За окном раздался звук. Наверное, просто порыв ветра растревожил листву на деревьях, но Яна приняла шорох за звук шагов. В голове тут же проскочила мысль: Бонифас возвращается? И следом другая, которая заставила похолодеть: на нём же тоже вредоносная булавка-артефакт! Как Яна могла забыть?! Почему до сих пор не бьёт тревогу?!
Коря себя последними словами, она подскочила с кровати, как ошпаренная. От слабости и головокружения и следа не осталось.
— Монсир Моррис, отложим разговор до завтра. Я вспомнила, что у меня срочные дела. Не смею вас задерживать.
От удивления, что Яна так быстро ожила и так резво подскочила, он не нашёл, что сказать.
Она вылетела из комнаты и стремительно спустилась по лестнице вниз, на ходу взвешивая: может, стоило привлечь к спасательной операции Морриса? Однако чутьё подсказало, что не стоило, ведь тогда пришлось бы объяснять, куда Бонифас пошёл и зачем. А её высокоморальный дворецкий не выдержал бы, если бы о его тёмных похождениях узнал градоначальник.
Яна хоть и летела со всех ног к дому булочницы, но на самом деле надеялась, что с Бонифасом всё в порядке. Он ведь ходит с булавкой под воротником недолго. Недомогание у Яны началось только после целого дня ношения артефакта. Но всё же стоило поторопиться — мало ли что. Вдруг Бонифас особо чувствительный к вредоносной магии.
Дорога заняла не больше пяти минут. Дом булочницы, аккуратный и добротный, был хорошо освещён фонарями. Свет заливал весь задний двор, обнесённый весёлым жёлтым забором с рисунками сдобы. Сложно здесь по клумбам лазать незамеченным. У Яны закралась тревога, что Бонифас попался на горячем. А булочница, хоть и милая дама, но, учитывая её горячий характер, вполне могла устроить расправу. С такими мыслями Яна подошла к забору и, встав на цыпочки, заглянула во двор, не зная, какой картины бояться больше: Бонифаса, пострадавшего от действия вредоносного артефакта, или Бонифаса, пострадавшего от действий булочницы.
Ещё до того, как её глаза что-то увидели, её уши уже кое-что услышали.
— Да как вы смеете! — раздался возмущённый голос Розин, и Яна осознала, что её худшие опасения оправдались — Бонифаса поймали с поличным.
— Как вы смеете отказываться?! — ещё громче возмутилась булочница.
Яна развернула голову в сторону звука и взяла Розин в фокус.
Оказывается, та сидела за садовым столом в компании Бонифаса. Стол был уютненько сервирован к чаю — огромных размеров самовар занимал половину пространства. Остальная половина была отдана на откуп блюдам с булочками, баранками, крендельками и пирожками.
— Прелестная муазиль Розин, я так сожалею, что своим отказом имел неосторожность вас обидеть, — витиевато извинился Бонифас. — Сию же секунду забираю свои слова назад и соглашаюсь на восьмую чашку чая.
Булочница, румяная, не меньше, чем её булочки, снисходительно улыбнулась, показывая, что временно гость прощён, наполнила чашку до краёв и подвинула к нему поближе.
Это она так решила отомстить за украденные отростки? Запоить Бонифаса чаем до смерти? Он приник к восьмой чашке с огромным энтузиазмом — совершенно не выглядел приговорённым к смерти, наоборот, сиял. Таким довольным Яна его ещё не видела.
И тут перед ней вставал вопрос, как же ей его спасать?
Моррис стоял в комнате Вивьен, прижавшись лбом к окну. Он нуждался в прохладе стекла — ему необходимо было остыть. Какое испытание принёс сегодняшний вечер! Ему всё труднее и труднее сдерживать себя. Мужские желания берут верх над разумом. Он не знал, что случилось бы, если бы девчонка не сбежала, сославшись на неотложные дела.
Моррис закрыл глаза, но её образ не исчез — встал перед мысленным взором. Сегодня она была в его руках. Сплошное искушение. Он тревожился, спешил найти вредоносный артефакт и всё равно неистово желал её… Проклятье! Моррис не имеет права ни на эти желания, ни даже на такие мысли. Чем дальше, тем больше он убеждался, что она не та, чьё имя назвала ему Зулу. А значит, его долг не искушать её и себя.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Долг. Отец сказал однажды, что чувство долга — важнее других чувств: страха, ненависти, гордыни. Предашь себя — не сможешь жить. Когда он произнёс эти слова, имел в виду себя. В его жизни был переломный момент, когда пятилетний Моррис заболел. Отец поначалу не смог принять поступок матери. Ему выморозило душу, что она собирается отдать его единственного сына на растерзание демонам. Отец полагал, уж лучше смерть. Он страшно мучился, когда она ушла с сыном на руках на земли дамарийцев. Ненавидел всех: её, себя… Он знал, что прежнего Морриса уже не будет, но он чувствовал ответственность за того, кому подарил жизнь…
Ритуал обращения был жесток и почти непереносим. Дамарийская сущность вселяется, медленно терзая душу. Это страшно, когда ты оказываешься во власти демона. Моррису было всего пять. Он не всё понимал. Ему казалось, что это длится вечно. Измождённый и опустошённый он вышел из обрядовой пещеры. И вдруг… увидел отца. Это было будто наградой за всё пережитое. Тот ждал его. И как только увидел, подошёл и крепко прижал к себе.
— Ты всегда останешься моим сыном, Моррис. Запомни. Что бы ни случилось…
![]()
Глава 17. Я ещё не решила![]()
Было уже глубоко за полночь, когда Яна начала готовить себе ванну. Нормальный человек, наверное, отложил бы банную процедуру на утро, но она не только не стала переносить намеченное, а ещё и делала всё основательно и не торопясь. Яне нужен был этот час блаженного ничегонеделанья, чтобы проанализировать прошедший день, полный неожиданных событий, и наметить план действий на следующий.
Она сделала воду настолько горячей, насколько можно было терпеть. От неё призывно шёл пар. Яна добавила в бадью несколько капелек моющего ароматного масла и погрузилась по самый подбородок.
Мысли потекли плавно, обрабатывая события в обратном хронологическом порядке — первым вспомнилось то, что произошло последним, а именно — спасение Бонифаса.
Яне очень не хотелось тревожить мирное чаепитие дворецкого и булочницы, и поэтому она откладывала спасательную операцию до последнего. Просто дежурила за забором на случай, если вдруг Бонифасу станет плохо. Тот мужественно выдержал ещё одну чашку чая, но потом всё же начал вежливо раскланиваться. Розин смилостивилась и отпустила гостя. И кажется, под самый конец снова что-то произошло. Яна не заметила что — могла только строить пикантные догадки, но булочница вновь произнесла свою коронную фразу.
— Да как вы смеете!
Ещё и усилила её словами:
— Чтобы ноги вашей здесь больше не было до завтра!
А это, надо понимать, было приглашение на ещё одну чайную церемонию?
Яна видела, как Бонифас вышел через калитку, сияющий и довольный, и направился к лавке, не замечая ничего вокруг. Она сорвала несколько отростков плюща, что не составило труда, так как он рос с обеих сторон забора, и догнала Бонифаса.
Сначала он категорически не хотел расставаться с булавкой-артефактом, так как пребывал в полном восторге от его магического действия.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Муазиль Вивьен, я никогда не сомневался в вашем таланте артефактора, но с этой булавкой вы превзошли сами себя. Такого удачного вечера, как сегодняшний, у меня не случалось ни разу в жизни.
Яне радостно было за своего дворецкого, но всё равно пришлось всю дорогу до самого крыльца стращать его ужасными побочными эффектами, и только тогда он позволил снять с себя артефакт. Яна сделала с булавкой то же, что и Моррис — аккуратно завернула в чистый лист бумаги. Обе булавки, которые сегодня были в деле, и все оставшиеся, она сложила в коробку, а саму коробку препроводила в тайник, который Жюль смастерил в одном из шкафов для отвода глаз. Потом Яна придумает, что с ними делать, а пока там им самое место.
Глава 17. Я ещё не решила