к этому всей душой.
Самый очевидный и быстрый способ удовлетворения данной потребности – бить и убивать ближних. О нём вам с радостью расскажут по телевизору. И так мы переходим к следующему типу маньяков: они наблюдают за насилием и смотрят новости. Такие любят истории, в которых погибают все до предпоследнего. Для таких жизнь людей ценнее, если они умирают оптом. Такие свято верят в кармагедон.
А вот третий тип интереснее, потому что сочетает в себе черты двух предыдущих. Для удовлетворения своих потребностей они насилуют свои же тело и разум, параллельно пренебрегая чувствами близких. Такому человеку нравится видеть, как о нём беспокоятся. Тоска по ним обязательна, ведь она – мерило собственной важности. Рассказывая о своих злоключениях, такой человек испытывает гордость.
И честно признаю, что я и сам не исключение. Мне нравится думать о насилии и избегать его я не стараюсь. Более того, каждый раз выходя поздно на улицу, я в тайне растравляю себе душу, представляя, как меня сегодня убьют. Я злорадствую, думая, как стану проблемой многих людей, если меня зарежут на улице. О, я дорого продам свою жизнь и заставлю бюрократов плакать…
Искренне Ваш,
Продавец свободы
…после случая с неудавшимся квартирником я начал с опаской относиться к старшим коллегам. Всем кроме редактора, который, как и я, жил на востоке и, по сути, спас меня в ту ночь. Постепенно я стал частым гостем в его доме: за еду или койко-место помогал по хозяйству после пар и стажировки в офисе.
Разумеется, его жена не была против моего присутствия, но при ней я чувствовал скованность. Ровно до того момента, пока мне не начали доверять ребёнка. А ребёнок действительно был очарователен, хотя я так и не разобрался, был ли Крис Кристофером или Кристиной. Любопытство нашёптывало, что, как только Лисёнок подрастёт, всё само собой станет ясно: чтобы спросить прямо прошло слишком много времени. Но вскоре я просто принял причёску под горшок, футболки и деревянные развивающие игрушки как должное.
Теперь мои мысли занимало совсем другое: им с женой удалось выработать особый график, по которому они сидели с ребёнком, ходили на работу и выполняли домашние обязанности. Осмелюсь, впрочем, предположить, что инициатива исходила именно от моего начальника: слишком уж щепетильно он относился к его исполнению.
Раньше я и не знал, что так можно. Он на пару со мной готовил, убирался и мыл посуду, затем они с ребёнком довольно сурово критиковали мои учебные статьи, а вечером я всегда уходил на пару часов, чтобы предоставить им с женой время побыть наедине.
Насколько мне известно, оба стремительно поднимались по карьерной лестнице, но, если в случае с ней я не видел всю картину, могу точно сказать, что он получал повышения в несколько раз быстрее, чем коллеги, работавшие полную неделю. За год с небольшим он дослужился сначала до редактора, а затем и до главного редактора. Но самое важное – он ни разу не поднял руку и даже не прикрикнул на ребёнка. Если задуматься, он и на меня никогда не повышал голос…
…до меня донёсся плачь моего ребёнка. Это было настолько неожиданно, что я бросила посуду, влетела в комнату и огляделась: Лисёнок обеспокоенно смотрит на стажёра, полусидящего-полулежащего на полу и пытающегося ухватиться за диван. Он согнулся так, что его голова почти упирается в бёдра. Я немного успокоилась, поняв, что мой ребёнок в порядке, но мыслить проще не стало – чей-то корчится под моими ногами:
– Что произошло?
– Да так, просто живот чего-то прихватило, – ненатурально улыбнулся он.
– Ты что-то не то съел? Ты ел вообще?
Не дожидаясь ответа, я положила ладонь ему на лоб, хотя невооружённым взглядом видела: он весь мокрый.
– Ты чем-то болеешь? Хроническим или, может, простудился?
Закусив нижнюю губу, он и помотал головой:
– Нет. Не знаю. Можно я пару минуток посижу, а потом пойду.
Он попытался встать, но я надавила ладонью на его плечо:
– Лежи, горе луковое. Скажи-ка лучше тёте, тебе уже вырезали аппендицит?
– Чего? – он поднял на меня полузакрытые глаза.
– Понятно, – вздохнула я. – Лежи здесь, сейчас вызову скорую. Телефон мамы, папы помнишь? Я предупрежу, где тебя искать.
Он вцепился в мою ладонь, заглянул прямо в глаза и трясущимся голосом начал уверять меня этого не делать. Я сглотнула ком, согласилась отложить эту идею на потом и убрала мокрую прядь с его бледного лица. Взяв Лисёнка на руки, я без колебаний набрала номер скорой. Затем всё же поразмыслила и позвонила мужу…
…я приоткрыл глаза и увидел два силуэта. В моей голове почему-то ни на секунду не зародилось сомнений – я точно знал, кто передо мной стоит и позвал обоих по имени. Они что-то оживлённо обсуждали, но затихли и придвинулись ближе, как только заметили, что я пошевелился:
– Ну ты как, Горе Луковое?
– Всё в порядке, Детёныш?
Почему-то мне показалось, что сейчас самое время прохрипеть:
– Простите, нужно было в общаге сидеть. А то перепугал вас с Лисёнком…
Моё зрение не успело сфокусироваться, так что я не заметил, как она наклонилась и легонько щёлкнула пальцами мне по лбу:
– Балбес! Кто о тебе в общаге твоей позаботится? Повезло, что я дома была.
– Насчёт больничного не переживай, – вмешался редактор, чтобы хоть немного разрядить остановку. – В универ твой я тоже позвонил и объяснил ситуацию. Тут тебя продержат пару дней, так что скажи сейчас, если что-то нужно. Может, книги?
– Не знаю. Можно пару тем для статей, хоть что-то отработать…
Он хотел что-то сказать, не успел:
– Не смей! – почти крикнула его жена, а затем погрозила кулаком в пустоту и добавила. —Прокляну. Обоих.
– Слышал? – рассмеялся мой редактор. – Давай, думай, пока мы не ушли, иначе получишь раскрашку, а я не хочу, чтобы Лисёнку пришлось вносить кучу правок в твою мазню.
Я почувствовал, как лёгкие начало разъедать опьяняющее тепло, а на глаза навернулись слёзы. Они молча обвили руками мои плечи, а меня самого почему-то не покидало ощущение, что так всё и должно быть. Сквозь сопли я силился уверить их в своём глубоком уважение и привязанность, а он только успокаивающе гладил мои слипшиеся волосы:
– Ну-ну, это я недоглядел. Очевидно же, что человек в полном здравии не может так оформлять материал.
Narrenfreicheit или Лицензия на глупость
– На, полюбуйся, что он вытворяет, – корректор развёл руками и указал на стену, завешенную парой дюжин одинаковых дешёвых рамок.
Редактор поправил очки и сощурился:
Проиграл бой – выиграл постановочную сцену
«…Известный боец ММА проиграл в спарринге, однако организаторы по ошибке пустили в эфир предзаписанное интервью, в котором он искренне радуется победе. Подвох был обнаружен лишь через три месяца одним из фанатов, сумевших отличить знаменитостей друг от друга по отсутствию повреждений, полученных во время боя…»
Дракула насаживал инопланетян
«…академик