Филипп озадаченно всмотрелся в тусклый пейзаж. Солнце снова скрылось за лесом, где небо было на малую толику светлее, чем по другую сторону. Громадные тучи, нависшие над долиной, распухли еще больше.
— Фотография должна нам помочь, — сказал Филипп, возвращаясь в дом за портретом Виты. Но даже яркий свет, источаемый снимком, был бессилен перед мраком долины Смерти. Толку от него было не больше, чем от карманного фонарика.
— Так не пойдет, — сказала Сатина. — Мы рискуем упустить что-то важное. Давай дождемся следующего вечера. К тому же похолодало.
Она покосилась на небо, где темнота жадно пожирала клочки стальных туч.
— И, кажется, вот-вот пойдет дождь.
— Ты права, насчет первого, а насчет дождя ошибаешься, — раздался во мраке чей-то голос.
Филипп развернул фотографию, направив пучок света в темноту, и высветил лицо Мортимера, походившее на скривившуюся луну. Он шел к дому по тропинке, ведущей через сад, но даже сейчас, когда друзья знали о его присутствии, они не слышали шагов. Он ступал абсолютно беззвучно.
— Где вы были? — поинтересовался Филипп.
— Работал. Еще остались смертные люди, — ничего не выражающий взгляд посмотрел на Филиппа в упор. — Надеюсь, ты этого не забыл?
Филипп бросил дерзкий взгляд в ответ:
— Нет, я помню!
— Я зашел выпить кофейку. Потом снова по делам. На этот раз надолго. Сначала землетрясение, потом — крушение самолета. Приходится задерживаться допоздна.
Мортимер подавил зевок, и серьезная мина сошла с его лица. Сейчас он стал похож на обычного усталого старика. Очень усталого и очень старого.
— Почему вы сказали, что я ошибаюсь насчет дождя? — спросил Сатина, указав взглядом на небо. — Вполне грозовые тучи.
— Здесь небо всегда такое, — ответил Мортимер. — Но дождя не бывает.
— Почему?
— Вода, как и солнечный свет, дает жизнь. Поэтому здесь вы не встретите ни того ни другого. Ну, рассказывайте, удалось что-нибудь найти?
— Мы перерыли весь дом, но… — Филипп покачал головой, — ничего.
— Хм.
На секунду показалось, что Мортимер огорчен. Но вскоре лицо его снова приняло привычное суровое выражение. Поравнявшись с Филиппом у входной двери, он сухо бросил:
— Тогда у тебя не будет твоей попытки!
Филипп сжал в карманах кулаки, а Сатина наклонилась к нему и шепнула на ухо:
— О чем он говорит, Филипп?
— Ни о чем, — как ни в чем не бывало ответил Филипп и отвернулся. — Мортимер?
Смерть остановился на пороге и повернулся к нему лицом:
— Слушаю тебя, Филипп.
— Мы с Сатиной хотим поиграть в кости, — сказал он. — У вас нигде не завалялась парочка?
Мортимер постоял какое-то время в дверях, пристально глядя на Филиппа. Потом повернулся спиной и исчез в доме.
— Это что еще такое? — взгляд Сатины выражал полное недоумение. — Что между вами происходит?
— Ничего, — вздохнул Филипп. — Ничего такого. Пойдем в дом, я совсем продрог.
Где-то позади них послышался храп Адской лошади. Филипп покрылся мурашками.
— «У вас нигде не завалялась парочка?» — тихо повторила Сатина, закрывая за собой дверь, и исподтишка хихикнула. — Как ты его, Филипп! Хотя на тебя такие проделки не очень похожи. Если продолжишь в этом духе, у тебя точно снова вырастут рога!
* * *
На следующий вечер друзья возобновили поиски в саду. В их распоряжении было несколько часов от восхода солнца до наступления полной темноты. Но этого явно не хватало.
Они обшарили весь сад от одного конца до другого, но ничего необычного так и не обнаружили. Вдобавок находиться на улице слишком долго было невозможно. Ветер пронизывал до костей.
— Теперь остались только лес и долина, — сказал Филипп. Он стоял у облезлой калитки, за которой начинались холмы и лес.
— Ну где-то же есть хоть какой-то след, должен быть след.
— Мы здесь завязнем на целую вечность, — недовольно бурчала Сатина.
И она была права. Лес был очень обширным. На самом деле бесконечным. Мортимер так и сказал им. Но нужно было попытаться, потому что…
— У тебя есть другие предложения? — съязвил Филипп.
Сатина молчала, уставившись в землю, и Филипп понял это молчание как отрицательный ответ. Он уже повернулся спиной к калитке, чтобы пойти обратно в дом, как вдруг Сатина вцепилась в него. Она прищурилась, как будто что-то заметила.
— Портрет Виты у тебя с собой?
— Нет, он в спальне. А что?
— Беги за ним скорее.
Через пару секунд Филипп снова стоял рядом с темптаном, в руке у него была светящаяся рамка, посылавшая в темноту белый луч света. Он протянул снимок Сатине, смотревшей на что-то в упор.
— Что ты увидела?
Она не отвечала, просто направила луч на траву, которая росла за калиткой. Потом кивнула.
— У преступника на ногах была земля.
— Земля? — удивленно повторил Филипп. Он перегнулся через изгородь и посмотрел на освященное пятно. — Но тогда и в доме остались бы следы… — Филипп запнулся, догадавшись, что Сатина имеет в виду.
Сухая трава на крохотном пятачке перед калиткой была примята. Словно притоптана и присыпана грязью.
— Конечно, нет, если он сначала вытер ноги, — сказала Сатина. — Здесь он их и вытер.
— Или она, — добавил Филипп, и сердце его забилось чаще. — След! Наконец-то у нас есть след!
— Хотя этот след нам, в общем-то, ничего не дает, — Сатина кивнула в сторону примятой травы. — Здесь он заканчивается.
— Вовсе нет, Сатина. Он здесь только начинается! Если преступник испачкал ноги по дороге сюда, то и на обратном пути он наверняка тоже их испачкал. Значит, где-то в лесу…
—..должны быть его следы, — подхватила Сатина.
— …или ее следы.
Сатина уставилась в темноту, заключившую осенний пейзаж в свои крепкие объятья.
— Найти их будет непросто.
Филипп кивнул и посмотрел в том же направлении.
Где-то вдали за грядой холмов простирался лес, бесконечный, как сама смерть. Там, в лесу, под согнутыми ветвями деревьев, под ковром из сухих листьев в грязи отпечатались чьи-то следы.
— Теперь мы, по крайней мере, знаем, что нам есть что искать!
15
Большие и маленькие перемены
— Ты нашла что-нибудь, Сатина?
— Нет, а ты?
— И я не нашел.
* * *
— Филипп, Филипп!
— Что случилось? Ты что-то нашла?
— Нет. Может, хватит на сегодня? Я замерзла.
— Еще полчасика. Пока не стемнеет.
* * *
Так проходили вечера.
— Лес стал другим, — заметила Сатина на четвертый вечер, когда друзья продолжали поиски следов под опавшими листьями.
Они устроились на поваленном дереве с куском черного хлеба на двоих. Как и в три предыдущих вечера, на закате друзья отправились в лес. Как и в три предыдущих вечера, им не удалось ничего найти. Мортимер дома не появлялся.
— Что ты имеешь в виду? — спросил Филипп не потому, что не понял, о чем она говорит. Он все понял. И тоже заметил это. В лесу действительно произошли перемены. Он просто не мог уловить, какие именно.
Сатина, по-видимому, тоже не могла.
— Я не могу определить, что не так, — продолжала она, — просто такое странное ощущение.
Филипп с трудом проглотил последние крошки.
— Пора за работу. Я буду искать здесь.
Сатина вздохнула и покорно отложила свою половину хлеба в сторону.
Они разошлись и снова принялись ворошить листья. Они искали, искали и…
На этот раз кое-что нашли.
— Филипп, иди сюда! — закричала Сатина, ее голос откликнулся эхом в лесной тишине.
Филипп подбежал к ней.
— Что ты нашла? След?
— Нет, но взгляни-ка на это.
Она указала пальцем на землю.
Филипп, раскрыв рот от удивления, уставился на крошечный робкий цветок, пробившийся на свет из промерзшей почвы. Казалось, ему было зябко на прохладном ветру. Одиноко. Такой хрупкий и в то же время такой сильный.
— Подснежник, — зашептал Филипп, — первый цветок года.
В ту же секунду его осенило. Вот что случилось с лесом. Вот почему так сложно было это уловить. Ведь другим стал не только лес. Все вокруг изменилось — ветер, воздух, небо. А точнее — все менялось прямо на их глазах.
— Наступает весна, — пробурчал Филипп, глядя по сторонам.
— Весна? — повторила Сатина.
Он кивнул:
— Посмотри вокруг. На деревьях стало больше листьев, а небо… оно посветлело. Даже ветер не такой холодный, как обычно. В воздухе больше тепла. Больше света. Мы и не заметили, как дни, вру, вечера стали длиннее. Весна приходит. — Он наморщил лоб. — Но почему?
Сатина подняла голову на кроны деревьев, ветви которых все меньше напоминали паутину:
— Потому что смерть перестает существовать. Жизнь лишает Мортимера жизни. — Она опустила взгляд на землю и принялась изучать прелестный цветок, чьи лепестки подрагивали на ветру. — Красивый.