и вот она стоит. Самая прекрасная штучка, которую я когда-либо видел за всю свою жизнь.
Я был в Европе и видел Сикстинскую капеллу. Я наблюдал, как над вулканом на Гавайях садится солнце. Я видел в этом мире тысячи вещей, которые считаются прекрасными, но с уверенностью могу сказать, что все они меркнут по сравнению с женщиной, стоящей передо мной.
Слава Богу, что я не стою, потому что у меня слабеют колени только оттого, что я вижу ее такой. Она похожа на невесту, облаченную в белое и ожидающую, когда придет жених и унесет ее. К счастью для Джорджии, я как раз этот мужчина.
— Мы начнем торги с двадцати миллионов долларов, — говорит ведущий, а я отрываю взгляд от красоты передо мной и пристально смотрю на него.
Двадцать миллионов? Должно быть двести миллионов. Как он может оскорблять ее такой низкой ставкой? В толпе тишина, но потом кто-то говорит:
— Двадцать миллионов! — слышу я позади себя, и мое сердцебиение учащается. Я ни за что не позволю ей ускользнуть из моих рук.
— Тридцать миллионов! — кричу я, и в комнате на мгновение воцаряется тишина.
Я вижу, как Джорджия улыбается и расправляет плечи, будто она решила, что все это игра, и собирается начать играть.
— Тридцать два миллиона! — Слышу я слева от себя, но не поворачиваюсь, чтобы посмотреть, кто это.
Джорджия начинает ходить по сцене, будто участвует в конкурсе красоты, двигая своими пышными бедрами, и машет толпе.
Какого хрена? Как она смеет улыбаться этим мужчинам? Это мои улыбки! Мне все равно, фальшивые они или нет. Я не позволю ей разбрасываться ими, будто они ничто.
— Сорок миллионов! — кричу я, не заботясь о том, что почти ору свою ставку.
— Сорок пять миллионов! — кричит кто-то справа от меня, и я чуть не выскакиваю из своей кожи.
Я вижу, как Джорджия подходит к ведущему и хлопает его по плечу. После короткого разговора она забирает у него микрофон и возвращается в центр сцены.
— Приветики всем. Я просто хотела представиться. Я Персик, и я очень счастлива быть здесь. Я знаю, как приготовить лучшие булочки, которые вы когда-либо пробовали, и обещаю, что меня зовут «Сладкие сливки» не просто так.
Она проходит сквозь свет софитов, смотрит сверху вниз прямо на меня и, блядь, подмигивает.
Этого достаточно, чтобы вызвать у меня приступ ярости. Никто не узнает, какие у нее булочки, и они, черт возьми, никогда не узнают, почему я зову ее так.
— Семьдесят пять миллионов! — кричу я, вставая и опрокидывая стул, на котором сидел.
— Раз, два, продано! — быстро говорит ведущий, ударяя молотком.
Я вижу, как улыбка сползает с ее лица, когда она понимает, что аукцион окончен и больше ни у кого не будет шанса сделать на нее ставку. Я вижу момент, когда она понимает, что она моя и что она не уйдет от меня. Возможно, она недовольна тем, как это произошло, но будь я проклят, если она отправится к кому-то другому.
Поднимаясь на сцену, я смотрю туда, где она стоит, и поправляю пиджак.
— Убирайся со сцены, Сладкие сливки. Ты моя.
Глава 11
Дон
Я все еще чувствую напряжение, пока жду Сэм и Джорджию в комнате для контрактов. Минуты тикают, пока я расхаживаю туда-сюда, истаптывая тонкий ковер. Я боюсь, что она может снова попытаться убежать, и все, что я могу сделать, — ждать, но все же выставил снаружи охрану у всех дверей… на всякий случай. Я продолжаю пытаться успокоить свои нервы, не могу вспомнить, когда в последний раз был вот так на грани. Я всегда спокоен и собран, но Джорджия скрутила меня в тугой узел. Я чувствую, что в любой момент могу сломаться, и да поможет Бог любому, кто встанет у меня на пути к ней, если это произойдет.
Когда дверь, наконец, открывается, мой взгляд останавливается на Сэм. У нее в руках бумаги, а на красных губах ухмылка. Я все еще не знаю, должен ли благодарить ее или нет, но на данный момент это действительно не имеет значения.
— Где… — я замолкаю, когда вижу позади Сэм миниатюрную Джорджию. Я оказываюсь рядом прежде, чем кто-либо успевает запротестовать, притягиваю ее к себе и завладеваю ее губами в собственническом поцелуе. Сначала она напрягается, прижимаясь ко мне, а затем медленно начинает растворяться. Она слегка приоткрывает губы, и ее вкус на моем языке вызывает страсть и похоть, накатывающие на меня тяжелыми волнами. Я беру ее губы более агрессивно, и ее стоны наполняют меня. Самый сладкий звук, который я когда-либо слышал. Я могу потерять их. Потерять ее. Даже если бы я выследил ее, на это могли уйти недели, может даже месяцы. Пришло время кому-то другому попытаться забрать ее у меня. Я не знаю, как ей удавалось так долго обходиться без мужчины, пытающего надеть ей на палец кольцо. Или желающего заделать в ее маленьком теле ребенка.
Сэм покашливает рядом с нами, заставляя неохотно разорвать поцелуй и отрывая меня от мыслей заклеймить ее как мою. Я просто хочу завершить последние дела и вернуться в наш люкс. Я хочу выбраться отсюда и начать забывать все, что тут было. Я хочу забыть, что позволил всему происходящему дойди до этого. Джорджия возможно и согласилась пройти через аукцион, но если бы я сделал то, что должен был, до этого никогда бы не дошло. Начнем с того, что она никогда не выбралась бы из моего люкса.
— Я знаю, что она куплена и оплачена, но мне не нужен предварительный просмотр того, что ты планируешь с ней делать.
Я пристально смотрю на Сэм, мне не нравится, что она думает, будто это все гребаная шутка.
По крайней мере, я извлек из этого кое-что. Я выхватываю бумаги из рук Сэм и достаю из внутреннего кармана ручку. Я пользуюсь соседним столом, чтобы подписать оба контракта, а затем жду, пока Джорджия и Саманта тоже поставят подписи. Как только они это делают, я беру документы и складываю оба листа бумаги, убирая их в карман вместе с ручкой.
Она моя. Даже больше, чем думает. Меня охватывает спокойствие, и это то, чего я на самом деле не чувствовал с тех пор, как увидел ее.
— Ты сказала ему, что я буду здесь, не так