траву и растворились в луже.
— Спасибо, — еще тише прошептала я. — Спасибо за жизни оставленные. Спасибо, от детей ваших.
Внезапно меня резко дернули. Я взлетела и оказалась на одном уровне с глазами цвета воронова крыла. Муж выхватил нож из моих рук, поставил меня на землю и принялся осматривать. Он повертел мое лицо, тронул плечи, грудь и руки. Нашел небольшой кровоточащий порез.
— Зачем? — он схватил мою кисть и показал как из ранки сочится кровь.
Я поджала губы.
Не поймет меня Радим. Осудит, каяться заставит, в бесовщине обвинит. Не услышит ни слов моих, ни заветов древних.
Для него я ведьма, которая принесла кровавую жертву грязи под ногами. И смотрит он на меня, как на юродивую. Еще секунда без моего ответа и он меня ударит.
— Я просила заговор от дождя произнести. Ничего бы делать не пришлось сделай ты, как я просила, и не вымокли бы мы, как псы бездомные, — тихо прошептала я.
В глубине его глаз вспыхнуло пламя, но не от желания ко мне, а от злости. Но меня тоже начал наполнять огонь.
— Я сестра колдуна, и дед у меня колдун был, отец — шаман, — я решила высказать ему все. — Ты знал кого в дом приведешь. Я волосы свои ни от кого не скрывала и в дом тебя не заманивала.
Пусть сейчас, без свидетелей и лишних глаз побьет — успокоится. Я стерплю, зиму переживу и уйду с дочерью. Жить согласна даже в лесу, но выплесну свое недовольство. Если буду долго такое терпеть, то совсем сломаюсь и сила моя потухнет. Я не готова с огнем своим расставаться. Не хочу от людей судь свою ведовскую прятать. Прокаженной жить и волю свою забыть.
В дом лесничего меня внесли на руках. Моя фигура, перемотанная всеми оставшимися сухими тряпками, напугала девочек. Они вжались в угол теплой печи и оттуда только глазенками поблескивали.
— Доброе утро! — радостно поприветствовала своих малышек.
Радим усадил меня на лавку, а сам пошел вещи с телеги снимать. Я высунулась из бабочкиного кокона и обняла доченьку, с которой вчера едва не попрощалась. Ульянка тоже решила стать причастной к воссоединению.
— Ночью кони пришли, а вас нет. Марьянка плакала, надрывалась, — захлебываясь словами, начала рассказывать девица. — Потом мужик какой-то в тряпках пришел, с головой нечесанной. Дров сухих принес и молока. Марьянка сразу успокоилась. А этот гость незванный огонь разводил, да все что-то бубнил. Я только пару слов разобрала "то не надо, то надо". Думала, что колдун какой. Он ведь после дождя, а на нем ни одной мокрой ниточки. А утром, когда уходил, буркнул "матери спасибо скажИте".
Тут она заметила мои перевязанные одеялом ноги и посмотрела на мое сияющее лицо. На ее милой мордашке промелькнул испуг.
Но я была счастлива и прижимала дочку к груди.
— За что хозяин связал? Разгневался? — прошептала она.
— Мару и Морену за жизни оставленные благодарила, — очень тихо прошептала я, уткнувшись носом в светлые волосенки.
Не связал меня вовсе муж, хоть и отругал. Я даже удивилась его потоку слов. Обычно молчаливый, а возле телеги будто ливень из него вырвался.
— А что в откуп дала? — так же тихо воскликнула она, зачарованно заглядывая мне в лицо.
— Кровь, — загадочно произнесла.
Девушка вздрогнула. Отпрянула от меня и едва не завизжала, когда дверь распахнулась и появился Радим.
Тот оставил узлы, оглядел комнату и заметил испуганную девушку. Недовольно поджал губы, бросил пронизывающий взгляд в мою сторону.
— Помогай, — приказал он девице и придержал дверь, чтобы Ульяна не посмела задержаться ни на секунду более, рядом со мной.
Они ушли, а я глупо улыбалась, будто правда юродивая.
Меня переполняло ощущение счастья. Потому что муж меня не ударил за инаковерие и непослушание. Не наказал за своеволие, а выслушал и сказал:
— Без крови.
Он был не против остальных даров, но боялся что я себя покалечу. А в кокон замотал потому что я вся мокрая, да грязная. Меня от холода утреннего потряхивало.
Это я ему еще имен богинь не говорила, кому кровь даровала. Наверное, точно бы связал после моих откровений.
Опять улыбка озарила мое лицо.
Вошел Радим и опять оценил обстановку. Он явно не понимал почему я лыблюсь. Наверное, он меня к знахорке поведет, чтобы разумность проверить. Но я все равно одариваю его хмурое настроение счастьем.
10
Небольшая хижина в лесу стала приютом для нас. Пока вещи сушились у печи, вода сходила с дорог. Телега стояла на просушке и кони траву жевали.
В маленькой тесной комнатенке было тепло, сухо и весело. Особенно после того как мы все искупались и переоделись в чистое, да сухое.
К вечеру обе девочки рассопатились, пришлось мне Радима просить помочь им как ведунья. Клялась и божилась, что к богам сейчас обращаться не буду. Сама, с помощью травок справлюсь.
Отпустил. Правда, сам за мной пошел в лес за снадобьем. А я и не возражала. Пускай смотрит, наблюдает, да на ус свой мотает.
Была у меня одна искристая идея — колдовским навыкам его обучить. Понимала конечно, что слишком стар он для этого и взгляды на мир у него закостенелые. Но ведь попробовать можно. Пусть хоть самую капельку к границе между явью и навью подойдет.
Когда из леса возвращалась небольшую детскую колыбель заметила. Из дерева, узорчатую будто из тончайшего кружева сплетенную. Она на солнышке просыхала и своим нарядным боком меня привлекала.
Неужели муж уже к наследникам готовится? И кто тот мастер, что из дерева любой узор "плетет" будто ткет?
Чай у меня получился наваристый. Детей в одеяло замотала, а то Ульянка мерзнуть стала. Марьянку к мужу под бок пихнула — тот горячий, как сама печь, а к приживалке пока нельзя.
Радим против не был, только рассматривал девочку со всех сторон будто примерялся к ней. Выяснил, что его кулак больше детской головки и старался прикасаться к ней только подушичками пальцев.
Выглядело это забавно.
Ульянке к ночи стало совсем худо. Ее всю трясло и крутило от холода. При этом ее тело жар страшный излучало.
Достала из своих свертков железную флягу с самогоном и растерла ее всю. Каждый час или два водой теплой с уксусом натирала. Компресс холодный делала, чай на малиновых листьях литрами вливала. К утру девочку мор