Читать интересную книгу Загадка Куликова поля, или Битва, которой не было - Владимир Егоров

В некоторых списках «Задонщины» ее автором назван Софоний Рязанец, но против такой атрибуции имеются и серьезные возражения, так как в других списках автор поминает Софония отнюдь не как самого себя. Мы не будем встревать в научный спор, в любом случае об этом Софонии толком ничего не известно. По одним предположениям он был брянским боярином, по другим — рязанским иноком. В конце концов, многие историки молчаливо приняли некий компромисс считать Софония бежавшим с Брянщины боярином, постригшимся в монахи где-то на Рязанщине. В частности, А. Журавель{12} полагает, что Софоний мог бежать из Брянска в Рязань через Новосиль в смутные для Брянского княжества времена поочередного его завоевания то Литвой, то Москвой в период с 1359 по 1370 год. На мой взгляд, брянский боярин Софоний вполне мог быть автором исходного текста, собственно «Слова», которое представляет собой, вслед за СПИ, типичный пример «дружинного эпоса». Сочиненный боярином текст изначально мог исполняться на пирах устно как былина, а потом его при случае записал с соответствующей ссылкой на автора какой-то безымянный грамотный монах. Или сам Софоний, ставший монахом. Какая нам разница? На самом деле некоторая разница есть. Для нас неважно имя автора, но имеют значение его социальный статус и место написания им «Задонщины».

Что ж, после такого вступления самое время приступить к чтению, чтобы составить собственное представление об источниках отечественной истории. Поскольку, как уже говорилось выше, чтение древних произведений — дело скучнейшее, мы оживим его, читая выборочно и слегка вразбивку. Кроме того, вообще пропустим без ущерба для дела сомнительного качества лирику и бессодержательные подражания СПИ.

Итак, берем книгу в руки и… вопреки опасениям сразу погружаемся в занятный водевиль. «Задонщина» без всяких запевов, заделов и предисловий берет с места в карьер и начинается сообщением великого князя московского Дмитрия Ивановича, на тот момент еще не Донского, своим воеводам о нашествии Мамая: «Пришла к нам весть, братья, что царь Мамай стоит у быстрого Дона, пришел он на Русь и хочет идти на нас в Залесскую землю».

Странно уже то, что об этом событии великий князь информировал своих воевод-собутыльников на пиру у некого Микулы Васильевича. Как будто не о беде великой, а о радостном событии поведал князь между тостами. Вот уж воистину на Руси нет повода не выпить! Однако, что у трезвого на уме, у того… язык его — враг его. Лишку сболтнул спьяну великий князь, по существу признал замалчиваемый советскими и российскими историками факт, что подвластная ему Залесская земля — Москва и великое княжество Владимирское — это, как бы помягче выразиться, не совсем Русь. Настоящая Русь, Русская земля, по словам самого с трудом вяжущего лыко Дмитрия, она там, у быстрого Дона, где стоит Мамай. И автор «Задонщины», вторя великому князю и развивая его мысль, уточняет, что она еще дальше — у славного Днепра, над которым возвышаются горы Киевские: «Пойдем, братья, в северную сторону — удел сына Ноева, Афета, от которого берет свое начало православный русский народ. Взойдем на горы Киевские, взглянем на славный Днепр, а потом и на всю землю Русскую».

Как видим, автор «Задонщины» не терял время на княжеском пиру, мед-пиво пил, и по усам его текло, и мимо рта не проливалось. Сразу желая показать читателю, что с ним не заскучаешь, в первом же тосте несет захмелевший автор занятную околесину. По какой немыслимо странной ассоциации, едва заслышав о Мамае, стоящем у Дона, зовет он не куда-нибудь, а на киевские горки, да еще при этом в северную сторону?! Однако никто из присутствующих на пиру удивления не высказывает: что ж, против Мамая — так против Мамая, в Киев — так в Киев, на́ полночь — так на́ полночь. Нам-то, мол, что — люди служивые, привычные. Тут главное — точнехонько сориентироваться, а то все вокруг как-то кружится, кружится… Где там ковш Большой Медведицы? О, кстати, о ковшах. Как там у классика? «Ковши круговые, запенясь, шипят»… Правильно, чего им зря шипеть? Еще ковшик-другой на посошок и — на север, на север, на север!.. Плевать, что Киев в противоположной стороне, да и, вообще-то, как и ныне, за границей, в «незалежном» Великом княжестве Литовском. Да хоть бы за девятью морями. Нам после одного-другого пенного ковшика и море по колено.

Так и ушел бы князь с собутыльниками воевать с Мамаем к белым медведям, да, к счастью, прочие князья русские, не званные к хмельному застолью и сохранившие головы более трезвыми, проявили большую осведомленность и в географии, и в текущем международном положении: «К славному городу Москве съехались все князья русские и говорили таково слово: «У Дона стоят татары поганые, Мамай-царь у реки Мечи, между Чуровым и Михайловым, хотят реку перейти и с жизнью своей расстаться нам во славу»». Итак, по словам более трезвых и лучше ориентирующихся в географии князей, у реки Мечи стояли трое: Мамай и два населенных пункта, Чуров и Михайлов. Что за Меча, что за пункты? От захмелевшего автора объяснений не дождешься. Другое дело А. Фоменко, его объяснение мы уже знаем. Но оно не единственно возможное.

К делу отношение могут иметь две реки с таким названием: Меча, приток Вожи, близ которой Дмитрий Иванович громил татарского темника Бегича в 1378 году, и Меча (ныне Красивая Меча), приток Дона, где, как считается, произошла Куликовская битва 1380 года. Казалось бы, что за вопрос, конечно речь о второй, притоке Дона, текущем близ Куликова поля. Да вот, смущают Чуров и Михайлов. Существовали ли в конце XIV века какие-то поселения на Красивой Мече? Неизвестно. Край далекий, неведомый, непонятно кому принадлежащий, постоянно живущий под угрозой разорения то ордынцами, то литвинами, то московитами. Вряд ли там в конце XIV века вообще было какое-либо постоянное население. Вот как оценивал заселенность тех краев советский историк М. Тихомиров{13}: «К югу от Оки, вплоть до Черного моря, лежала обширная полупустыня. Даже в конце XIV века [т. е. как раз во время Куликовской битвы. — В.Е.], спустя 150 лет после первых татарских погромов, путешественник, плывший по Дону, не увидел здесь поселений». Может быть суждение о полупустыне несколько преувеличено, но крупных постоянных населенных пунктов, которые могли бы служить ориентирами, в Подонье, по-видимому, действительно к концу XIV века не осталось.

Правда, вроде бы где-то в тех местах в XIII веке существовало то ли поселение, то ли какое-то временное пограничное рязанское укрепление, основанное князем Михаилом Всеволодовичем и якобы получившее по основателю название Чуры Михайловы. Но в последней четверти XIV века Подонье уже не было рязанским, и в нем от всех Михайловых и прочих чур ничего не осталось. Однако смутная память о единственном географическом ориентире в тех краях, возможно, могла породить сразу два фантома: Чуров и Михайлов. В любом случае, вряд ли можно сомневаться, что во времена Мамаева побоища на Красивой Мече ни Чурова, ни Михайлова и никаких других населенных пунктов не было. А вот на другой Мече, притоке Вожи на севере Рязанского княжества, городки наверняка стояли. Но не Чуров и не Михайлов.

Города Чурова нет на карте нашей родины. Но существовал такой городок Щуров на правом берегу Оки у впадения в нее Москвы-реки, ныне это заокский район Коломны. А в сотне километров к югу на берегах притока Оки речки Прони стоит город Михайлов, райцентр Рязанской области. И, что поразительно, место Вожской битвы у впадения рязанской Мечи в Вожу действительно находится примерно посередке между двумя этими городами, к тому же всего-то в нескольких километрах от северо-западной окраины Рязани! Жаль только, что, согласно нашим энциклопедиям, Михайлов возник только в середине, а Щуров и вовсе лишь в конце XVI века. Следовательно, в «Задонщине» речь идет не о них. А о чем? Да Бог (и, разумеется, А. Фоменко) его знает, если, конечно, «Задонщина» писана в XIV, а не в XVI веке! Однако, считается, что в XIV, причем почти сразу после Мамаева побоища, которое было…

Кстати, а что там по этому поводу в самой «Задонщине»? А в «Задонщине» вот что: «А от Калкской битвы до Мамаева побоища сто шестьдесят лет». Сражение на Калке имело место в 1223 году. Следовательно, если верить «Задонщине», Мамаево побоище произошло в 1383-м, в крайнем случае с учетом особенностей древнерусского счета лет{14} — в 1382 году. Однако традиция приурочивает Куликовскую битву к 1380 году, а другие даты, возникшие в альтернативных сценариях, как мы уже видели, еще более ранние. Получается, автор «Задонщины» после хорошего застолья не очень-то ориентируется не только в пространстве, но и во времени. Впрочем, чего с него взять — поэт. А великому князю Дмитрию Ивановичу, не поэту, чтобы одолеть не какого-нибудь там Бегича, а конкретно Мамая, никак нельзя было плюнуть на все и попировать еще пару-тройку лет — тогда пришлось бы ему воевать уже с другим супостатом, так как, согласно нашей летописной традиции, не прожив и года после поражения в Куликовской битве Мамай отправился к своим татарским праотцам. А в 1382 году другим супостатом оказался бы Тохтамыш, воевать с которым Дмитрию, как мы знаем, было почему-то не с руки.