Вспомнив Рича Беркли, Алиенора поёжилась. Ну, очень неприятный тип. Хорошо ещё, что дядя, а не жених. Маленький, чёрный весь, хромой к тому же. Но и это не главное. Главное — что неприятный. Смуглая кожа, глаза тёмные, смотрит, как будто сверлит, да еще и голос поскрипывающий. Любопытно, кстати, откуда он взялся такой в её семействе? И отец её, и покойный дед, которого она помнила очень смутно, и старший дядя, Камбер, герцог Беркли, которого она, впрочем, тоже видела очень-очень давно; говорили, что он серьёзно болен — все они отличались высоким ростом, светлыми волосами и зелеными глазами. А граф Клеймор — ну, просто гоблин какой-то. И тот тип, который всюду за ним таскается, Сайрус, тоже такой же чёрный и вылизанный, что ли.
И сын Рича, которого тот привёз с собой, Дрого, граф Марч, похоже, из того же сундука вылез. Мальчишка лет шестнадцати-семнадцати, этакий противный зазнайка с задранным вверх носом. Здравствуйте, кузина, как здесь у вас грязно.
— Вы хоть танцевать-то умеете, — вздёрнув губу, спросил он.
— Пф-ф, — фыркнула Алиенора. Своей макушкой этот чернявый граф едва доставал ей до подбородка. — Не про вашу честь. Подрасти сначала.
Она презрительно повернулась к нему спиной. И ей показалось, что Дрого пробормотал ей вслед что-то гадкое и жутко неприличное. Вспыхнув от гнева, Алиенора, чуть повернув голову, сообщила ему о том, что некоторых из присутствующих здесь рыцарей, похоже, воспитывали в подворотне. Подумаешь. Интересно, его сестра Гвинет Беркли такая же невежа?
У меня вот тоже есть брат, уже в тысячный раз подумала она. Ну, наверное, есть. Где-то есть. И, наверное, высокий и красивый, не то, что этот Дрого. Алиенора вздохнула. В замке Хартворд эта история считалась под запретом, и отец строго-настрого запрещал о ней упоминать, мрачнея каждый раз, как грозовая туча. Девушка слышала этот рассказ неоднократно, но с течением времени он потерял свою остроту.
Когда-то, еще до её появления на свет, у неё были двое братьев-близнецов. Ралф и Эдмунд, которым сейчас исполнилось бы лет по восемнадцать или около того. И однажды ночью недалеко от Стены, на одну деревню, где отановились её родители, напали волки. Сто волков. Тысяча огромных чёрных волков. Кое-кто из стражников, сопровождавших тогда графа, рассказывал эту историю каждый раз полушёпотом, поминая нечистого. Погибли, наверное, человек пять крестьян и двое солдат. А ещё — Ралф Беркли, изуродованное и разгрызенное тельце которого нашли в полумиле от деревни. Эдмунд пропал, скорее всего, его унесли волки, и поиски ни к чему не привели. Граф Хартворд, вне себя от ярости и отчаяния, неделю преследовал стаю этих исчадий ада, но следов младенца обнаружить не удалось. А через полтора года на свет появилась Алиенора Беркли, и её рождение стоило жизни Фьоре, её матери. С тех пор она стала светом в оконце и смыслом существования для графа Рутвена, а сам граф — и в это Алиенора глубоко верила — был самым лучшим и самым нежным на свете отцом.
Дверь скрипнула, и в проёме показалось запыхавшееся лицо Бланки.
— Переоделась? Пошли скорее.
Выскочив за порог, Алиенора свернула влево, по направлению к выходу из башни, но подруга дёрнула её за рукав.
— Не туда. Не нужно через кухню идти. Можно и через кухню, но тогда мимо стражи проходить придётся. Иди за мной.
Подобрав юбки и стараясь не шуметь — вот ведь приключение какое, озорно подумала Алиенора, — они свернули несколько раз по полутёмным коридорам и оказались в двух десятках шагов от главного входа в обеденную залу. Перед входом каменными глыбами высились фигуры стражников в парадных красных одеяниях с алебардами. А прямо перед девушками, почти незаметная между тяжёлыми портьерами, находилась небольшая дверца.
— Нам сюда, — шепнула Бланка, — темно, правда, хоть глаз выколи, но заблудиться невозможно.
Скользнув внутрь, подруги наощупь поднялись по крутой винтовой лестнице и оказались в длинном узком коридоре, прорубленым в толще стены и, как догадалась Алиенора, по внешней стороне огибавшем помещение столовой.
— Тс-с, — прошипела Бланка, взяв её за руку, — нам сюда…
Дверь, ведущая на балкон, по счастью оказалась приоткрыта. Встав на четвереньки, подруги подползли к парапету и, едва дыша, выглянули вниз.
Холл, он же парадная столовая, поражал своими размерами. И высотой — под сводами здесь всегда царил полумрак. Только одна его сторона не примыкала к крепостным стенам и на высоте примерно в два человеческих роста имела ряд узких окон, скорее бойниц, проделанных в каменной кладке десятифутовой толщины; цветные стёкла ещё более задерживали дневной свет, вечерней же порой они казались совершенно чёрными.
Вся зала делилась на три неравные части двумя рядами высоких колонн с причудливыми капителями, а в покрошившихся от времени барельефах с трудом угадывались жутковатые морды сказочных чудовищ, прячущиеся между виноградными листьями. Капители упирались в плоский потолок, поперёк которого тянулись ряды дубовых почерневших от старости балок; некогда раскрашеннных водяными красками, о чём сейчас напоминали только редкие цветные пятна на дереве.
Каменные стены залы были расписаны потускневшими фресками, а местами увешаны щитами, копьями и рогами убитых на охоте животных. По случаю приезда гостей всё свободное пространство сир Равен распорядился завесить коврами и шпалерами, собранными со всего замка, и теперь с разных сторон на Алиенору смотрели вышитые на них лица рыцарей и благородных дам, то скачущих на лошадях, то мирно беседующих друг с другом в зелёных рощах, заполненных невиданным зверьём.
Один из этих гобеленов Алиенора изучила до мельчайших деталей: при обычном течении дел он висел в её собственной опочивальне. Ещё в детском возрасте она проводила целые часы за разглядыванием изображённой на нём очень романтической картинки: страшный дракон, изрыгая пламя, сошёлся в единоборстве с рыцарем, а юная и необычайно прекрасная дева, стоявшая рядом, с мольбой протягивала к своему спасителю руки.
Красные и серые плиты правильно чередовались на полу и несколько ослабляли то общее ощущение мрачности, которое испытывал каждый входящий в это огромное помещение; пол застелили молодой древесной порослью вперемежку с цветами. Середину холла занимал огромный дубовый стол; по случаю праздников его всегда застилали белоснежной скатертью, однако сейчас он был пуст, если не считать десятка кубков и нескольких кувшинов с вином. Вокруг него, как и вдоль стен, стояли многочисленные скамьи с подушками; всё помещение освещалось дюжиной факелов, закреплённых на колоннах.
Возле дальнего от девушек конца стола под бархатным балдахином высилось резное кресло, обыкновенно предназначавшееся для хозяина замка, но сейчас его занимал старший из гостей. Небрежно облокотившись на подлокотник, в нём сидел его высочество Пемброк Даннидир, герцог Ллевеллин, высокий худощавый старик с длинными седыми волосами и небольшой бородкой; герцог приходился родным дядей графу Рутвену. Прочие гости, и в их числе сам граф, без особого порядка занимали места вокруг стола, занятые разговором.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});