Третий уровень соблюдения условностей означал возможность причинения имущественного ущерба и лишения свободы, но в то же время запрещал нанесение каких-либо телесных повреждений. В мирное время в исключительных случаях этот уровень применялся в операциях Департаментов, чаще всего тогда, когда необходимо было продемонстрировать торжество Закона в присутствии каких-либо заморских гостей. Этот уровень настолько затруднял защиту национальной безопасности и делал работу следственного отдела по получению искренних и правдивых показаний от подозреваемых до такой степени малоэффективной, что Шмидт, как профессионал, не мог не возмущаться его применением. Ну не глупо ли беспокоиться о здоровье одного человека, когда существует угроза для целой нации? Да и нация ведь состоит из этих самых отдельных людей, так что все, что делается, делается для их же блага, разве не так?
Второй уровень ССУ означал, что задержанного или подозреваемого нельзя убивать насмерть. Это правило, как полагал Шмидт, было весьма разумным и правильным в мирное время. Во-первых, оно соответствовало принципам гуманности, до сих пор вяло проповедуемым церковью; во-вторых, несоблюдение этого правила приводило бы к таким перегибам на периферии, что терялось бы значительное количество важной и ценной информации, терялось бы вместе с ее носителями, безвозвратно. Именно поэтому, понимал зихерхайтскапитан, этот уровень и получил наибольшее распространение или, если можно было бы так выразиться, завоевал наибольшую популярность среди его коллег по всей Империи. Это было вполне понятно, но первый уровень?! Первый уровень, хотите вы того или нет, означал войну. Впрочем, это не очень волновало Шмидта. В отличие от большинства непосвященных, он прекрасно понимал, что война шла, идет и будет продолжаться всегда, а сами понятия мира и войны – не более чем условности дипломатического лексикона.
– У вас есть еще вопросы, капитан? – усталым голосом спросил его господин зихерхайтспрезидент.
– Так точно! – ответил Шмидт. Что нам известно о целях выезда экстремистов к горам Северо-Запада и какого рода провокацию они готовят?
Господин зихерхайтспрезидент недовольно поморщился.
– Вы должны слушать свои задания внимательнее, капитан. Я уже сказал вам, что их план нам в точности неизвестен. Единственное, что от вас требуется, это найти их и уничтожить, вместе со всем их имуществом, какое бы оно ни было. Это, надеюсь, вам понятно?
– Так точно, господин зихерхайтспрезидент! – четко ответил ему Шмидт.
– Можете приступать к выполнению, – вальяжно разрешил ему глава Департамента. Шмидт встал и, отсалютовав по уставу, покинул кабинет зихерхайтсдиректора.
Вернувшись к себе, он сел за свой рабочий стол и постарался неторопливо проанализировать сложившуюся ситуацию. Задание было не то чтобы исключительно сложным, но крайне необычным, можно даже сказать – уникальным. Располагая полусотней специально подобранных и обученных кавалеристов, ликвидировать 6–7 даже очень опытных бойцов представлялось делом простым и понятным. Гораздо труднее было их найти. «Поди туда, не знаю куда» – вспомнилась ему народная присказка. Здесь пригодилась бы любая, пусть даже самая незначительная информация о целях и задачах заговорщиков. Шмидт отчетливо понимал, что его начальники не могли не знать о целях этой экспедиции. Это вытекало из самой поставленной перед ним задачи. Никогда прежде не бывало, и вряд ли когда-нибудь впредь его Департамент позволит кому-либо из своих сотрудников убивать людей, знающих нечто важное, что было бы неизвестно Департаменту. Наоборот, гибель субъекта операции всегда рассматривалась как практический ее провал, за это наказывали, порою очень сурово. «Умрите, но доставьте их сюда живыми» – вот как должно было звучать его задание, если бы господин зихерхайтспрезидент и вправду не знал, зачем эти люди едут на Северо-Запад. Шмидт вдруг, уже в который раз, с ужасом для себя осознал, что причины, по которым его не сочли нужным информировать о подробностях, так сейчас необходимых ему для организации операции перехвата заговорщиков, далеки от таких понятий, как секретность и национальная безопасность. Нет, дело было не в степени доверия к нему, одному из офицеров, имеющих максимальный допуск секретности. Дело было в информации как в одном из основополагающих элементов власти. Он прекрасно понимал, что с незапамятных времен доступ к информации был одной из тех привилегий, которые являются краеугольными камнями высшей бюрократии, ничуть не менее важной, чем участие в распределении бюджетных средств, проживание в государственных замках и т. д. Несмотря на то что, по-видимому, действительно появилась некая серьезная угроза для национальной безопасности, угроза в том числе (и даже, пожалуй – прежде всего) – для их собственной безопасности, власти и благополучия (ибо уже много лет только это и считалось «национальными интересами»), они все же не сочли возможным поделиться с ним, простым исполнителем, малой толикой этой привилегии. Это было так же невозможно, как предложить ему, простому зихерхайтскапитану, на время проведения операции воспользоваться спецкаретой господина зихерхайтспрезидента. Вся жизнь, весь смысл жизни этих людей состоял в том, чтобы получить от этой самой жизни некие привилегии, которые были бы доступны только им и никому более. Ради этого они всю свою жизнь унижались, лгали, изворачивались, опять унижались, предавали друзей и теряли свое человеческое обличье, снова унижались и так до бесконечности. Поделиться мизерной частицей привилегии с человеком, который ничего из перечисленного для этого никогда не делал, означало бы в корне и полностью обессмыслить свою жизнь. Кто из нас смог бы решиться на такое? И уже в который раз опытный зихерхайтскапитан спросил себя – а действительно ли он служит своей Родине и национальной безопасности?
Грустные рассуждения такого порядка, впрочем, не снимали с него суровой ответственности за выполнение поставленного перед ним задания. Что же, бывало и хуже. Будем руководствоваться той скупой информацией, которой мы располагаем, и полагаться на собственный опыт и то неощутимое, но очень существенное, что есть в арсенале каждого профессионала – чутье. Итак: шесть (возможно, семь) заговорщиков и кавалерийский полусотник во главе. Необходимо поставить себя на место полусотника и постараться логично и рационально спланировать операцию с точки зрения мятежника. Шмидт вспомнил своего учителя, легендарного контрразведчика, зихерхайтсоберста Майдля, ставшего легендой Департамента еще лейтенантом во времена Максимуса IV, когда он раскрыл крупную шпионскую сеть стран Запада. Он говорил своему ученику, молодому курсанту Шмидту: