Я усмехнулся.
— Я же сказал: прощай. Впрочем, спасибо, что ты избавила меня от бессонницы.
— Не надо меня презирать.
— А я и не презираю. Просто я никогда тебе не верил.
Она отвернулась.
— Спокойной ночи, леди. Жаль с вами расставаться, но ничего не поделаешь.
Меня проводили до вертолета. Помогли забраться в салон.
— Вы слишком впечатлительны.
— Если вас отпустят, вы увидитесь с ней?
— Я никогда с ней больше не увижусь, — мрачно ответил я. — И с вами тоже.
Человек с пистолетом усадил меня на заднее сиденье. Потом он и его приятель заняли места у иллюминаторов и велели пилоту взлетать.
Затарахтел мотор, и мы взмыли в небо. Румоко внизу рыкнул и плюнул в небо огнем.
Ева, прости меня. Я не знал. Даже не подозревал, что такое может случиться.
— Нас предупредили, что вы опасны, — сказал человек с пистолетом. — Прошу не делать резких движений.
«Ave, atque, avatque[9], — гулко простучало в моем сердце. — Двадцать четыре часа», — мысленно напомнил я Швейцеру.
Забрав у Уэлша свой заработок, я возвратился на «Протей» и дней на десять зарылся в книги по дзен-буддизму. К желанному успокоению это не привело, поэтому я отправился к Биллу Меллингсу и напился в стельку. Протрезвев, я с помощью его передатчика окончательно ликвидировал Альберта Швейцера. Биллу я наплел с три короба о красотке с огромными грудями.
Потом мы отправились на рыбалку. Это убило две недели.
В то время меня вообще не существовало на свете. Я стер Альберта Швейцера с лица земли. И часто ловил себя на том, что не хочу больше жить.
Когда ты убиваешь человека — пусть даже в безвыходной ситуации, — в душе остается ожог, постоянно напоминающий о ценности человеческой жизни.
Это произошло медленно и бесшумно. Есть на свете вирус, о котором многие и слыхом не слыхивали, но к которому я выработал иммунитет. Я сдвинул камень в перстне и выпустил вирус на волю. Только и всего. Я так и не узнал имен конвоиров и пилота. Даже не разглядел толком их лиц.
Вирус умертвил их за две минуты. Чтобы избавиться от наручников, мне потребовалось меньше двенадцати секунд. Я посадил вертолет у берега, искалечив его и растянув сухожилие у себя на запястье. Выбрался на сушу и пошел прочь.
Охранники и летчик выглядели так, будто их поразил инфаркт миокарда или атеросклероз мозга.
Обстоятельства требовали, чтобы я поглубже спрятался «в тень». Свое собственное существование я ценил чуточку выше, чем существование тех, кто брал на себя смелость причинять мне хлопоты. Но это отнюдь не означает, что мне не было невыразимо тошно.
Кэрол о многом догадается, думал я, но Центральный интересуется только фактами. Морская вода, проникнув в вертолет, скоро уничтожит вирус. Никто не докажет, что этих людей убил я. Тем более, что тело Альберта Швейцера, судя по всему, при крушении вертолета было выброшено через люк и унесено отливом.
Если случайно я столкнусь с человеком, знавшим старину Аля, он, несомненно, обознается.
Мне совершенно нечего опасаться. И все-таки, возможно, я иду не тем путем. Мне по-прежнему чертовски тяжко.
Румоко Из Пучины дымится и растет, подобно голливудскому монстру, из тех, на которых отыгрываются и постановщики фантастических фильмов. Через несколько месяцев он угомонится. На него завезут плодородную почву, и перелетные птицы удобрят ее гуано. Люди высадят красные мангры для укрепления приливно-отливной полосы, и поселят на острове насекомых. Когда-нибудь таких островов будет целая цепь, если верить ученым.
Какое ужасное противоречие, скажете вы: создавать новое жизненное пространство для населения Земли и одновременно уничтожать старое, губя при этом тысячи людей!
Да, сейсмический удар повредил сферу Нью-Сейлема. Погибли очень многие. И тем не менее летом начнется создание нового вулканического острова — сына Румоко.
Жители Балтимора-II встревожены не на шутку, но следственная комиссия Конгресса установила, что причина нью-сейлемской катастрофы — в конструкционных недостатках сферы. Несколько подрядчиков привлечены к суду, а двое даже объявлены банкротами.
Все это не очень красиво и совсем не величественно, и я никак не могу простить себе, что посадил под душ того паренька. Насколько мне известно, он жив, хотя навсегда останется калекой.
В следующий раз будут приняты более действенные меры предосторожности, обещают ученые. Но за эти обещания я не дам и ломаного гроша. Я никому и ничему не верю.
Если погибнет еще один город, как погибла ты, Ева, то проект будет заморожен. Но я не верю, что навсегда. Его авторы и исполнители сумеют выйти сухими из воды и снова возьмутся за старое.
Пока мы, люди, способны на такое, я не смогу поверить, что для демографической проблемы нет иного решения, кроме создания островов.
Между прочим, я считаю, что в наше время плотность населения можно контролировать, как контролируется все на свете. За такой контроль я и сам проголосую, создав новую личность, и даже не одну, — пусть только объявят референдум. Пускай строят новые «пузыри», пускай осваивают околоземное пространство — но никаких Румоко. Людям еще рано играть в такие игрушки.
Вот почему я, Фрэнсис С. Фитцджеральд, даю слово: никогда из пучины морской не появится уродливая макушка третьего Румоко. Впервые с тех пор, как меня не стало, я возьмусь за серьезное дело не по просьбе Уэлша, а по собственной инициативе. И не потому, что я такой альтруист: просто мне кажется, я в долгу у человечества, на теле которого я паразитирую.
Пользуясь выгодами своего положения, я раз и навсегда покончу с искусственными вулканами.
Каким образом, спросите вы? В крайнем случае, превращу сына Румоко во второй Кракатау.
В последние недели Центральный (а значит, и я) узнал о вулканизме очень много нового. Я изменю расстановку ядерных зарядов. Рождение нового монстра будет сопровождаться сейсмическими толчками невиданной силы. Возможно, при этом погибнет немало людей. Но и без моего вмешательства Румоко II уничтожит не меньше человеческих жизней, чем Румоко I.
Надеюсь, на этот раз мне удастся проникнуть в верхний эшелон руководства проектом. Наверняка следствие, которое ведет Конгресс, вызовет значительные кадровые перестановки. Появится много вакансий. А если учесть, что я и сам могу создавать вакансии...
Человечеству будет за что благодарить отцов проекта, когда потрескается несколько сфер, а над Атлантикой вырастет огнедышащий Эверест.
Вас, читатель, забавляет моя самонадеянность? Смею заверить: я не бросаю слов на ветер.
Блесна полетела за борт. Билл глотнул апельсинового сока, а я — сигаретного дыма.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});