чуть замедлила шаги. Сжав кулаки, он шагнул ей навстречу.

— Поворачивайте обратно! — завопил он. — Слышите? Поворачивайте обратно или я…

— Я иду в этом направлении. — Это было все, что она сказала.

Снова обстоятельства сложились в ее пользу. Их роли переменились. Но какой мужчина рискнет оказаться посмешищем, позвав на помощь полисмена всего лишь из-за того, что его преследует одинокая молодая женщина? Она не ругалась с ним, не приставала к нему, она просто шла в том самом направлении, что и он. Он на улице был беспомощен против нее, как и в баре.

Некоторое время он продолжал идти впереди, всем своим видом пытаясь выразить пренебрежение к ней. Он издал какой-то неопределенный звук. Ему казалось, что так он выразил свое возмущение, но это было скорее признанием собственной беспомощности. А затем он побежал.

Десять шагов, пятнадцать, двадцать… А за его спиной неумолимо и навязчиво, как осенний дождь по лужам, звучало: тук-тук, тук-тук-тук! 0н свернул за ближайший угол и пошел вверх по лестнице, которая вела к станции надземной дороги, откуда он обычно ездил домой. Он хотел было с облегчением вздохнуть, но тут же услышал цокот ее каблучков. Он заметался по сторонам, пытаясь найти какое-либо укрытие.

На ходу он достал монету и метнулся к турникету. Она как будто читала его мысли, потому что не повторила лишних движений, а направилась прямо к турникету. Он протянул руку, пытаясь помешать ей опустить монету в прорезь автомата.

— Убирайся отсюда! Слышишь! Немедленно убирайся, откуда пришла!

Она не стала сопротивляться и пошла к соседнему турникету. Он успел туда раньше нее. Он снова и снова мешал ей опустить монету. Эта борьба явно затягивалась. Металлические крепления турникета начали вибрировать.

Ему надоела эта возня, и он занес руку для удара. Этот удар, несомненно, сбил бы ее с ног, если бы достиг цели. Она увернулась. Она повернула голову в сторону. Так человек ищет источник неприятного запаха.

В это время дежурный по станции крепко взял его за плечо.

— Немедленно прекратите! Вы с ума сошли! Какое вы имеете право не пускать людей?

Он умоляюще поднял руки.

— Это все из-за нее! Эта девушка все время преследует меня, я не могу от нее избавиться!

— Вы считаете, что только вы один можете пользоваться станцией надземной дороги? — бесстрастно спросил дежурный.

— Спросите ее, куда она направляется? — продолжал он вопить. — Ее надо отправить в сумасшедший дом! Она не знает, кто она есть!

— Я еду на Двадцать седьмую улицу, — ответ был обращен к дежурному, но смущение, прозвучавшее в ее голосе, предназначалось не ему, скорее, оно служило какой-то цели. — На Двадцать седьмую улицу, между Второй и Третьей авеню. Я имею право воспользоваться этой станцией, не так ли?

Лицо человека, преграждавшего путь, внезапно стало пепельно-серым, как будто она неожиданно прочитала его мысли. Да так, собственно, и было. Она назвала улицу, на которой он жил.