Педро судорожно сжал рукоять шпаги, поднял голову и глухо спросил:
— Где, у какого образа Богоматери этот браслет?
— У Богоматери, что рядом с дарохранительницей в соборе, — прошептала Мария.
— У Богоматери, что рядом с дарохранительницей в соборе? — повторил юноша со страхом.
— У Богоматери из собора!
На мгновение на его лице отразились весь ужас и смятение его души.
— Если б это было у другой Богоматери! — заговорил он страстно, решительно. — Если б это было у архиепископа на его митре, у короля на его короне, у самого дьявола в его лапах! Я бы вырвал это сокровище для тебя, пусть это стоило бы мне жизни или осуждения! Но у Богоматери нашего собора, святой покровительницы нашего города! Я ведь родился здесь, в Толедо! Нет, невозможно! Невозможно!
— Никогда! — прошептала едва слышно Мария. — Никогда!
И она снова заплакала.
Педро устремил свой исступленный взор на реку, на воду, которая текла и текла, бесконечно, под его невидящими глазами, шумела на камнях у подножия берега, на котором высился славный город Толедо.
III
Толедский собор! Представьте себе лес гигантских гранитных пальм, ветви которых, сплетаясь и перекрещиваясь, образуют великолепный и колоссальный свод. Под ним — целый сонм воображаемых и реальных существ, созданных и одушевленных силой гения.
Представьте себе это невообразимо необычное сочетание света и тени, когда перемешиваются и переплетаются сумерки и цветные лучи стрельчатых арок, где блеск светильников борется и отступает перед тьмой святилища.
Представьте себе целый мир из камня, безграничный, как дух нашей религии, величаво торжественный, как ее традиции, загадочный, как ее притчи… но даже и тогда у вас не будет и малого представления об этом памятнике, сооруженном на века рвением и верой наших предков, которые столетиями отдавали ему сокровища своей души, своего вдохновения и своего искусства.
Под его сводами царят мистическая тишина, величие, поэзия и святой страх, который защищает его пределы от мирских соблазнов и низких земных страстей. Дух материального отступает перед чистым горним воздухом, и эта атмосфера веры излечивает от атеизма.
И если даже в обычное время, когда вы входите в эти священные, таинственные пределы, собор предстает перед вами таким огромным и величественным, то насколько же сильнее впечатление, когда он разворачивает перед вами всю пышность религиозного действа, когда дарохранительницы переливаются золотом и драгоценными камнями, сиденья укрыты коврами, а колонны — драпировками.
Когда тысячи серебряных лампад проливают потоки света, когда в воздухе колышутся облака ладана, а голоса хора, звуки оргáна и колоколов в своей чудесной гармонии потрясают здание снизу, с самых его оснований, поднимаясь ввысь, до верхних шпилей, вот тогда, когда вы слышите все это, вы можете понять безграничную власть Бога, которая присутствует здесь, оживляет храм своим дыханием, и в нем отражается Божественное всемогущество.
День, когда произошла описанная нами сцена встречи возлюбленных, завершал торжества в честь Богоматери в Толедском соборе. Праздничная служба собрала в храме многих верующих. После нее они разошлись, погасли светильники в боковых приделах и у большого алтаря, со скрипом закрылись за последним посетителем огромные двери храма. В это время в темноте собора проскользнула какая-то фигура, это был мужчина, очень бледный, бледнее чем статуя, на которую на мгновение он оперся, чтобы справиться со своим волнением, с большой осторожностью приблизился он к решетке средокрестья. Свет одной из лампад позволил разглядеть его.
Это был Педро.
Что же произошло между молодыми людьми, если он все-таки осмелился наконец на деяние, от одной мысли о котором волосы вставали дыбом? Об этом мы никогда не узнаем. Он был здесь, в храме, чтобы осуществить свой преступный замысел. Взгляд его был беспокоен, колени дрожали, пот крупными каплями выступал на лбу.
В соборе, где не было никого, абсолютно никого, царила глубокая тишина. И все же время от времени можно было почувствовать какие-то смутные звуки, то ли скрип дерева, то ли движение воздуха, или, кто знает, может, это было лишь в воображении, когда что-то чудится, слышится, ощущается, и действительно то тут, то там, где-то за спиной, а то и совсем рядом, сбоку, едва слышно звучали какие-то не то всхлипывания, не то шелест ткани, не то шаги, которые то удалялись, то приближались.
Педро пришлось сделать над собой усилие, чтобы продолжить путь. Он подошел к решетке, поднялся на первую ступень у алтаря, здесь рядом были могилы королей, каменные статуи которых днем и ночью стерегут святилище, где они покоятся вечным сном. «Вперед!» — тихо сказал он себе, хотел сделать шаг и не смог. Казалось, ноги приросли к полу. Он посмотрел вниз, и от ужаса волосы встали дыбом: он стоял на надгробных плитах. На мгновение ему почудилось: чья-то рука, голая и холодная, схватила его с ужасной силой. Умирающий свет лампад в глубине храма — словно это были звезды, мерцающие сквозь тучи, — поплыл в его глазах, дрогнули статуи на погребальных плитах, качнулись образа в алтаре, весь храм содрогнулся своими каменными аркадами, столпами, рядами сидений.
«Вперед!» — снова приказал себе Педро, как будто вне себя. Он подошел ближе к алтарю, стал подниматься и оказался у подножия образа Девы. Все вокруг обретало химерические, ужасные формы; мрак, неверный свет, еще более страшный, чем темнота. И лишь Царица Небесная, слабо освещенная золотой лампадой, казалось, улыбалась среди всего этого ужаса — мирно, спокойно, по-доброму. Однако ее улыбка, немая, неподвижная, которая вначале вроде бы успокоила Педро, теперь стала внушать ему страх, ужас, странный и более глубокий, чем тот, что он испытывал когда-либо прежде. Он с трудом смог овладеть собой, закрыл глаза, дрожа, протянул руку и сорвал браслет, подаренный Богоматери одним благочестивым архиепископом, золотой браслет, стоивший целое состояние.
Украшение было в его руках, пальцы, скованные ужасом, сжимали его с какой-то сверхъестественной силой. Оставалось лишь бежать, бежать отсюда, но для этого надо было открыть глаза, а Педро боялся. Он боялся увидеть образ Богоматери, каменных королей на плитах, демонов, сидящих на карнизах, сказочных чудовищ, полулюдей-полузверей на капителях, боялся теней под сводами и лучей света, они, как огромные белые привидения, медленно шевелились под нефами, где все полнилось странными и страшными звуками.
Наконец он открыл глаза, посмотрел вокруг, страшный крик вырвался из его груди.
Весь собор был полон каменных статуй в длинных и невиданных одеяниях, они покинули свои места, вышли из своих ниш, заполнили все пространство и смотрели на него слепыми, без зрачков глазами.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});