Читать интересную книгу Власть. Монополия на насилие - Олег Кашин

Он не следит за жизнью своей партии? Он стесняется комментировать партийные новости? Он по старой юридической привычке боится оказывать давление на свою партию, путая ее с судом? Тогда почему он заговорил об этом сейчас? Может быть, он хочет пожаловаться на партию, которая ему досталась? Или он просто по ошибке произнес старую речь, написанную для какого-нибудь форума четырехлетней давности, когда он говорил, что свобода лучше, чем несвобода?

Тот образ Медведева, который конструировался на протяжении всех четырех лет его президентства, выглядит сейчас в лучшем случае неактуально. Но, кажется, другого образа для Медведева никто не придумал. Забыли, не учли, не подумали.

13 апреля 2012. Весной 2008 года одним из последних своих президентских указов Владимир Путин сформировал правительственную комиссию по подготовке тысячелетия Ярославля. Председателем этой комиссии он назначил одного из первых вице-премьеров. Первый вице-премьер — нормальный уровень для такой комиссии, и это назначение выглядело бы вполне логично, если бы не одно обстоятельство — того вице-премьера звали Дмитрий Медведев, и про него уже было известно, что он через несколько недель станет президентом России, то есть вице-премьерское поручение он будет исполнять уже в ранге президента. Надо сказать, что Медведев действительно руководил этой комиссией до самого юбилея, ездил в Ярославль с инспекциями и вел себя так, будто это вполне президентское дело — впрочем, он во многих ситуациях так себя вел, но смотрелось это достаточно забавно. Если и бывает у президентов дедовщина, то история с комиссией по организации юбилея Ярославля выглядела как хрестоматийный случай такой дедовщины.

Эту историю я вспомнил сейчас, когда прочитал список президентских поручений по развитию московской агломерации. Здесь ситуация зеркальная — уже Дмитрий Медведев как уходящий президент дает поручения Владимиру Путину, который станет президентом через несколько недель. Но эти поручения выглядят совсем не как президентская дедовщина.

И дело не только в том, что вообще странно видеть имя Владимира Путина с пометкой «ответственный» в чьем бы то ни было документе. У нас обычно сам Путин такие документы и подписывает, это он решает, кому и за что быть ответственным. Но дело не только в этом.

Медведев поручает Путину «представить предложения по передислокации государственных органов на территорию, присоединяемую к г. Москве с 1 июля 2012 года» — речь идет о расширении Москвы и о переезде федеральных учреждений в подмосковные поля, которые скоро должны стать Москвой. Срок действия поручений по разным пунктам — самое раннее 1 мая, самое позднее 1 ноября, то есть Владимир Путин останется ответственным за эти поручения, уже будучи президентом. И это Путину придется реализовывать одну из многих инновационных медведевских идей, которых за последние годы скопилось достаточно.

А история с расширением Москвы — это же совсем из какой-то прошлой жизни. И президентом тогда был Медведев, и губернатором Подмосковья — Борис Громов, ну и вообще — другое было время. Теперь Подмосковьем руководит Сергей Шойгу, который уже высказывался в том духе, что если и переносить столицу, то в Сибирь, а на перспективу передачи части своего региона Москве реагирует без энтузиазма. Об отношении Владимира Путина к переездам известно, что он их не любит — уже объявлено, что после инаугурации он так и будет жить в Ново-Огарево, которое остается его резиденцией с 2000 года, какую бы должность он ни занимал.

Сейчас о переезде федеральных учреждений почему-то говорят, как о решенном деле, но давайте вернемся к этой истории, например, через год, и мне почему-то кажется, что никто никуда не переедет. Собственно, поэтому и не стоит воспринимать поручение президента будущему президенту как проявление дедовщины. Это все-таки по-другому называется.

5 марта 2012. С Владимиром Путиным я не знаком и поэтому слабо представляю себе те чувства, которые он испытывает сейчас. Я совершенно не хочу фантазировать и гадать, что именно вызвало его слезы — радость, грусть или просто мартовский ветер Манежной площади. Я не знаю. Для меня Путин — это не тот человек, который плакал в воскресенье на Манежной, а те люди, которых я наблюдал последние месяцы и лично, и через социальные сети, и через газеты — те, кто в последние месяцы был на виду именно как публичный сторонник Владимира Путина. Путин этой ночью цитировал Есенина, и я тоже процитирую, заменив одну фамилию. «Скажи, кто такое Путин? — Я тихо ответил: Он — вы». Вот это про них. Многих из этих людей я знаю и, как мне кажется, понимаю. И вот они сегодня празднуют свою победу. Путин тоже наверняка празднует, но про Путина я ничего не знаю, а про этих людей — знаю.

Победу празднуют, конечно, нашисты, герои знаменитой «переписки Потупчик», если помните — «Макбук был комплиментом от Василия» и все такое. Победу празднуют пиарщики «Уралвагонзавода» — так получилось, я знаю некоторых из них, во время прошлых выборов четыре года назад они занимались маркетингом в социальных сетях — платили деньги тем, кто ставил в своем блоге пользовательской картинкой фотографию Путина, а когда этот бизнес сошел на нет, уехали искать счастья в Нижний Тагил — и нашли, как можно теперь заметить. А тот бизнес, который был у них когда-то — он ожил, переехав в Twitter и Facebook, и торговцы «лайками за копеечку» — владельцы медиаагентств, ориентированных на «джинсу» в социальных сетях — я видел их среди сторонников Путина, и они сегодня тоже празднуют победу.

Победу празднуют создатели газеты «Не дай Бог» — авторы комиксов-ужастиков про Россию без Путина, в которой боевой летчик чистит ботинки чернокожему офицеру, а мать-одиночку насилует у ворот сожженного детского сада страшный человек с автоматом. Победу празднует телевизионная начальница, которая на днях рассказывала в своей проповеди, что ей сегодня не хватает Сахарова — вот был бы он жив, поддержала бы его, но поскольку Сахаров умер, то она за Путина.

Победу празднует таблоидный издатель, публиковавший в своем издании содержимое украденных компьютеров и прослушки телефонных разговоров. Победу празднуют голые женщины из календаря «Путин, я хочу тебя». Победу празднует самый популярный в стране певец с гигантским крестом на волосатой груди. Победу празднует программа «Время» и дирекция криминального вещания НТВ.

Да много кто празднует победу. В нашем «креативном классе», которым мы, кажется, даже сами уже стали себя всерьез называть, победу празднует каждый второй. И это трудно объяснить, но именно победа этих людей меня как-то по-настоящему настораживает.

1 марта 2012. Владимир Путин заявил, что во время митингов на следующей неделе может быть убит кто-то из известных людей. Специальный корреспондент ИД «Коммерсантъ» Олег Кашин напоминает, что это не первые выборы, накануне которых власть грозит гражданской войной.

Даже с поправкой на предвыборную риторику, все-таки не каждый день власть анонсирует кровопролитие. «Сакральная жертва», о которой говорит Путин, думаю, после вчерашнего заявления каждый сколько-нибудь заметный участник протестных митингов хотя бы на секунду задумался: черт, а может, это именно о нем? С учетом последней моды можно было бы провести голосование по выбору сакральной жертвы в Facebook, это все, конечно, шутки.

Но Путин ведь не пошутил и даже не сказал, как это сейчас принято, что это его «оценочное суждение». Просто сказал: «Даже ищут так называемую сакральную жертву из числа каких-нибудь известных людей». То есть это как бы факт: Путин знает, что жертву ищут. Знает, но почему-то ничего не говорит о том, как он планирует препятствовать этому дьявольскому плану.

С интонацией фаталиста прогнозирует: «Сами грохнут, извините, а потом будут власти обвинять». При желании это даже можно воспринять как угрозу — Путин произносит слово «грохнут» без каких-нибудь «наверное», «может быть» или «скорее всего». Просто «грохнут» и все. Предвыборная риторика — вещь ненадежная, но я все равно не готов обвинять Путина в том, что он нарочно нас обманывает. Лучше исходить из того, что он говорит правду.

И если он говорит правду, то, извините, получается, что Путин знает о каком-то готовящемся преступлении, но либо сознательно не препятствует его совершению, либо просто не может ему препятствовать, ну, не получается. Оба варианта, согласитесь, Путина совсем не красят.

Но все же это предвыборная риторика, которую нужно воспринимать как предвыборную риторику. И история про «сакральную жертву» очень хорошо ложится в один ряд и с призывами «умереть под Москвой», и с большим стилем «Народного фронта», и с угрожающим настроением «антиоранжевых» активистов, включая газету «Не дай Бог!»

Подготовка к выборам идет действительно так, как будто это не выборы, а гражданская война, и это даже в каком-то смысле трогательно: в новейшей истории России уже были предвыборные кампании, во время которых о скорой гражданской войне говорили как о решенном деле. Так было в 1996 году, когда пугали Зюгановым и коммунистами, так было в 1999 году, когда пугали Лужковым и Примаковым. И каждый раз, когда предчувствие гражданской войны рассеивалось, вдруг выяснялось, что ничего страшного и не могло быть.